========== 1. ==========

Сайлас допил вино одним долгим глотком, поморщился, отставив бокал в сторону. Горечь с языка никуда не ушла, не смылась триумфом и гордостью за самого себя, достаточно было взглянуть на детей.

Грудь сдавило болью.

Когда Роза родила королевскую двойню, он ликовал, скалился всем, кто считал его недостойным той власти, на которую Сайлас замахнулся, долго ходил, выпятив грудь, гордился своими маленькими сыном и дочерью, но Бог никогда не раздавал свои дары без платы и его платой за корону стали именно дети.

Сначала Мишель, его идеальная маленькая принцесса, заболела, слегла с неизвестной хворью, подтачивающую тоненькое тельце, словно вода камень. И ни один врач в королевстве не знал как исправить, что лечить. А потом и Джек…

Сайлас прекрасно помнил, когда сын рассказал о первом своём сне наяву, как сел рядом с креслом отца, зажав в ладошках оловянных солдатиков, и рассказал со всей серьёзностью, на которую способен семилетний мальчик, о том что его крестного генерала Гесса завтра убьют.

Убили…

И начался персональный ад для Сайласа.

О соулмейтах в Гильбоа знали мало, но и тех сведений было достаточно, чтобы возненавидеть своего сына и женщину, его родившую. Возненавидеть и испугаться. Соулмейты всегда были людьми исключительными, очень редкими и одаренными природой как красотой, так и талантами, обычным людям не свойственным. И Джек был одним из этих мерзких созданий, порицаемых всеми религиями, когда-то гонимых и обвиняемых в связи с нечистым.

Сайлас бы убил Джека, сделав так, чтобы маленькое тело никто никогда не нашёл, если бы не чертов дар, метка господа для создания из преисподней, если бы его нельзя было использовать в своих целях. Джек видел будущее. Не всегда четко и ясно, не всегда с первого раза можно было понять, что должно было произойти и к чему относятся новые картинки, промелькнувшие перед глазами в момент слабости, но они разбирались, тщательно записывали, зарисовывали каждый момент — и Джек ни разу не ошибся. Одиннадцать долгих лет он вёл собственного отца к величию, но у самого Сайласа ничего, кроме страха и отвращения к собственному сыну, не было.

Джек сидел в своих апартаментах в глубоком кресле и рассматривал метку соулмейта на собственном левом запястье — отпечаток широкой мужской ладони. Шире, чем у самого Джека, но с более короткими пальцами. Кто он, его соулмейт? Джек гадал об этом с тех самых пор, как метка начала проявляться в его двенадцать лет. В последнее время ему даже начал сниться его нареченный, но Джек, просыпаясь, не мог запомнить лица — только смуглую кожу, широкие плечи, хрипловатый низкий голос.

Сегодня Джеку и Мишель исполнялось восемнадцать. Они совершеннолетние. Мать организовала по этому поводу большой прием с балом, а отец обещал Джеку какой-то невероятный подарок.

Ничего хорошего от этого подарка Джек не ожидал: он знал, что отец не любит его, брезгует и ненавидит. Джек хорошо умел читать по лицам и голосам чужие эмоции, и фальшивые улыбки его не обманывали. Виноватые взгляды матери, обжигающие, как пощечины, взгляды отца… Только Мишель любила брата искренне и от души.

Дверь комнаты хлопнула. Мишель ураганом влетела, забравшись с ногами на диван, прижала ладони к губам, слишком явно сдерживая какую-то новость, но по горящим возбуждением глазам принцессы и так было понятно, что произошло что-то из ряда вон.

— Спроси меня, — шёпотом попросила она и снова прижала ладони к губам.

Джек окинул сестру взглядом. Она еще не переоделась в вечернее платье и была в старой школьной юбке и любимой блузке. Ей нравилось так одеваться, несмотря на возражения матери.

— Спрашиваю, — улыбнулся Джек. — Что у тебя случилось?

— Мне… — воскликнула она и тут же сбилась, стараясь вернуть себе вид истинной леди, как мама. — Мне поместье подарят и конюшню, представляешь! Сегодня мерки снимали для нового костюма для верховой езды.

Она не удержалась, захлопала в ладоши и подалась к брату, обнимая его за шею, устроилась удобно на груди. Скосив взгляд на его левое запястье, Мишель вздохнула и коснулась метки ладонью, единственная, кто не боялся касаться Джека, будто бы метка соулмейта была страшной болезнью, способной передаться так просто.

— Поздравляю, — Джек был искренне рад за сестру. — Что, породистые кони? Займешься разведением?

— Пока не знаю. Мама ничего не рассказывает, только попросили притвориться удивленной, когда папа преподнесёт подарок. А ты? Ты знаешь, что тебе подарят? Хотя бы догадываешься?

— Нет, — покачал головой Джек. — Но вряд ли что-то такое же замечательное. Ты же знаешь… — он не стал продолжать. Мишель знала.

— Несправедливо, — нахмурилась она. — Это ведь всё благодаря тебе, вообще всё, а отец…

— Мишель? Почему ты ещё не одета? — Роза величаво вплыла в комнату, как всегда, прекрасная в шикарном платье в пол. — Брысь к себе, я должна поговорить с твоим братом.

— Да, мама. Конечно, мама.

Мишель снова обняла Джека, чмокнула его в щеку и упорхнула, оставляя их наедине.

— Ты знаешь, зачем я пришла?

— Нет, мама, — ответил Джек. — Оденусь я быстрее, чем Мишель — мне не надо делать прическу и краситься.

Роза прошлась по комнате, замерла у окна, обхватив себя ладонями за плечи.

— Уже все во дворце знают об отметине, — она не сказала «дьявола», успев вовремя прикусить язык, но Джек ни раз и не два слышал о себе именно так. — Сегодняшний праздник… там будут наши друзья, советники с семьями, послы из других стран и, пожалуйста, Джек, веди себя сегодня прилично. Не зли отца. Ты должен себя беречь, от тебя, твоего дара многое зависит.

— Отец ненавидит меня просто за то, что я существую, — с ухмылкой сказал Джек. — Я не могу этого изменить. Но пока я ему полезен, а я ему полезен, вряд ли он отошлет меня или отправит в ссылку. Не бойся, мама, двадцать первый век уже наступил, и таких, как я, больше не топят и не жгут на кострах.

Поджав губы, Роза покачала головой, подошла, присела рядом.

— Тебя любим я и Мишель, а это… — она жестом указала на край метки выглядывающий из-за рукава лонгслива. — Подумай, стоит ли такая связь твоей жизни? Не лучше ли уже сейчас задуматься о будущем? Найти себе невесту и стать потом великим королём?

— Какая связь, с кем? — не понял Джек. — О чем ты? В мире шесть миллиардов человек, ты что, правда думаешь, что я буду хвататься за каждого в поисках «истинной пары»? Мама, я даже не целовался еще ни с кем. У меня просто нет на это времени.

Обсуждать невесту и собственное гипотетическое величие Джек не хотел. Отцу было всего пятьдесят два, он проживет еще минимум лет тридцать, так что корона в обозримом будущем Джеку не светит. А невеста… Джек не хотел даже думать об этом.

— Просто будь аккуратен в суждениях и поступках, — со вздохам порекомендовала она и не приминула напомнить: — И приведи себя в порядок. Костюм уже давно принесли. За тобой придут в шесть.

— Да, мама, — послушно ответил Джек.

Новый костюм — смокинг и все к нему полагающееся — Джеку не нравился. Он вообще был не в восторге от костюмов, хотя носил их сколько себя помнил. Отец обожал костюмы и не переносил на сыне другой одежды с тех пор, как тот пошел в школу.

Ровно в шесть в апартаменты принца постучавшись вошла Томасина, окинула его холодным изучающим взглядом, на мгновение задержавшись на белом узком манжете рубашки, как нельзя более удачно скрывающем метку.

— Ваше Высочество, следуйте за мной.

Джек последовал за Томасиной, высоко держа голову. Он давно выучил, что как бы он себя ни чувствовал, какие бы эмоции его не переполняли, их надо прятать от всех. Ну кроме разве что Мишель.

Джек не любил публичных мероприятий, на которых отец хвастался детьми — слишком уж это было лицемерно. Но приходилось терпеть.

Сайлас улыбался, внешне гордый отец лучших детей в мире, внутри он содрогался от отвращения, приобняв Джека для традиционной фотографии для газет, едва сдерживал себя, чтобы не оттолкнуть того брезгливо, не вытереть руки платком.