Тем временем подошел Пако и увел Сону на конюшню. Рокэ поднялся на ноги и вгляделся в дальнюю тьму, оруженосец последовала его примеру.
— Не заметил, откуда стреляли?
— Нет… — как можно заметить, когда она сразу кинулась к Моро?
— Мне кажется, стрелок был один и устроился вон в той нише, — сказал Алва, принимая фонарь из чьих-то рук.
Вдвоем они прошли к высокой стене, за которой виднелся заколоченный дом. Кому он принадлежит, Рейчел и рада бы вспомнить, но слишком сильной была ее непрекращающаяся тревога. Возле стены действительно валялся брошенный пистолет — значит, у стрелявшего не было времени, чтобы прятать его или он не желал, чтобы поймали с уликой.
— Его не поймают? — уточнила Рейчел.
— В обозримом будущем — нет. Идите в дом, юноша.
Кивнув, Рейчел побрела в особняк, чувствуя, как на плечи навалилась каменной тяжестью усталость, а на душу растерянность и тревога. Кто стрелял в спину Первого маршала? Кагет, Человек Чести, «навозник»? Но последним незачем смерть Рокэ Алвы, а два первых варианта казались ей слишком нелепыми и противоречивыми. В любом случае, покушаться именно сейчас, после официальной церемонии чествования победителей — слишком вызывающе и опрометчиво, на такое мог решиться лишь безумец. Так кто же он? Хотелось вернуться и расспросить подробнее, но Рокэ сказал, что пойдет успокоить Моро, а ей посоветовал лечь спать. Впрочем, как он заметил, можно будет выпить по бокалу вина, за счастливое возвращение.
Счастливое… Счастливое тем, что не пострадали ни Рокэ, ни Рейчел. Медленно опустившись на лестницу, что вела на второй этаж, девушка прислонилась спиной к холодному твердому камню стены и мысленно попыталась услышать совета. Хоть какого-нибудь. Но сейчас камни были беззвучны, им не хотелось общаться с Повелительницей, а значит оставалось либо уйти к себе, либо ждать, отрешенно глядя в темноту, либо продолжать молчаливо взывать к ним.
Бесполезное занятие. Стихия ее не слышала, а может просто не пришел нужный час.
— Не спите? — спросил Алва, подойдя к ней незаметно.
Молча посмотрев в его пугающе-огромные синие глаза, под которыми залегли темные тени, Рейчел покачала головой. Она чувствовала себя усталой и одновременно мучимой любопытством, но Рокэ, словно прочитав ее мысли, сказал, что Моро через неделю будет бегать. А потом пригласил ее в кабинет, где Рейчел не была полгода. Но за это время там ничего не изменилось — все те же кабаньи головы и оружие на стенах, стеклянные кубки и стопки книг.
Рокэ разлил вино по резным бокалам и сказал несколько слов о том, как познакомился с четырехмесячным Моро и спас его, о том, как они вместе уже шестой год.
— И оба пока живы, — зачем-то добавил он.
— Вы о проклятии? — встрепенулась Рейчел.
— От проклятия, наложенного на мою семейную ветвь, что идет от Альбина Борраска, девушка, гибнут люди, но не лошади.
— Монсеньор, а… Те эории, что судили Ринальди, они тоже прокляты? — голос предательски дрожал.
— Да, — подтвердил маршал, шевеля угли в камине. — Все Четверо Повелителей и их потомки. Я не знаю, распространяется ли это на женщин, но…
— Но может перейти вместе с Повелительством, — очень тихо сказала Рейчел, чувствуя, что дрожат руки. Пришлось поставить бокал на стол и сесть в кресло. — Но, может быть, за столько лет все изменилось. Прошло несколько эпох!
— Не горячитесь, девушка, — Рокэ подошел к столу и отпил из своего бокала. — Придет Излом и расставит все на свои места.
Рейчел вздохнула и посмотрела на меч. Сражаться таким трудно, неудобно и немодно, а вот смотреть можно бесконечно, особенно, когда взгляд привлекает блеск камней. И все-таки, судя по тому, какой прекрасной была сталь и какими чудесными узоры из драгоценностей, кузнецы и ювелиры в древней Гальтаре блистали своим мастерством на всю страну. Подойдя поближе, она присмотрелась: несколько камней, украшавших рукоять, выпали, и один совсем недавно.
— Эр Рокэ, мы потеряли один камень, — заметила Рейчел и, подняв меч, протянула его эру рукояткой вперед.
— Хм. Здесь должен быть карас. У моего ювелира был подходящий.
— Монсеньор, — Рейчел сама не поняла, зачем решила поднять эту странную и больную, но волнующую ее, не меньше, чем Рокэ состояние Моро, тему. — Вы меня любите?
Она не собиралась выпрашивать любовь или что-то вроде того — она хотела просто получить ответ на вопрос и, если он будет отрицательным, больше никогда не возобновлять этот разговор снова. Но разве с Рокэ Алвой когда-нибудь бывает что-нибудь просто так, особенно, когда он смотрит прямо в душу серьезными синими глазами и молчит.
Минуты текли медленно и томительно, Рейчел так и подмывало обидеться, крикнуть ему что-нибудь меткое и убежать, однако Скалы всегда отличались своим упрямством и поэтому отступать от своего вопроса нельзя.
— Рейчел, — так назвал он ее чуть ли не впервые, но теперь голос Рокэ звучал не хладнокровно, а мягко и почти тепло. Раньше девушка не знала, что он умеет так разговаривать. — Ты же знаешь о том, что мой род проклял Ринальди.
— Мой тоже! — она вскинула голову и одарила его решительным взглядом.
— У тебя, все-таки есть шанс.
— Шанс? — переспросила Рейчел, давясь надтреснутым истеричным смехом. — Выйти за Тристама, переодетого в платье?
Вместо ответа Рокэ сел, наконец, в кресло напротив и очень грустно на нее посмотрел.
— А как ты представляешь наше будущее после службы у меня оруженосцем?
Этим простым и точным вопросом Рокэ Алва сломал ту тонкую грань в ее измученной неизвестностью душе, что разделяла счастье и боль, а потому, она уткнула лицо в ладони и горько расплакалась. В Надоре плач был под строгим запретом, потому что герцоги Окделлы не плачут, как любила говорить матушка, а здесь Рейчел просто не могла сдержаться. Особенно сейчас.
Рокэ бесшумно подошел, мягко обнял ее и прижал к груди. Обнимал ли он с такой же нежностью Катарину, бакранку, или, подумать страшно, Джастина Придда?
— Не стоит плакать, — очень спокойно произнес он, проведя ладонью по ее волосам. — У нас еще есть два с половиной года впереди, чтобы решить эту проблему.
И правда… Всхлипнув в последний раз, Рейчел вытерла слезы протянутым платком и кое-как попыталась улыбнуться. Чтобы ее успокоить окончательно, Рокэ стал рассказывать про символы Четырех Великих Домов, изображенные на мече Раканов.
— Каждому знаку полагается свой камень. У каждой Силы было четыре ипостаси — Рассветная, Полуденная, Закатная и Полуночная, или Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя. Потому у нас и месяцев шестнадцать, по четыре на каждую силу, а значит, на каждый дом, — перевернув меч, Рокэ вгляделся в узор, украшающий клинок, а затем прочитал древний девиз: — «Их четверо, но сердце у них одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат».
Рейчел слушала молча, с интересом, слегка улыбаясь, а когда Рокэ замолчал и стать пить вино, вызвалась найти утерянный карас.
— Нет.
— Но почему?
— Потому что ночью на улицах опасно. Убийцы, привидения, бродячие собаки и можно простудиться. Идите спать, вы устали, — его тон стал привычно-насмешливым, а это значило, что за дверью кто-то есть.
И Рейчел не ошиблась — вошедший Хуан бесстрастно доложил, что комнаты приготовлены. Покидая кабинет эра, девушка захотела выспаться и забыть хотя бы на время о том, что ее тревожило и тяготило.
Ричард проснулся поздно и не сразу понял, что он дома. Дома? Выходит, особняк Ворона стал ему родным, а как же Надор? Второй мыслью юноши был найденный на месте покушения карас. Дик вскочил и подбежал к письменному столу. Отшлифованный в незапамятные времена камешек лежал там, где его вчера оставили. Ричард Окделл смотрел на тускло мерцающую черную каплю, и ему было страшно от одной мысли, из каких глубин она явилась.
Меч Раканов был откован в легендарной Гальтаре и стал символом королевской власти и воинской доблести задолго до преступления Ринальди и гибели Эридани. Говоря по чести, юноша представлял легендарный клинок иначе, возможно, потому, что на рисунках, изображавших братьев Раканов, в руках короля был роскошный двуручник, похожий на те, что держали каменные рыцари, охранявшие вход в усыпальницу Окделлов. Эр был прав, когда назвал реликвию дурно сбалансированной железякой, и все равно это был ТОТ меч! Фердинанд оказал своему маршалу неслыханную честь, а Рокэ по своему обыкновению посмеялся, хотя, отнесись Ворон к реликвии серьезно, он никогда б не позволил оруженосцу оставить выпавший камешек себе.
