Мальчик рос как все дети, но был упрям, подчас резок, подвижен, чувствителен: "Я чувствовал сильнее обыкновенного младенца... В четыре года начали учить меня грамоте, так что я не помню себя безграмотным... Языкам не учили из-за отсутствия денег..."
"Наступил памятный для России день - 12 января 1755 года, когда был утвержден проект И. И. Шувалова об учреждении Московского университета, где всякого звания люди свободно наукою пользуются". При университете открываются две гимназии - одна для дворян, другая для разночинцев.
Как только Иван Андреевич, понимавший цену образования, узнал об их открытии, он в числе первых подает прошение о зачислении Дениса и старшего сына Павла в гимназию. Способный Денис быстро делает успехи, особенно в языках - ему поручают произнести речь на латинском во время торжественного акта.
В 1758 году директор гимназии отбирает десять лучших учеников и везет в Петербург ко двору. Среди них были три будущие знаменитости: Яков Булгаков, Денис Фонвизин и Григорий Потемкин. "Столица очаровала своими ласками и любезностью, своим блеском и великолепием", - вспоминает позднее Денис Иванович. Их представили бессменному куратору университета, покровителю наук и искусств И. И. Шувалову. Знаменитый вельможа встретил гимназистов ласково и по "какому-то странному совпадению подвел одного из них к присутствующему здесь М. В. Ломоносову, словно предугадывая, что ученик изберет литературное поприще". "...Взяв меня за руку, - вспоминает Фонвизин, - подвел к человеку, которого вид обратил на себя мое почтительное внимание. То был бессмертный Ломоносов. Он спросил меня, чему я учился. "По латыне", - отвечал я. Тут начал он говорить о пользе латинского языка с великим, правду сказать, красноречием..."
Были они и во дворце на куртаге, так поразившем их своим великолепием. Но наибольшее впечатление на мальчика произвел театр, страстным поклонником которого он остался на всю жизнь. "Ничтожная пьеса показалась ему высоким произведением гения, а актеры - великими людьми. Понятна его радость, что первые актеры петербургской труппы Волков и Дмитриевский вхожи в дом его дяди, и понятна та нетерпеливая поспешность, с которой он старался познакомиться и сблизиться с корифеями сцены, считая это великим для себя благоприобретением..."
В 1762 году Фонвизин с отличием закончил гимназию и был переведен в студенты. Но учиться дальше ему не пришлось - по обычаю того времени он с детских лет был записан в гвардию и произведен в сержанты. "...Но как желание мое было гораздо более учиться, нежели ходить в караулы на съезжую, то уклонялся я, сколько мог, от действительной службы. По счастию моему, двор прибыл в Москву, и тогдашний вице-канцлер взял меня в иностранную коллегию переводчиком капитан-поручичья чина, чем я был доволен. А как переводил я хорошо, то покойный, тогдашний канцлер важнейшие бумаги отдавал именно для перевода мне".
Еще в гимназии он "получил вкус к словесным наукам" и по заказу книгопродавца делал переводы басен Гольберга, аббата Терассона и трагедии Вольтера "Альзира". "Склонность моя к писанию являлась еще в младенчестве, и я, упражняясь в переводах на Российский язык, достиг до юношеского возраста..." "...Природа дала мне ум острый, но не дала мне здравого рассудка, - вспоминал о тех годах писатель. - Весьма рано проявилась во мне склонность к сатире. Острые слова мои носились по Москве; а как они были для многих язвительны, то обиженные оглашали меня злым и опасным мальчишкою... Молодые люди! Не думайте, чтобы острые слова ваши составили вашу истинную славу; остановите дерзость ума вашего и знайте, что похвала, вам приписываемая, есть для сердца сущая отрава; а особенно если чувствуют склонность к сатире; укрощайте ее всеми силами вашими, ибо и вы без сомнения подвержены будете одинаковой судьбе со мною. Меня скоро стали бояться, потом ненавидеть; и я вместо того, чтобы привлечь к себе людей, отдалил их от себя и словом и пером... Сердце мое, не похвалясь скажу, предоброе. Я ничего так не боялся, как сделать кому-нибудь несправедливость, и для того ни перед кем так не трусил, как перед теми, кои от меня зависели и кои отомстить мне были не в состоянии..."
Будущий драматург был не лишен актерского таланта. "Я забыл сказать, что имел дар принимать на себя лицо и говорить голосом весьма многих людей", - замечает Фонвизин.
Служба переводчика с латинского, французского и немецкого соответствует потребностям души и желаниям талантливого юноши. Он успешно выполняет и некоторые дипломатические поручения. Казалось, лучшего не надо было желать, но вскоре судьба его переменилась. Иван Перфильевич Елагин, всесильный кабинет-министр императрицы, любитель словесности и театра, славившийся "витийством на русском языке", обратил внимание на переводчика Вольтера. И 8 октября 1763 года последовал высочайший указ: "Переводчику Денису Фонвизину, числясь при иностранной коллегии, быть для некоторых поручений при нашем статском советнике Елагине, получая жалование из оной коллегии".
Елагин с первого знакомства высоко оценил дарование Фонвизина, а восхищенный им юноша "полюбил его за разум, просвещенный знаниями, за доброе по природе сердце, за его твердые правила честного человека".
Елагин относился к категории тех "исполинов чудаков, которые рисуются перед глазами нашими, озаренные лучами какой-то чудесности, баснословности, напоминающие нам действующие лица гомеровские; это живые выходцы из "Илиады", - писал П. Вяземский. Самобытные и талантливые, они смогли проявить себя в "век Екатерины", когда выше всего ставилась честь и национальная гордость. Их отличает высокое чувство собственного достоинства и долга, презрение к бытовым удобствам и даже к смерти. Во имя долга и чести они готовы на невзгоды и лишения, готовы отказаться от благополучия, чинов и самой жизни.
"Предоставляя истории оценивать каждого по достоинству, - пишет П. Вяземский, - нельзя не согласиться, - что Орловы, Потемкины, Румянцевы, Суворовы имели в себе что-то поэтическое и лирическое в особенности. Стройные имена их придавали какое-то благозвучие русскому стиху. Нет сомнения, есть поэзия и в собственных именах".
