Девушка исчезла, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Ну как же они меня достали! – прорычала подруга и в сердцах запульнула косметичку в сумку. – Всё! Сейчас посылаем их к ядрёной бабушке и пусть катятся! Скажу, что извращенца простила и выхожу за него замуж! Не будут же они охранять меня от жениха?

– Эй, погоди! – я поспешила остудить её пыл. – А про телефонные звонки забыла? Если это те самые бугаи, что приходили к тебе после следователя, мы что вдвоем будем делать? Кто им помешает заявиться снова? Может я? Не рассчитывай! Я что-то путаю или они от тебя чего-то хотели? Или уже забыла, как рыдала?

Вспомнив о друзьях покойного, Лиса сникла.

– Ладно, – кивнула, нахмурясь, – близнецов оставляем. Но как что-нибудь выяснить, если они висят на хвосте?

– Не они висят на хвосте, а мы ездим на их машине, – поправила я. – Делаем так… Сначала попробуем ещё раз позвонить Бублику…

– Послушай, Жужу! – перебила вдруг Алиска, хватая меня за руку. – Мне кажется, я его видела…

– Когда?

– Сегодня… – и она сделала круглые глазищи.

– Ты сегодня видела Антона Бубликова? – Я решила уточнить дословно, зная, что Находке в целях безопасности волю фантазии давать нельзя.

– Ну да! Я же спросила тебя про монтёров… Там, в «Ормитс… корпорейшн»…

Я никак не могла сформулировать наводящий вопрос, поэтому только моргала.

– Там в коридорчике три мужика в красных спецовках провода какие-то тянули… или ещё чего… Ну электрики! И мне показалось… там был Бубликов. Тоже в спецовке…

В общем-то, отливать такие пули у Находки в порядке вещей. Она и сама понимала, что то, о чём говорит, больше смахивает на бред, поэтому голос звучал не очень уверенно.

– Бублик? – переспросила я и, не удержавшись, фыркнула. – Электрик? Да он вилку в розетку воткнуть не в состоянии! Если он только за провод возьмётся – в радиусе пяти километров всё замкнёт! И непременно пожар случится! Всё, прощай, «Ормитс Стэт корпорейшн!»

И я захохотала. Но Лиса упрямо мотнула головой:

– А если он на задании? От редакции? О котором та скрипучая секретарша говорить не желает? Он мне сам сказал, что хочет узнать, чем Самарин занимался!

Вытерев выступившие от смеха слезы, я пожала плечами:

– В жизни всё, конечно, бывает, но… Попробуй ему набрать, может сейчас ответит?

Подруга сделала пару попыток дозвониться, но журналист не отзывался.

– Маскируется, – сказала я. – Кабелем прикидывается!

Тут даже Лиса рассмеялась.

– Ладно, нет Бублика, давай позвоним Юрке Лапкину. Может он про пробку чего скажет?

– Давай, – согласилась я, – может он меня уже искал, а я-то у тебя… Только я его номер не помню. И сестры его не помню. А телефон я дома забыла… Надо домой заехать. И к Юрке заглянем, вдруг он не на работе? А братьям скажем, что мне вещи кое-какие нужны…

– Ладно, – кивнула Лиса, поскольку делать всё равно было нечего. – Пойдём! Не то наши венгры сюда сейчас сами вломятся!

***

Юрки естественно дома не было. Лапкин вообще всегда возвращался поздно, а иной раз пропадал и по нескольку суток, чем вызывал вполне законное негодование жены Светы. Однако сетовать было не на кого – свой путь в жизни Юрка выбрал сам.

– А служебного телефона не знаешь? – разочарованно почесала в затылке Находка, глядя на мои безуспешные попытки дозвониться на Юркин мобильный.

– Нет, конечно, – пожала я плечами. – Зачем он мне?

Бесцельно потоптавшись по квартире, я сунула в сумку пару подвернувшихся кофточек. Потом полила кактус. Близнецы следили за мной в терпеливом ожидании.

– Ну что, всё? Поехали? – У меня в квартире не было боксерской груши, по телевизору не транслировали ни футбол, ни хоккей, и находиться здесь братьям было скучно. – Ещё за продуктами надо…

Истомившегося близнеца прервал телефонный звонок. Я взяла трубку и неожиданно услышала голос Кусякина:

– Ну, здравствуй, Анна Алексеевна! Куда запропала-то?

– Да всё дела девичьи, Олег Гаврилыч! – осторожно отозвалась я, хорошо понимая, что шеф звонит вовсе не для того, чтобы поинтересоваться моим досугом. – А ты как поживаешь?

– Ты мне нужна! – проигнорировав вопрос, прямо сообщил начальник, и фраза, способная вызвать прилив восторга у большинства незамужних женщин, вызвала во мне негодование:

– Я в отгуле! – Кусякин на том конце провода философски помалкивал, пережидая. Я на всякий случай добавила: – Это нечестно!

Гаврилыч мудро безмолвствовал. Это означало, что особых вариантов у меня нет. Вздохнув, я хмуро буркнула:

– Когда?

– Послезавтра. Ты должна быть в офисе в восемь. А там как бог положит…

– Ладно, – ответила я, давая отбой.

К Рыбёшкино мы подъезжали уже затемно. Вспомнив, что снова оставила дома на тумбочке свой сотовый телефон, я тихо ругнулась:

– Вот же бестолковая! Лиса, – шепнула я ей на ухо, – ты случайно не запомнила Юркин номер? Опять я мобильник дома забыла!

Алиска фыркнула:

– Твоё болезненное пренебрежение к современным средствам связи довольно подозрительно! Шиза прямо! И только не начинай своё…

Не стерпев, я перебила:

– Это у вас болезненное пренебрежение к собственному здоровью! Мобильник, между прочим, признан канцерогеном! Да, да! Не отмахивайся и не морщись! А эта новая дикая забава фотографировать себя везде и во всех прозах вызывает у меня шок. У нашей сотрудницы, у Веры Николавны… Ну ты ее видела… У ее подруги племянник разбился. Полез зимой на крышу пятиэтажки фотографироваться у ограждения. И что? И сам в лепешку, и у матери инфаркт!

Находка покосилась на меня, малость подумала и хмыкнула:

– Ну и ладно! Забыла и забыла. Не велика потеря! Всё одно твоим телефоном только гвозди удобно заколачивать!

В принципе это была чистая правда. Мой телефон столько раз роняли и стукали, что канцероген давно надо было покупать новый.

Джип остановился. Хозяйка вылезла и, открыв нам ворота, направилась к дому.

– Жрать охота! – заглушив двигатель, сообщил близнец и кивнул брату на багажник: – Давай, Витёк, тащи харчи в дом…

Тот возмущенно хрюкнул и открыл рот, собираясь, вероятно, выдвинуть брату аналогичное предложение, но неожиданно умиротворенную вечернюю благодать прорезал громкий вопль. Орала Находка. Мы испуганно переглянулись и, не сговариваясь, бросились к дому.

Мигом одолев крыльцо, мы ринулись в холл. Близнецы меня конечно опередили. Их широкие спины перекрыли всю панораму, и я не сразу поняла, почему они вдруг остановились и дружно хмыкнули:

– Ни фига себе!

Я живо вылезла на передний план… и охнула. В гостиной всё было перевернуто вверх дном. Шкафы выпотрошены, с полок всё сброшено… Пианино стояло едва ли не в центре комнаты, вокруг него гора растерзанных книг, на перевёрнутое кресло накидана верхняя одежда. Выглядело всё так, будто в дом впустили стадо сильно скучавших орангутангов.

Посередине всего этого великолепия, беспомощно раскинув руки в стороны, стояла Алиска. Она растерянно оглядывалась, явно силясь что-то сказать.

– Обчистили? – неуверенно спросил один из близнецов и поглядел на брата.

Тот поглядел почему-то на меня. Прикинувшись, что не замечаю пытливого взгляда, я попятилась и скользнула к кухне.

Кухня выглядела ещё более плачевно. Шкафчики нараспашку, полки пусты, содержимое банок с крупами на полу вперемешку с картошкой. Меня добила перевёрнутая сахарница, всегда стоявшая на обеденном столе. Это были дотошные воры.

Однако настоящий шок довелось испытать, когда мы добрались до второго этажа. В спальнях были сорваны даже шторы вместе с карнизами, а вот в мастерской…

– Ма-а-ам-м-а! – взревела Алиска, в ужасе хватаясь за голову. – Мама! Что это такое?!

Мастерская выглядела, словно после стихийного бедствия. Все имевшиеся у Алиски краски мирно пузырились в одной большой луже в центре комнаты, образуя затейливые цветовые сочетания. Готовые полотна, обычно стоявшие возле стены, в беспорядке валялись на полу, подрамники поломаны. Эта яркая красочная разруха выглядела так нелепо, что несколько минут мы просто стояли, молча оглядывая разоренные стены.