И все же, вот она.
Гребаные гриффиндорцы и их храбрость.
Малфои были одной из древнейших чистокровных семей, которые должны были вступать в брак на 18-м году старым ритуалом связывания. Душа связанная с другой, как и сердце. Без связи не будет наследника.
— Навсегда ты будешь связан с грязнокровкой. Твой сын больше не будет чист, а твоего сына…
— Это действительно жалкая попытка остановить неизбежное, — сказал он холодно, и она снова встретилась с ним взглядом. Она почти сразу замолкла. Он оказал на нее такое влияние.
Он заставлял ее чувствовать себя неполноценной и глупой одним своим взглядом.
— Не говори мне того, что я уже знаю. Я решил сделать это, я выбрал тебя.
— Ты не можешь, — она снова направилась к нему в надежде остановить. Он только оттолкнул ее назад к воображаемому кругу, который создавал, не прекращая мерить комнату шагами.
— Разве ты не хочешь узнать всю историю целиком, Грейнджер? — у него был один из этих взглядов, тот самый, который раздражал ее больше всего. Он заставлял ее чувствовать насмешку, или будто он знал что-то, что ей было неведомо. Она знала, что он отвлекает ее, чтобы удержать в кругу. Часть ее непрестанно твердила, что стоит убраться отсюда, но ее любопытство было сильнее. Она желала знать.
Драко знал, что останется там, где и стоит. Она была умной и храброй ведьмой, но ее жажда знаний убьет ее однажды. Он ухмыльнулся и продолжил.
— Дамблдор предсказал, что Волдеморт собирается дать мне камень. Вот только старик не знал, что он уже был у меня.
— У тебя уже был камень, когда Дамблдор был еще жив?
— Да. Я никогда не пытался его убить. Видите ли, Волдеморт велел мне притвориться испуганным мальчиком, который был вынужден убить его.
— Он дал тебе камень и сказал тебе притвориться, что это ты убил Дамблдора? —
ее глаза следовали за ним, куда бы он ни пошел. Она не позволяла ему скрыться из ее поля зрения ни на секунду. — Почему он хотел, чтобы ты притворялся?
— Он хотел сделать меня своим наследником, Грейнджер, и он не хотел, чтобы Дамблдор знал. Он хотел, чтобы Дамблдор верил, что я просто пешка.
Значит, письмо Дамблдора говорило правду. Наследник. Да, это имело смысл. Зачем же еще Волдеморту давать Малфою камень? Каким-то образом Волдеморт предвидел свое собственное поражение, поэтому у него был резервный план.
И если Малфой был просто пешкой, Дамблдор не стал бы над этим задумываться.
— Но это не сработало, не так ли? Дамблдор понял это? Что ты был наследником Волдеморта?
Она почти чувствовала возбуждение, исходившее от него.
— Я сам ему сказал.
Она оглянулась с недоверием.
— Я ему солгал, сказал, что я не хочу быть наследником и что меня принуждают. Как видишь, он совершил огромную ошибку. Он доверился мне, — глаза его просияли, наслаждаясь воспоминаниями. — Он сказал, чтобы я шпионил за ним. Он обещал помочь мне извлечь камень, когда Волдеморт, наконец, решит использовать его на мне, он никогда не был во мне все это время. Я провел его.
— Зачем? Камень и так уже был в твоих руках. Ты уже знал, что Дамблдор умрет. Зачем беспокоиться о его доверии?
Она услышала, как он снова щелкнул языком, с неодобрением думая о ее невежественности.
— Потому что, Грейнджер, милый старый Волди собирался пасть, я это знал. Я располагал доверием Дамблдора, что гарантировало мне то, что по окончанию войны меня не сошлют в Азкабан за пребывание Пожирателем Смерти. Я все равно буду свободен.
— И Волдеморт ничего не знал об этом? О том, что Дамблдор тебе доверяет?
— Конечно. Волдеморт считал, что его план сработал, он думал, что Дамблдор не подозревал о том, что я наследник. Он никогда не знал, что я был шпионом для Дамблдора или что тот самый наследник, которого он так гордо провозгласил, хотел убить его же за самопровозглашенное величие. Я провел и его тоже.
Некоторое время она не говорила. Она пыталась все осмыслить.
Он наслаждался каждым моментом, говоря ей, что его достижения можно было счесть не иначе как блестящими. Она не знала, что и думать теперь. Все это время… Все время он был таким. Он играл на обе стороны, преследуя свои собственные эгоистичные цели, и ведь добился каждой из них.
— Не существует плохой или хорошей стороны, принцесса, — его ухмылка расширилась. — Только моя сторона.
— Что с тобой случилось? — ее голос снова дрогнул. Выражение ее лица было грустным и несчастным. — Ты ведь не всегда был таким пустым, таким убийственно холодным.
— Я всегда был таким, не говори мне, что я другой, — прошипел он. — Все так думали. Даже мои родители думали, что я монстр. Я, их собственный сын, — в его голосе не было следа печали или сожаления, только пыл и рвение. — Поэтому я попросил Волдеморта убить их.
Нет…
Она задохнулась от его слов. Его недостаток раскаяния был настолько пугающим, что ей было сложно это представить.
…но, пожалуйста, знайте, что трудно любить, когда весь мир говорит тебе не делать этого.
Дамблдор был прав все это время. Малфой был монстром, потому что люди вокруг него сделали его таким. Весь его мир был построен с такой ненавистью и темнотой, что, казалось, он не знал любви и иных чувств.
…Драко потерялся во тьме.
Его холодный смех прервал ее мысли. Он провел рукой по волосам.
— Посмотри на меня, Гермиона, у меня есть то, что все хотят иметь, о чем каждый может только мечтать… Огромная власть. И после того, как эта ночь закончится, ты будешь моей.
— Ты не сделаешь этого, — она поморщилась. — Дамблдор не доверял тебе полностью. Он сказал, что ты потерял свой путь в темноте, он сказал мне об этом в письме.
— Письмо от Дамблдора? — он фыркнул. — Он мертв.
— Это была его последняя попытка предупредить меня. Он написал это до того, как умер, — она не должна позволить ему запугать ее, взять под свой контроль. Ты сможешь это сделать, Гермиона. Ты сможешь. — Он видел тьму в твоих глазах, Малфой, но ты не собираешься этого делать, я это знаю. Знаешь, что еще он сказал в этом письме? Он сказал, что у тебя еще есть надежда. Он верил, что ты изменишься. Несмотря на все, он продолжал верить в тебя.
— Дамблдор был дураком, — сказал он равнодушно, и его лицо потемнело. — Он не должен был доверять мне, не должен был доверять вообще никому. Доверие уничтожает нас. Он и Темный Лорд были прямым доказательством этого.
Драко резко остановился. Затем он подошел к девушке, его шаги становились все громче и громче. Ее сердце стучало, словно копыта напуганной лани. Наконец, он приблизился к ней вплотную. Его фигура возвышалась над ней уже не первый раз, но ей казалось, что она видит его впервые. Нельзя было отрицать, что он был красив: его светлые волосы были безупречны, черная маска мерцала сотнями бликов на утонченном аристократическом лице, а одежда делала его подобным богу.
Он был совершенным.
У нее возникло желание сбежать от его пронзающего взгляда, но когда он коснулся ее щеки рукой, ноги внезапно задрожали. Медленно он двинулся, чтобы развязать свою маску. Он был таким нежным, осторожным, что гриффиндорка не нашла в себе сил, чтобы уйти.
— Но я тоже, — ее голос был тихим и мягким, и он почувствовал, что готов раствориться в этом прекрасном звуке.
— Что? — раздался слабый шепот.
— Верю в тебя.
Драко смотрел на девушку перед собой с изумлением. Он не хотел ничего, кроме как захватить ее сладкие губы в нежном поцелуе. Он почувствовал небольшой прилив сожаления в животе. Неужели, это… сомнение? Он сомневается в этом плане? Сомневается в женитьбе?
18 кругов, Гермиона считала. Его лицо ничего не выражало, никакого движения. Он даже не моргнул. Они просто стояли, лицом друг к другу. Она искала любой знак в его глазах, все, что могло бы сказать ей, что он передумал, но в них внезапно вспыхнул гнев, и она отступила.
— Хватит.
— Он верил в тебя, Малфой! — громко выкрикнула она, когда он двинулся, чтобы схватить ее за руку. Он начал вытаскивать ее к середине своего воображаемого круга, но она боролась. — Так сильно, что он был готов простить зло внутри тебя! Разве это не говорит ничего? Разве это не значит, что на самом деле там есть что-то хорошее?