Другой любимой экспериментальной игрушкой было безобразие, которое я гордо именовала акустической магией. Изначально идея состояла в том, чтобы, создавая в воздухе вибрации, научиться имитировать человеческую речь. В данный момент я уже освоила половину алфавита и могла составлять простые слова. Первым разборчиво произнесённым словом оказалась «Чушь», и это, кажется, определило всю дальнейшую судьбу моих потуг. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, эх-х… Если б сейчас меня заставили состязаться в красноречии с деревенским косноязычным дурачком, тот однозначно бы победил. Победила бы даже корова, у неё звук «м» получался чётче. На самом деле, что ли, посетить морг при Сыскном департаменте, поинтересоваться, как устроены голосовые связки?

Ну и, наконец, сила обоих видов моего Дара – и ветра, и огня – продолжала расти. Я уже пыталась, как птенец, подлетать над полом, хотя в воздухе не задерживалась, боялась перегореть. И Хаос без конца твердил об осторожности, а если полосатому вредителю казалось, что я не слушаюсь, меня просто кусали за ногу. Кстати, неделю назад я узнала о настоящем заговоре, в котором участвовал пушистый проглот. Не знаю, кто был инициатором – бессовестная рыжемордая тварюга или хитрый жених, но они сговорились против меня. Кот каждый день столовался у проректора, а потом намурлыкивал мне на ухо, какой де тот замечательный и что надо поспешить замуж, пока такого чудесного жениха кто-нибудь не увёл.

Я обиделась и решила, что при случае отомщу обоим.

С силой Дара была связана ещё одна проблема – цвет уллов, так назывались пряди волос на висках у магов. Как известно, по уллам можно судить о природе Дара. Оттенки красного соответствовали огненной магии, голубого – говорили о том, что перед вами маг воды, льда или воздуха, и так далее. У меня было два Дара – ветра и огня, но я до сих пор прятала свою воздушную магию, причём решила, что буду делать это как можно дольше, ведь за последние два года именно скрытность трижды спасала мне жизнь. Но волосы о моих разумных намерениях не ведали ничего, и чем сильнее проявлялся Дар, тем ярче становились уллы. Сначала пряди были – через волосок – рыжими и бледно-голубыми. Я красила эти чудеса хной, пряча голубизну. Но то, что отрастало сейчас, радовало взор уже огненно-алым и ярко-голубым, цве́та чистого весеннего неба. И хна, даже с примесью эссенции листьев чёрной вержейки, банально не справлялась. Чую, придётся мне срочно обежать городские цирюльни и купить хорошей краски именно для волос, чтобы скрыть разномастное безобразие.

Может, протравить непокорную растительность отбеливателем, а потом уже выкрасить в нужный цвет? Гм, а если останусь лысой? Мне нравилась толстая каштановая коса, которая, на мой вкус, конечно, неплохо сочеталась с зелёными глазами, и портить картину залысинами совсем не хотелось. Так что, наверное, придётся сходить за краской в цирюльню.

А ещё три раза в неделю я пела и показывала фокусы в симпатичном ресторанчике под названием «Трость и свеча». Господин Фосс платил мне два золотых за вечер – последняя прибавка произошла после того, как заведение посетил наследный принц Уотриг, что подняло репутацию «Трости и свечи» на прежде недосягаемую высоту. Нужды в этих деньгах не было – Дом Эрранд, к которому, как оказалось, я принадлежу, мог спокойно позволить себе прокормить не пару, а три дюжины отпрысков с самыми извращёнными и прихотливыми вкусами. Причин, почему я продолжала выступать в ресторане, было несколько. С одной стороны, я привыкла обеспечивать себя сама и гордилась этой самостоятельностью. С другой – господин Фосс принял меня и помог тогда, когда мне нужна была работа, а ещё с пониманием относился к моему непростому расписанию и внезапным исчезновениям. И подводить его не хотелось. Ну и с третьей, мне просто нравилось выступать. В этом сезоне в столице стало модным словечко «хобби», которое означало не имеющее отношения к основной деятельности увлечение. Теперь все лорды и леди, желающие идти в ногу со временем, напряжённо искали, какой бы дурью, то есть хобби, им начать маяться. Так что я решила, что пение в «Трости и свече» – это моё хобби. Не хуже собирания старинных медных чайников, о которых с гордостью два часа подряд недавно рассказывал один из завсегдатаев ресторана.

Сегодня я тоже пела, и принц опять заглянул послушать. Приятно, только слегка напрягает. Никакой романтики между нами не было, да и быть не могло, магини выходят замуж только за магов, чтобы передать Дар потомству, а короли женятся ради державы. Но после осенних событий, когда нас с Уотригом чуть не убили, казалось, что мы можем стать друзьями. Хотя, конечно, эти отношения закончатся, как только принц взойдёт на трон. Работа короля – использовать ради страны всех, включая близких и самого себя. Может, именно поэтому у монархов так мало друзей – немногие рады, когда их используют.

Но пока принц наведывался в ресторан, мне приходилось разучивать новые и новые песни. А откуда прикажете их брать? От отчаянья я даже спела как-то гимн на древнеферейском – стих с нотами откопал в семейной библиотеке Колин. Посетители не поняли. С тех пор я не экспериментировала, а выводила рулады обо всем понятных ромашках на ветру и мчащихся на битву лихих сотоварищах. Между песнями жонглировала кинжалами и огненными кольцами, а ещё показывала простенькие фокусы из тех, для которых не нужен реквизит.

Назад в Академию меня провожал лорд Тиурра, которого я наконец согласилась звать просто Тиром. Я так привыкла к его появлениям, что, думаю, смертельно обиделась бы, если б жених однажды не пришёл. По пути мы болтали, целовались, а иногда спорили. Но скучно не было никогда.

– Уотриг опять сегодня приходил? – бросил Тир пробный камешек.

– Угу, – довольно кивнула я.

– Ты в курсе, что во дворце за последние две недели три человека – два кавалера и одна фрейлина – сломали себе ногу? Принц, представь, теперь бегает по канату, а остальные пытаются угнаться за ним. Чему ты научила будущего монарха?

Солнечно улыбнулась:

– Радуйтесь, что не по карманам шарить…

– А ты и это умеешь? – произнёс наставник с сомнением в голосе.

В ответ я предъявила кошелёк с вензелем из переплетённых «Т» и «В», который походя выудила из-за пазухи кого-то слишком замечтавшегося.

– Ужас какой! – конструктивно отреагировал мой жених.

– Хочешь, научу?

– Научи!

– Ученик, зови меня наставницей! – важно упёрла я руку в бок.

Он расхохотался. Потом осторожно поинтересовался:

– Есть ещё что-нибудь, чего я о тебе не знаю?

– В общем-то, это всё. Кстати, по чести говоря, я ни разу в жизни не воровала. Сбежала из шайки раньше, чем перешла к практике.

– И куда отправилась?

– В Фарес. Устроилась истопником в Храмовую школу, ты, кстати, там был. Тир, а расскажи мне о своих родителях? А то о моих ты знаешь, а я о твоих – ничего.

– Я уже говорил тебе, что мама погибла, когда мне было семь. Отец после этого ушёл в себя. Так что, пока рос, я его почти не видел. Только слышал, что он провёл последние годы на границе с Га-Карраштом… Знаешь, там его жутко боятся. И не зря, он не простил смерти матери. Меня воспитывала бабушка. Кстати, как смотришь на то, чтобы навестить её на зимних каникулах?

Знакомство с семьёй? Как-то слишком быстро… Хотя раз решилась, чего тянуть?

– Хорошо, едем! – и, минуту подумав, добавила: – Но замуж, пока не доучусь, не пойду!

– Я тебя уговорю…

– Не уговоришь! И Хаос не поможет!

– Уговорю!

– Спорим?

– Спорим!

– Хотя, если ты объяснишь мне природу взрывов, я обещаю подумать…

– А без государственных тайн никак?

– Тогда жди окончания Академии.

И так без конца… Мы веселились, дурачились и были счастливы. Ну, я, во всяком случае, точно была.

Ночью меня растолкал лапой Хаос. Спасибо, что кусать для бодрости не стал, кротким нравом и долготерпением моя полосатая вредина не отличалась. Уставился горящими в темноте жёлтыми глазищами: