− Эй, незнакомка, − окликнула она, − Остаешься дома на ночь?

Я развернулась и прошмыгнула в комнату, расположившись на мягком кожаном кресле рядом с ее столом.

− Милое платье. У Вонни взяла?

Я кивнула.

− Да, правда теперь от него пахнет озером. Надо бы постирать его, прежде чем вернуть ей.

Мама улыбнулась.

− Хорошо провели время с Калебом?

Я снова кивнула, в надежде, что все мое лицо не светится от счастья. Она бы расстроилась, увидев меня разгуливающей в купальнике с Калебом и обнимавшейся с ним на лодке. Что бы она сказала про фото, если бы узнала? Я даже не представляю, насколько длинную лекцию мне бы прочли. Она бы рассердилась не на шутку. Я напомнила себе удалить фото сразу же, как поднимусь наверх.

− Ты выглядишь усталой. Все в порядке?

− Лягушачья кожа, − ответила я. Это была наша «традиция». Именно так мама спрашивала о том, все ли в порядке, с давних пор. Так говорил ее отец, когда она еще была маленькой. Если у Грэмпи был хороший день, он восклицал: «Хорош, как лягушачья кожа!». Если же день шел не так, как он планировал, он отвечал: «Я в порядке, но нужно отрегулировать настроение». Моя мама всегда хихикала над этим. Так что теперь она делает это со мной. Если она спрашивала: «Все в порядке», я должна была ответить либо «Лягушачья кожа», либо «Нужно отрегулировать настроение».

− Я просто устала, − заключила я, − Не выспалась ночью.

− Оу, − сказала она, − Я тоже, − она надела очки и снова повернулась к компьютеру. – Пытаюсь сверить отчеты, но ничего не сходится. Полагаю, на этой неделе твой папа не захочет заниматься со мной продажами – он сможет управиться с дошкольниками, а мне что, сбежать в университетский мир?

Я поморщилась.

− Сомневаюсь.

Папа и мама познакомились в колледже, оба специализировались на преподавании. Они выпустились, поженились, а потом папа стал учителем в пятом классе, мама же стала директором дошкольников. После того, как я родилась, мама всегда водила меня в подготовительные классы, пока папа преподавал в начальных. Насколько я помню, папа всегда был заведующим, но когда в прошлом году репутация директора испортилась, выяснилось, что школа нуждалась в сильных изменениях, тогда-то мой отец и получил должность. Мама любила свою работу, хоть зарплата и была маленькой, она любила работать с маленькими детьми. Она всегда упоминала, что именно отец работает в школе, но она называла его суперначальником и говорила, что он «спасает мир». Когда она говорила это, в ее голосе было что-то еще. Сарказм? Может зависть? Работа отца была важной, выглядело так, будто он не мог никуда пойти без восхищения им или же расспросами о том, в каком направлении он двигается и какие изменения сделал.

− Ладно, полагаю, мне нужно наладить дела с бюджетом, − проговорила она, − Ужинаешь с нами?

− Конечно. Только для начала приму душ. И, может, вздремну.

Она сморщила лоб и снова сдвинула очки.

− У тебя точно все хорошо?

− Лягушачья кожа, мам. Абсолютно.

На самом деле, все было гораздо лучше. После дня, проведенного с Калебом, я чувствовала себя отлично.

Я лениво поднималась в комнату, бедра еще ныли после вчерашней пробежки, все тело будто высушили и лишили воды, но мне было не до этого. Я скинула свои сланцы, которые полетели прямо в дверь, закрыла ее, и затем достала свой ноутбук, чтобы проверить почту.

Мне пришло сообщение от подруги Сары, ее брат Нейт был в одной бейсбольной команде с Калебом.

Там было всего одно предложение.

Предложение, которое я никогда не забуду, сколько бы времени ни прошло.

ЭЙ, НЕЙТ СКАЗАЛ, ЧТО ВЧЕРА ОН ВИДЕЛ ФОТО ТЕБЯ ГОЛОЙ

ДЕНЬ 10

ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ

− Тина хочет, чтобы ты встретилась с Калебом, − приветственно сказал папа, когда я залезала в машину после школы. Я замерла в дверном проходе.

− Что? – я не слышала имени своего адвоката со времен суда.

Папа завел машину, я втянула ногу внутрь и захлопнула дверь, обтягивая вокруг себя ремень безопасности.

− Но я думала, что судья хотел, чтобы мы держались друг от друга подальше, − сказала я, − Мне казалось, у нас больше нет ничего общего. Что случилось?

Отец посмотрел в зеркало заднего вида и выехал на трассу.

− Вообще-то, пришло извинение. Я верю, что адвокат Калеба захочет выдвинуть его. Не знаю, может быть, он пустит его в ход в случае чего.

Мое сердце глухо застучало. Я не видела Калеба с тех пор, как хлопнула дверью его грузовика и ушла. Я ничего не слышала от него после того ужасного, последнего звонка. Я долго думала о том, как изменилась его жизнь с тех пор, размышлял ли он о том, стоило ли все произошедшее этого. Я бы удивилась, узнав, что он счастлив таким исходом дел.

Счастлив.

Я запомнила те времена, когда мы с Калебом были счастливы. До всех этих ссор, до всего… этого.

Я думала о том, как мы сворачивались клубком в автобусе, когда ехали на встречу или обратно. Тогда совершенно не имело значения, что он на два года старше меня. Никто об этом и не задумывался. Мы были счастливы. Даже после всего, что произошло, я не могла думать об этих моментах, как об ошибке. Те отношения между нами были хорошими, не смотря ни на что. Разумеется, он тоже помнил это в хорошем свете.

− Когда? − поинтересовалась я.

− Я еще не согласился на это, − сказал папа, − Я должен был убедиться, что ты не против. Конечно, я и сам знаю, что он тебе обязан, но если ты не захочешь с ним видеться, я пойму.

Я обдумала это. После дней, вроде сегодняшнего, когда я пряталась в библиотеке во время ланча, в одиночестве проходила по коридорам школы, пока Вонни, Шайенн и Энни, которых я называла своими друзьями, веселятся и шутят, забыв обо мне, зная, что вляпалась в неприятности из-за Кензи и Энджел на общественных работах, действительно ли я хотела его видеть? Хватит ли в этой ситуации извинений? Или, в конце концов, я пожалею его? Нет, я определенно не была готова испытать к нему сочувствие.

Но в итоге я решила, что если он захотел принести извинение, мне хотелось услышать его, даже если это не поможет признать его вину.

− Где?

Папа пожал плечами, резко повернув на парковку Центрального Офиса.

− Я не уверен. Скорее всего, в здании суда. Или в отделении полиции. Надо было обсудить это с Тиной.

Он казался уставшим от всего этого. СМИ по-прежнему преследовали папу с вопросами. Он был публично унижен, и я даже вычитала, что собралась группа людей, которые собирались требовать его увольнения с должности управляющего. Но он никогда не показывал этого дома; я узнала об этом только когда начала копать, и мне даже было страшно обсуждать это с ним.