– Здравствуйте, миссис Вандерс, – приветствует Джейн.

– Ты, – констатирует миссис Вандерс, не глядя на нее и не шевелясь. К ее черным штанам сзади прикреплена рация.

– Да. Я слышала, вы знали мою тетю.

– Ты не Рави, – отмечает экономка.

– Увы. Рави пошел кого-то навестить. Кажется, свою мать. Она ведь здесь?

Миссис Вандерс пренебрежительно хмыкает.

– Ты проводишь слишком много времени с Айви, – сказала она. – Что вы затеваете?

– Так вы не знали тетю? – Джейн чувствует раздражение. – Я зря теряю время?

– Мой вопрос об Айви имеет прямое отношение к твоему вопросу о тете.

– Как такое может быть? Они знали друг друга?

– Ты много путешествуешь? – Миссис Вандерс снова отвечает вопросом на вопрос.

– Нет! А вы что, вместе путешествовали?

– У нас есть фотография, сделанная твоей тетей в одном из путешествий, – говорит миссис Вандерс. – Маленькая желтая рыбка, выглядывающая из пасти огромной рыбы. Твоя тетя умела… замечать то, что скрыто от других глаз.

– О! – Джейн поражена. Одна из тетиных фотографий? Здесь? Ее распирает от гордости. Как здорово, что одна из работ тети Магнолии нашла свое пристанище в творческом беспорядке этого дома.

– Значит, вот откуда вы были знакомы? Вы купили у нее снимок?

– Да, – коротко вздыхает миссис Вандерс.

– Понятно… – Джейн чувствует, что в этом есть какой-то смысл. Если не считать некоторых нестыковок. – А при чем здесь Айви?

– Я просто поинтересовалась, как много она успела тебе выболтать.

– Но какое это имеет значение? Разве фотография – секрет?

– Конечно нет. Она висит в западном крыле. – Миссис Вандерс машет рукой и наконец выходит из своей одноногой позы и близко-близко наклоняется к картине.

– Она была здесь? – не успокаивается Джейн. – Моя тетя? Вы ее знали?

– Мы общались по поводу фотографии, – отвечает миссис Вандерс.

– Лично? Мистер Вандерс знает. Например, как она одевалась.

– Вот черт! – говорит женщина. Ее нос всего в дюйме от полотна.

– Что?

– Прости. Как ты считаешь, с этой картиной все в порядке?

Джейн, которой сейчас было совсем не до искусства, бросает на картину нетерпеливый взгляд. Небольшой, очень милый жанровый портрет: женщина, пишущая за столом. Позади женщины на шахматном полу сидит лягушка, на пыльную синюю кожу которой падают солнечные лучи, пробивающиеся через окно. На морде у лягушки застыло загадочное выражение. Женщина полностью поглощена своим занятием.

– В каком смысле? – удивляется Джейн.

– Она выглядит так, как должна?

– Я понятия не имею, как должна выглядеть эта картина.

– Это Вермеер. «Женщина с жемчужной сережкой». А это – «Женщина с лягушкой пишет письмо».

– Я знаю Яна Вермеера. Он знаменитый и все такое. Но как узнать, все ли в порядке с картиной? Я никогда ее раньше не видела.

– Хорошо. Что скажешь о свете?

Джейн снова глядит на картину. Чередование светлых и темных фрагментов создает впечатление, что ее освещает настоящий солнечный свет.

– Сияющий?.. – робко предполагает она.

– Гм. – Миссис Вандерс явно не удовлетворена. – Говорю тебе, с ней что-то не так. Дама кажется не такой светлой, как обычно.

– Хотите сказать, кто-то переделал картину?

– Переделал… или подделал.

– Подделал! Серьезно?!

– Либо заменил на другую авторскую копию. – Миссис Вандерс становится все мрачнее.

Джейн начинает подозревать, что физическое равновесие женщины обратно пропорционально психическому.

– Сколько стоит эта картина? – спрашивает она.

– Работы Вермеера сейчас редкость, они почти никогда не меняют владельцев. На аукционе за его полотно можно получить не меньше ста миллионов долларов.

– Какой кошмар! – Джейн потрясена. Как странно, что картина может быть дороже целого дома, в котором она висит. Это как деревянная коробочка, внутри которой лежит кольцо с бриллиантом, или корабль, а на нем – тетя Магнолия.

– Послушайте, я понимаю, это очень важно. Но вам лучше поговорить об этом с Рави или с Люси Сент-Джордж, а не со мной. Вы можете рассказать чуть больше о моей тете?

В это мгновение в верхней части зала появляется Рави, направляющийся к ним с надкушенным тостом в руке.

– Я прошу тебя, не говори ничего Рави, – шепчет миссис Вандерс.

– Почему?

– Я хочу сама с этим разобраться.

В другой руке Рави несет картину в рамке. На картине – сидящие на водяных лилиях лягушки. Явный импрессионизм, Моне или кто-то, работавший в его манере. Когда Рави приближается, Джейн замечает в лягушках нечто необычное – их умные, но какие-то мертвые глаза. А лилии словно парят в воздухе над картиной. Очень необычно.

– Есть минутка, Ванни? – весело спрашивает Рави. – Я кое-что принес.

Миссис Вандерс бросает на холст полный отвращения взгляд:

– Господи, Рави! Только не говори, что собираешься просить меня найти покупателя на ЭТО.

– Ну пожалуйста, Ванни! – канючит Рави.

– Ты испытываешь мое терпение. Ты и твоя мать.

– Конечно, конечно… Но ты ведь знаешь всех узких коллекционеров!

– Я подумаю об этом, – говорит миссис Вандерс и со значением добавляет: – Пока мы стоим здесь, перед Вермеером.

– Хорошо, – кивает Рави, безмятежно разглядывая картину на стене. – Она всегда была моей любимой.

– Точно, – соглашается миссис Вандерс. – Такая сияющая, правда?

Женщина внезапно замолкает.

Джейн переводит взгляд с миссис Вандерс на Рави и все еще ждет, что женщина спросит у него о странностях в картине Вермеера.

– Не понимаю… – начинает Джейн.

– Не лезь не в свое дело! – резко обрывает ее миссис Вандерс. – Всему свое время.

Внутри Джейн что-то щелкает.

– Значит, непонятки с Вермеером вас на самом деле не волнуют? Это только предлог, чтобы сменить тему и не говорить о моей тете Магнолии?

– Что-то не так? – Рави выглядит удивленным. – О чем ты?

– Она думает, что дама слишком бледна.

Под яростным взглядом миссис Вандерс Джейн воинственно продолжает:

– Она употребила слово «подделали».

Рави замирает:

– Подделали?! – Он выглядит одновременно удивленным и возмущенным.

– Я не хотела тебя беспокоить, Рави, – оправдывается миссис Вандерс. – Да еще перед Праздником. Уверена, это ложная тревога.

Рави поднимает руки и снимает картину.

– Отвертку. – В его голосе слышится с трудом сдерживаемая паника.

– Ты же понимаешь, что я не ношу с собой отвертки.

– Я ношу, – неожиданно говорит Джейн и достает из кармана складной ножик, лежащий рядом с телефоном.

В ножике есть крошечная выдвижная отвертка. Джейн вытаскивает ее и протягивает Рави.

Мгновение спустя тот уже сидит на полу и сосредоточенно разбирает раму. Очень аккуратно вынимает холст и поворачивает к свету. Затем осторожно подносит кончик пальца к лицу пишущей женщины, почти касаясь ее глаза. Безмолвно ставит холст на пол и закрывает лицо руками.

– Значит, я была права, – печально вздыхает миссис Вандерс.

– Где Люси? – безжизненным голосом спрашивает Рави.

– Сейчас. Джейн, ты сможешь ее найти?

– Не вопрос, – отвечает девушка, но тут же откуда ни возьмись появляется Люси собственной персоной, направляющаяся в их сторону. Увидев сидящего рядом с картиной Рави, она делает озадаченное лицо и прибавляет шаг.

– Рави, зачем ты достал картину из рамки?

– Это подделка. – Рави запускает пальцы в свои седоватые волосы.

– Что?! – воскликнула Люси. – Это же невозможно!

По щеке Рави сбегает слезинка, за ней вторая. Это так дико для Джейн – стоять возле взрослого и очень богатого мужчины, на коленях рыдающего о пропаже бесценной картины.

– Это идеальная подделка, – говорит он. – Идеальная, кроме следа булавочного укола в глазу женщины – его нет. Этот след – наша семейная тайна. Мы никому о нем не рассказывали.

– Что? Дай-ка мне эту штуку. – Люси бережно берет у Рави картину. – О чем ты вообще?

– Вермеер воткнул в холст булавку. Он прикрепил к ней струну, чтобы лучше почувствовать перспективу. Вот почему изображение так хорошо сбалансировано. Миссис Вандерс обнаружила это несколько лет назад.