— Ничего… я держу, спасибо… — пропыхтела Рейчел Окделл, прижимая к груди тяжелую ношу.

— Прощайте, безвинные узники. У меня еще полно дел, нужно успеть до рассвета, а уже полночь. Счастливо оставаться…

Поблагодарив и попрощавшись еще раз, Рейчел не услышала ответа и поняла, что добродетель ушел. С радостной улыбкой она вылезла из камина и осторожно опустила мешок на каменные плиты.

— Как нам повезло! — восхитился Арно. — Остальные-то легли спать натощак. Значит, будем радоваться…

Первым обрадовался Иоганн, сообщив, что сильно голоден, а Паоло злорадствовал над Арамоной. Рейчел же отчего-то испытывала упадок духовных сил, и радость куда-то улетучилась. Кто же Суза-Муза на самом деле и почему он сначала намекнул, что сгинет этой ночью, а потом — что даст о себе знать на Фабианов день. Как-то все несостыкуется… Последним предположением было то, что виновник всех Арамоновых бедствий — Эдвард или Юлиус. А потом они сели пировать. Ветчина, сыр, хлеб и пироги были, вне всякого сомнения, роскошны, но какой же ужин без вина? Даже Рейчел, выросшая в суровых надорских условиях, это понимала, а у Паоло и вовсе глаза загорелись, когда девушка извлекла огромную запечатанную бутыль. А еще — огниво и свечи. Очень быстро заплясали озорные рыжие огонь, разгоняя дурную темную муть вокруг.

— Как же есть хорошо, что нас сюда заперли! — обрадовался даже Норберт.

— Та-та! — кивнул Иоганн. — Представляю себе капитана завтра… Рихард, ты имеешь открывать это вино, а мы имеем нарезать хлеб, окорок и сыр.

Кухонный нож тоже прилагался. Суза-Муза позаботился и об этой мелочи. Посмотрев на вино с восторгом, Паоло начал было рассказывать о том, как надо пить красное вино хорошей выдержки. Рейчел хотела бы поинтересоваться, откуда он знает, что здесь красное, а не белое, но подумала, что совсем не разбирается в винах и поэтому станет объектом сочувствия кэналлийца. Улыбнувшись, чтобы успокоить саму себя, Рейчел потянулась к бутылке, но раздался странный колокольный звон. Так звонят только в древние, треснувшие колокола. Это же, судя по реакции, услышали и остальные пятеро. Иоганн сложил указательные и безымянные пальцы, чтобы отвратить зло, но свеча погасла. Без дуновения ветра! Рейчел поежилась, вслушиваясь в ровное гудение.

Выплывшие из дальнего конца Старой галереи зеленоватые огоньки показались всем зловещими. На ум мгновенно пришло воспоминание о кошачьих глазах, горящих во мраке. Когда Рейчел было шесть лет, она столкнулась с заблудшим котом, решив на спор с Айрис выйти из детской ночью, но как мяукающее порождение Леворукого оказалось на втором этаже замка, никто не понял. Пришла старушка Нэн, охнула и отнесла зверя на кухню, где его накормили, а потом герцогиня уговорила мужа отдать кота Ларакам, чтобы не пугал детей.

Вот и сейчас в ее голове всплыло это воспоминание, но девушка была готова оказаться в Надоре, окруженной хоть шестнадцатью котами, чем здесь, среди темноты, холода и зловещих огней. Вместе с остальными унарами она попятилась назад, случайно наступила на ногу Паоло, сбивчиво извинилась и прислонилась спиной к каменной кладке, от которой веяло холодом. Камин служил для унаров неплохим укрытием, но вряд ли, монахи, несущие зеленые свечи, собирались нападать на них. Да, именно монахи. Танкредианцы. Наверное, призрачные.

Наблюдая за ними и слушая колокол, девушка испытывала сильнейший страх. Кто-то что-то говорил о призраках Лаик, но тогда она не придала этому особого значения. Про надорских призраков тоже многое рассказывают, и за свою жизнь в родовом замке она еще никого не встретила.

А тем временем процессия продолжала идти ровным шагом, глядя прямо перед собой. Все держали одинаковые свечи. Наверное, это все те монахи, что жили в этом аббатстве с первого и до последнего дня его существования. Старые, молодые, уродливые, красивые, они были одинаково одеты в балахоны небеленого полотна, обуты в веревочные сандалии. Вот и еще один монах, худощавый старик, завершающий процессию. Потом последовали новые люди — два юноши в унарских одеждах, за ними следующая пара, а потом два брата. И за ними медленно поплыли, под несмолкающий треск колокола. Множество пар и все мужчины. Ни одной девушки… А вот — дед с внуком. Или с внучкой? Коротко остриженные волосы, затравленный взгляд, тонкие пальцы и полные губы. Слишком большие глаза для мужчины. Может быть, Рейчел это показалось, а может просто хотелось приободрить себя. Ведь бывало и так, что женщины переодевались в мужчин задолго до ее рождения, чтобы спасти свой род, а иногда рождались миловидные мальчики с девичьей внешностью. Как Октавий Оллар, сын узурпатора…

Спина чувствовала ледяной камень не хуже, чем недавно тепло спины Паоло, сердце отчаянно колотилось, а в груди разгорался огонь любопытства. Предпоследний призрак в коричневой одежде напомнил ей Эйвона, а следом за ним беззвучно шел отец. Эгмонт Окделл. Вместе с ним шагала она, Рейчел, растерянная и коротко остриженная девица, смотревшая с тем же отчаянием что и та внучка родовитого деда. Теперь стало явным, что там шла девушка, а не мужчина. Интересно, как она погибла, что с ней стало? Впрочем, неважно… Мимо шел отец, такой, каким Рейчел его запомнила, серьезный, с плотно сжатыми губами. Он смотрел на свечу и не озирался по сторонам, как его спутница.

Рейчел пристальнее вгляделась в темные пятна на груди призрачной себя. Кровь… Девицу ударили в грудь кинжалом или застрелили из пистолета, но разглядывать времени нет. Сглотнув, она бросилась вслед за отцом, желая обнять его, расспросить, узнать о том, что было и будет. Их ждала слепая и серая стынь, где уже скрылись все монахи. Эгмонт Окделл шел последним и удержаться было просто невозможно.

— Отец!!! — разнесся по каменному узилищу громкий отчаянный крик. — Подожди!

На глаза навернулись слезы, когда она сумела поравняться с ним возле стены, и тут Эгмонт обратил на нее внимание. Призрачная Рейчел уже исчезла, а последний герцог Окделл остановился и пристально посмотрел на живую дочь. Зловеще блеснули белки его давно закрытых глаз, но страх лишь кольнул ее и сразу растворился в пелене любопытства. Смолк колокольный звон.

— Ты нужна камням, — нечетко, но более-менее разборчиво произнес отец, — тебя признали Скалы. Уходи и прощай.

— Отец! — из груди рвался болезненный хрип.

— Не приходи ко мне этой ночью.

А потом все просто закончилось. Кто-то схватил ее за плечи, оттащил прочь, прошипел кэналлийское ругательство. Паоло! От вновь нахлынувшего горького отчаяния Рейчел сначала рванулась вперед, а потом обмякла в его руках, когда поняла, что отец слился с серой холодной стеной, исчез в ней навсегда и больше она его не увидит.

— Дурак! — выдохнул Паоло, с облегчением и участием всматриваясь в ее лицо. — Жить надоело?

— Я видел отца… — ее голос сбивался и дрожал. — Он шел последним.

— Тебе показалось, — кэналлиец говорил и вел ее, бережно придерживая под руку, к остальным унарам. — Садись, я сам открою вино. И мы наконец выпьем.

Позволив усадить себя обратно на холодные плиты возле камина, Рейчел рассеянно смотрела, как Норберт зажигает погасшую свечу. Затем подумал и зажег еще три, потому что четверной огонь отгоняет зло.

— Закатные твари! — буркнул Паоло, возившийся с бутылкой.

Он порезался или укололся. Рейчел инстинктивно потянулась к карману куртки, где у нее лежал платок, но тут же спохватилась о том, что могут раскрыть даже по этому признаку. Вряд ли у кого-то из унаров есть шелковые платки, впрочем, если и есть, то их забрали вместе с одеждой. А она сумела пронести свой платок и теперь подумала, что это покажется кэналлийцу подозрительным.

— Тебе помочь? — спросила девушка, решив, что если Паоло согласится, то достанет несчастный платок и соврет какую-нибудь глупость.

— Ерунда! — он слизнул с пальца темную каплю выступившей крови. — Дик, пей первым, это все-таки тебе.

— Подождите, — Иоганн неожиданно начал проявлять благоразумие, — сначала надо произнести заговор. Пусть Четыре Волны будут уносить злые проклятия ото всех нас, сколько б их ни наделали.