В Афгане время свое. Оно, то будто спрессовывается во время боя, то растягивается до встречи с близкими людьми. 14 апреля 1983 года Андрея вызвал командир и велел собираться вместе с ним в Саланг, а потом … в отпуск! Отпуск! Долгожданный отпуск! Двадцать минут на сборы и в дорогу! В Саланг.
Перевал Саланг. Шоссе-тоннель длинною в 3600 метров, проникающий, будто вбуравливающийся, в горы на высоте примерно 4000 метров над уровнем моря. Суровый и опасный Саланг. Снежные вершины гор снаружи и темный опасный тоннель внутри. Когда проезжали 26 опорный пункт Андрею показалось знакомым радостно улыбающееся лицо капитана в темных очках и панаме. Но останавливаться было запрещено. Как только Андрей оформил документы на отпуск, решил все же заскочить на опорный пункт, проверить, кто этот знакомый незнакомец. Незнакомцем оказался друг, Сережка Марченко. Он командировался в Афган через две недели после Андрея, и был назначен командиром роты в селении Мальхам. Служили они рядом, но узнали об этом случайно. Встреча была короткой. Времени не было. Перекинулись дежурными фразами. Андрей пообещал Сергею по возвращении из отпуска приехать в Мальхам с украинским сальцем и горилкой.
− Ну, давай, Серьога! До зустрічі, – пожимая руку Сергея, сказал Андрей. – Може, твоїм що-небудь передати? Лист або посилку?
− Спасибо, Андрюха. Не надо. Да и нет их там. Уехали они. К родителям жены. Ты сам возвращайся побыстрей, и с новостями.
Они были твердо уверены в том, что через месяц встретятся. Обнялись.
В середине мая, возвращаясь из отпуска, Андрей попал под обстрел. Свои против своих бомбили. Выбраться к Сережке в Мальхам удалось только через пару недель. Андрей приехал в опорный пункт, приготовил угощение, но вместо Сережки вышел безусый лейтенант. Окинул взглядом угощение, затем Андрея, и отвел в сторону глаза. Андрей, провел рукой по недавно стриженым волосам и спросил:
− Я не зрозумів! А де Марченко?
Лейтенант кивнул головой на «высотку»:
− Бронежилет этот, видишь? … Это командир… Срочно надо было переминировать подступы к «высотке». Сменился личный состав. Солдатики из учебки минировали в спешке. Впопыхах забыли составить карту минных полей. Выяснилось это, когда саперы уезжали из опорного пункта. Карту никто делать не стал. А на «высотке» люди сидели без еды и воды. Сергей сутки звонил саперам. Но все было бесполезно. Никто из саперов не собирался к нам возвращаться. Потом надел бронежилет и сам пошел за ребятами. Сказал им идти за ним шаг в шаг. И они почти дошли. Но не дошли. Под ногами у него мина рванула. Бронежилет спас жизнь… но. – Лейтенант, потерев глаз и лоб, продолжал. – Ну, в общем. Ребята сняли ремни, как учил командир, затянули их на том, что осталось от рук и ног. Сержант вколол промедол. Правый глаз вытек у командира. Крови много потерял. Левый глаз ребята подоткнули перевязочным пакетом, закрепили кое-как. Вниз, в медсанбат, на руках снесли его.
– Та говори ж, сука! Говори! Живий він? Що мовчиш???– схватив лейтенанта за грудки, закричал, брызжа слюной, Андрей.
− Живой. Дык чем так жить… − Лейтенант плюхнулся на стул, подперев ладонью лоб, он старался не смотреть на Андрея. − Операцию делали сразу на четырех конечностях. Левый глаз не спасли. Потом вызвали жену. Красивая такая приехала. Все ребята из медсанбата на нее заглядывались. А она глянула на нашего капитана… А что глядеть-то? Что глядеть!? Обрубок. Без глаз. Медсестры кое-как обтирают его. Сам понимаешь. Короче, посмотрела жена на то, что от ее мужа осталось. Как посмотрела? Посидела в палате и все. Хоть бы помыла его, да покормила. Так нет. Брезговала. Плакала, аж колотило ее, а потом сказала, – лейтенант на секунду замолчал, будто тяжело ему было сказать, то, что знал. − Сказала, что, мол, «сам подумай, зачем нам с дочерью такая обуза, инвалид, как ты. Нам бы самим прожить, а тут ты калека. Пусть государство о тебе заботиться. Ты ж воевал для страны? Воевал. Пусть тебя оно и смотрит. Ты прости меня, но дочери я скажу, что ты погиб… как герой. Так будет лучше для всех». И уехала. А он, дурак, бинты зубами разорвал. Хотел зубами вены порвать, да ребята увидели, врача позвали. Нет больше нашего капитана. Есть калека-инвалид. – У лейтенанта пересохло в горле, и он шумно сглотнул слюну. Андрей налил себе и лейтенанту по стакану водки. Не чокаясь, выпили. Выпили так, как поминают покойника. Видать, за то, что сами живы.
Прошло пять лет.
1988 год. Развалившись на диване, потягивая пивко Андрей Поздняченко вглядывался в экран телевизора.
− Люба! Люба! Іди сюди! Ну швидше ж ти! Де ти там?
− Да сейчас, сейчас! – Отозвалась Любка. – Маленькой Любаше платьишко подутюжу и иду.
Маленькая Любаша прибежала к дивану, принесла свою любимую куклу.
− Папка! Папка! Моя Стеша хочет на улицу! Пойдем, а?
Андрей посадил на колено падчерицу, пригладил рукой ее непослушные черные, как смоль, волосы, поцеловал в игривую челочку и ответил:
− Донечка моя! Зараз підемо. Дай папці додивитися передачу і відразу підемо. Мамку клич!
Но Любу не пришлось звать. Тяжело ступая, с округлившимся животом, она зашла в комнату.
− Андрюшка, а чего звал? А? – Она глянула на экран телевизора и застыла.
Шла трансляция из Кремля. На церемонии первый и последний Президент Советского Союза – Михаил Сергеевич Горбачев – вручает награды героям инвалидам-афганцам или их близким. Называют фамилии. Подходят к Президенту люди. Слышен голос диктора:
− Марченко Сергей Владимирович.
Андрей подбежал вплотную к телевизору. Усилил громкость. Едва ли не прильнул к экрану. И что он видит? По ковровой дорожке на встречу к Президенту, шаркая громоздкими тяжелыми ортопедическими ботинками-протезами, медленно идет седовласый мужчина в темно-сером костюме, в черных очках, в черных перчатках-протезах. Помогает ему идти, придерживая под руку светловолосая симпатичная женщина в таком же, только женском сером строгом костюме. Президент прикрепляет к пиджаку Марченко боевой орден Красного Знамени, документы вручает женщине, которая сопровождает воина-афганца. Диктор телевидения поясняет зрителям: «Капитан запаса Марченко лишен рук, ног и глаз. Поэтому его сопровождает супруга, бывшая госпитальная медсестра, выходившая его и вернувшая к жизни».
Андрей глянул на Любу: она так и осталась стоять: безмолвно. Лишь на короткий миг блеснула в ее глазах слезинка, а, может, показалось? Показалось. Столько лет прошло. Она не скрывала своего отношения к Сергею. Не скрывала, что бросила его. А он, Андрей, был влюблен в нее, как мальчишка. Узнав, что она отказалась от Сереги, его друга, Андрей сразу же написал ей письмо. Потом приехал к ней и предложил замуж. Она к тому времени развелась с мужем. Любашу маленькую Андрей удочерил. Любил их обеих. Любил и жалел. Боялся отпускать от себя.
Вместо эпилога.
Вот так всего несколько строк сухого официального текста, а за ними боль, страдания, женское мужество, борьба во имя жизни. Сказка? Как в кино? Но жизнь – это не кино! Нельзя перемотать пленку, невозможно вернуть все назад. Никому не понять: почему красивая женщина вышла замуж за калеку-инвалида. А ведь ничего в нашей жизни не бывает случайным. Случайностей попросту не существует!
Когда человек теряет зрение, он погружается в вечный мир темноты. Вечная ночь. Но с потерей зрения, начинают обостряться органы чувств. Весь организм начинает воспринимать окружающий мир по-другому. Так, сквозь горечь и полное отчаяние, Сергей услышал голос женщины. Он не хотел жить. Для чего жить? Сам сирота. Жена бросила. Да и ее понять можно. Она молодая, красивая. Ей жить, да жить. А не каки за мужиком подбирать. Врачи, медсестры, больные по палате знали обо всем и прятали от Сережи все, что могло спровоцировать суицид. Старались разговорить его, успокоить. Но, как и чем? Днями он лежал в одной позе. И если бы в глазницах были глаза, то можно было бы подумать, что глядит он в одну точку, но видел Сережа не точку, а черную бездну. Стал отказываться от еды. Не давал врачам осмотреть себя. На краю отчаяния появилась Она. Ее голос.
