– Очень! Ох, папа… И главное – белый… – И у Вари снова защипало в носу.

Сколько раз она видела его в своих снах. Сколько раз рассматривала и гладила в магазине. Она сползла с дивана и подошла к велику, как к живому. Погладила руль, раму, седло.

– Он… совершенный, пап!

– Ну, я очень рад. Прям очень! – И обнял Варьку крепко-крепко. Как только он умел обнимать. – А теперь быстро в постель! А то вдруг мама придет – вот нам с тобой достанется!

Варя залезла под одеяло с блаженной улыбкой на лице. Болеть стало веселее. Теперь, когда у нее сбылась давняя мечта, даже переживания о Шмитке ушли на второй план. Горло болело, нос совсем перестал дышать, но маленькое теплое счастье поселилось в душе, и Варя стала мечтать, как сядет на своего прекрасного белого «коня». Она подключила разрядившийся телефон к сети и написала сообщение Лерке: «Лер… Прости меня, Лер… Я – вафля». – «Еще какая», – мгновенно пришло в ответ. Варька улыбнулась и напечатала: «Скинь домашку». – «Лови». Лерка отправила фото страницы дневника с заданиями на завтра.

До вечера Варя переделала в кровати кучу дел: выполнила домашнюю работу, почитала «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери, выпила все приносимые папой лекарства, обработала фотографии с последнего выезда на скалы, встретила маму с работы. Мама пришла уставшая, посидела немного с дочкой, поела и легла спать. А Варю все это время не отпускало странное чувство: она чего-то ждала и никак не могла понять чего. В очередной раз заглянув в телефон, она вдруг осознала, что ждет сообщения или звонка от Лени. А он все не писал и не звонил. На улице уже стемнело, но Варя продолжала ждать, пока наконец не раздался звонок в дверь.

– Папа, это Леня! Открой, пожалуйста! – зачем-то заорала она, испугавшись своего хриплого голоса.

«С чего я взяла, что это он… Можно подумать, без моей команды папа не открыл бы», – пронеслось в голове, и сердце забилось чаще.

В тот же миг Варя услышала в коридоре знакомый голос и так обрадовалась, что чуть не подскочила с кровати. Но Ленька уже влетел в комнату, принеся с собою свежесть осенней прохлады. Он скинул рюкзак и с размаху плюхнулся в кресло.

– Здорово, двоечница! Решила отдохнуть? – Ленька ухмылялся своей кривой улыбкой, в глазах плясали озорные черти. – Мы там за нее учимся, впахиваем, а она тут разлеглась!

– Ой, все! Рассказывай, где пропадал. – Варя натянула одеяло до подбородка.

– На сноуборде катался, – сообщил он деловым тоном.

– На сноуборде?

– Нда!

– Пфф. – Варя с недоверием покосилась на него. – В каком смысле?

– В прямом.

– Без снега?

– Нда! Сегодня я узнал, что для того, чтобы научиться кататься на доске, снег не нужен. Оказывается, у нас в городе есть тренажер. Прикинь! – И Ленька стал подробно описывать спорткомплекс, устройство тренажера и процесс тренировки.

Потом он достал телефон и показал пару видео, где он пытался удержаться на доске. Голос за кадром Варя сразу узнала. Веселый и очень противный. Она отдала Леньке телефон и откинулась на подушку.

– Лерка ее Шмиткой прозвала, – зачем-то сказала она.

Ленька заржал:

– Лейтенант Шмидт! Да ладно, пусть будет Шмиткой. Но она интересная девчонка. Экземпляр. Родителей нет, живет с бабулей. Зато прошлый год в Штатах училась по обмену. И, похоже, вообще не бедствует. Настояла, чтобы тренировка была за ее счет. А это недешево стоит, я тебе скажу.

Варька замолчала.

«Интересно, если нет родителей, одна бабушка, откуда тогда у нее столько денег, Лень? В Америку ездила… Камера дорогая, сноуборд. Да бог с ними, с деньгами. Дело-то не в них. Ну, у нас их не так много, и что? Ой, Лень! Мне же велик подарили…» – подумала она. И улыбнулась.

Ленька тем временем еще что-то рассказывал, пока, посмотрев на Варю, не заключил:

– Все. Ушла в астрал. Ладно, я побег. Дома с утра не был. Пока, дурында, выздоравливай! – с этими словами он вытащил из рюкзака пакет с мандаринами, бросил его на кресло, где только что сидел, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

Варька уставилась на кресло: «Мандарины… Спасибо, Лень…» И опять улыбнулась. Она любила мандарины, и Ленька это знал. Нет, не просто любила, она их обожала. Могла съесть целый ящик за раз и не пожелтеть.

Варя дотянулась до пакета, развязала его и прямо так, не помыв, очистила солнечный фрукт. С блаженством понюхала его и положила в рот первую сладкую дольку. Высунув ноги из-под одеяла, она задумчиво шевелила пальцами и улыбалась. Чему она улыбалась? Она не знала. Варя просто ела мандарин…

…Сквозь колючие кусты, похожие на кактус, она долго бежала на его крик. До боли родной голос срывался в ночи истошным воплем: «Ва-а-а-ря!» Падала, сбивала колени в кровь. Эти странные растения кусали ее за плечи, царапали ноги, щеки. Вдруг неожиданно она выскочила из зарослей на край обрыва. Внизу бушевала река. На краю она увидела Леньку, он держался за корень дерева, болтая ногами над кипящей водой. Она резко метнулась к нему, упала, ловко зацепившись ногой за удачно подвернувшийся камень. Схватила его за руку: «Я держу тебя! Держу!» И через мгновение отчаянно заорала: «Помоги-и-и-ите!»

– Доченька, проснись! Варюша, милая. – Мама трясла ее за плечо и гладила лоб прохладной рукой.

Она открыла глаза:

– Мама!

– Все хорошо, это сон. Сон! Все хорошо.

Варя села в кровати, ее била дрожь.

– Мама, он чуть не сорвался.

Мама обняла ее:

– Кто, доченька? Расскажи мне.

– Леня. Он висел на обрыве. Я успела его поймать.

– Все хорошо, ты умница, вот и хорошо.

Мама гладила ее по спине и тихонько качала, пока Варино сердце не перестало бешено колотиться, а сама она не обмякла в теплых маминых руках…

К двенадцати часам следующего дня без предупреждения, по-свойски, в квартиру семьи Калинка забежала Валентина Алексеевна Вершинина с тарелкой своих фирменных вкуснейших пирожков. Бабушка Лени и Левы любила стряпать и делала это очень хорошо. А еще она любила всех кормить. Несмотря на свои семьдесят два, бывшая учительница начальных классов обладала завидной подвижностью и прекрасным, острым умом.

Родители ушли на работу. Варька уплетала пирожок за пирожком и радостно слушала бабушкины рассказы о родственниках из Литвы, которые, «когда болеют, никогда не лежат, они бегают, чтобы организм быстрее избавился от инфекции, и обливаются холодной водой, даже при высокой температуре». Перебив себя на полуслове, Валентина Алексеевна вдруг спросила в упор:

– От кого прячешься?

Варька чуть не поперхнулась:

– В смысле?

– Ну, болезнь себе выдумала, лежишь тут, все о тебе заботятся. Выходить из кровати, судя по всему, не собираешься. Кто тебя загнал в берлогу?

– Вообще-то я не симулирую. У меня реально температура. – Варя собралась даже обидеться на бабушку.

– Это я понимаю! Только тело-то наше – инструмент послушный, оно тебе что хочешь изобразит, была бы надобность: хочешь – простуду, хочешь – инсульт, а хочешь – инфаркт со всеми вытекающими. У меня вот знаешь как было? Мне класс дали сумасшедший. Я молоденькая была, только пришла работать. А до меня как раз одна уволилась, и мне ее третий класс и всучили. Ох и намучилась я с ними. Каждый день со слезами на работу шла. Пока однажды не поскользнулась прямо возле школы и не сломала ногу. Все! Отдыхала три месяца. Соображаешь?

Варя слушала выпучив глаза. Аппетит пропал. Она отложила пирожок и тихо сказала:

– Соображаю.

– Рассказывай, – коротко скомандовала бабушка.

И Варька рассказала. Все как на духу. Как Шмитка появилась, как спасла Леньку на физике, как прошла тренировка. И про то, что сидит Шмитка на ее месте и возвращаться Варе некуда.

– А Леня у нас теперь на сноуборде катается…

– Да-а, дела… – Бабушка тщательно разгладила руками юбку и внимательно рассмотрела свои носки, словно хотела удостовериться в их целостности. – Ну, со Шмиткой-то вашей все понятно. Артистка еще та. Ты мне скажи, какие выводы относительно себя ты сделала?