Неужели приближалась ночь Кровавой луны, а я не заметила за нервотрепкой с Брентами? В этот праздник у всех ведьм начинал подтекать чердак и проявлялись странные причуды. Кого-то тянуло голыми на метле полетать (вороны недоделанные), кого-то светлого зелья вкусить, а потом еще неделю болеть несварением. Кузина, вон, вдруг на жабу принялась облизываться.

– Только через твой труп! – ткнула я в нее пальцем и направилась в кухню, попутно перепрыгнув через зеленоватую кляксу с проклятьем колченогости.

В кухне царила парилка. Воздух был душным, горячим, и разогретый очаг с шумящим магическим котелком на огне никак не способствовал прохладе. Пока Дороти поглядывала из вазона на мух, мы с кузиной варили снадобье.

– Рыбьи глаза четыре штуки, – прочитала я по бумажке, потянулась за банкой и обнаружила, что Брит уже отсыпает желеобразную зловонную субстанцию в котел прямо из горла.

– Четыре! – рявкнула я.

– Хуже не будет. Знаешь, как говаривала моя матушка? Кашу жабе рыбьими глазами не испортишь. – Она принялась мешать в котелке деревянной ложкой.

Но оказалось, что хуже могло быть, хотя беды ничего не предвещало. Едва зелье закипело, а ядовито-алый дым, невыносимо вонявший ненавистным рыбьим жиром (по-соседски рассчитывала, что аптекарю с женой-кулинаркой тоже аппетит отбило на неделю), повалил, как из жерла вулкана, варево начало стремительно чернеть. Не успели мы опомниться, а субстанция загустела, приобретя консистенцию тягучей смолы.

– Снимай! – взвизгнула сестрица. – Снимай!

Чугунная посудина со звоном брякнула на деревянную подставку. Не веря в провал предприятия, мы с Брит таращились внутрь котелка. На наших глазах смола стремительно окаменела и даже треснула, как засохшая земля.

– Говоришь, кашу не испортишь? – проворчала я, хмуро глянув на Брит. – Поэтому у твоих хлыщей то хвост из штанов вылезет, то копыта появятся.

– У тебя ведь еще есть котелки? – Пальчиком она постучала по черной застывшей корке.

Через четыре котелка и три кастрюли за окном загустела ночная темнота, аптекарь с семьей, судя по звукам, доносившимся из открытого кухонного окна, сбежал на другой конец города, а я превратилась в черную ведьму, которой оказалось не в чем варить не только зелья, но и даже супы. Совершенно выбившиеся из сил, мы смотрели на чистый ковшик с медной ручкой, стоявший на столе между нами. Было очевидно, что мы ошиблись в рецептуре. Семь раз подряд.

– Рыбьи глаза закончились? – уточнила кузина, помотав четыре жалкие штуки по дну банки.

– Угу.

– Значит, последняя попытка.

– Она и так последняя, посуды тоже не осталось, – со вздохом намекнула я на шеренгу испорченной хозяйственной утвари, жавшейся на полу по стенке.

За последние часы мы отработали движения до машинальности, а потом из медного ковшика снова повалил кроваво-красный дым, а зелье принялось густеть.

– Да чтоб тебя! – плюнула я, и неожиданно жидкость просветлела, зазолотилась, приобретая красивый цвет наваристого бульона.

– Что ты сделала? – удивилась Брит.

– Выругалась, – медленно выговорила я.

Мы переглянулись и вдруг поняли!

– Хочешь сказать, что бабкин секретный ингредиент… – Брит передернуло. – Выходит, она во все зелья плюет? Великая Нортон плюет в свои зелья?!

– Темная Богиня, я до шестнадцати лет пила ее укрепляющие эликсиры и закапывала в глаза капли для остроты зрения.

Уверена, что мое лицо было столь же отвратительного зеленоватого цвета, как и у Британи.

– Ты до шестнадцати, а я только вчера флакон снадобья от похмелья выхлебала, – судорожно сглотнула она.

– Давай сделаем вид, что мы никогда об этом не узнали? – жалобно прошептала я, как будто могла по щелчку пальцев стереть неугодные воспоминания. – И больше никогда не будем воровать рецепты из ее гримуара.

– И пить зелья! – поддакнула кузина.

Мы синхронно кивнули, мысленно давая зарок.

С невестой, в отличие от жениха, решили поосторожничать. Не швырять в ковшик с зельем, а полить сверху тоненькой струйкой, изображая душ. Пока выкупанная жаба не превратилась в девушку, переложили на застеленный полотенцем стул. Думаю, Картер прослезился бы, если бы увидел, сколько деликатности отвесили его благоверной две черные ведьмы, учтивостью к простым смертным вообще-то не отличавшиеся. Бабка Примроуз от возмущения точно схватилась бы за сердце.

Едва Дороти обсохла, как вокруг бородавчатого пухлого тела заплясали магические огоньки. Брызнула ослепительная вспышка, точно на озаренной свечами кухне взорвалось крошечное солнце. Прикрыв глаза, я с наслаждением представила, как заберу из поместья вещи, вернусь в лавку, а напоследок оставлю Бренту-старшему какое-нибудь пакостное проклятье. К примеру, удивительное в своей мерзости проклятье волосатости, когда ладони покрывались жесткими, похожими на волчью шерсть волосками и ничем, кроме эликсира для облысения, не убирались. Тот, в свою очередь, лишал всех волос, даже ресниц…

– Кхм, Эльза? – сдержанно позвала меня Брит, вырывая из блаженных мечтаний.

Приоткрыв один глаз, чтобы воззриться на преображенную Дороти, я вздрогнула в непритворном ужасе:

– Что это?!

Мне бы подошел любой вариант: квакающая девушка, девушка с синими волосами, с пятачком вместо носа, с кошачьими глазами, даже хвостатая, но на стуле, спрятав лапы и голову под панцирь, сидела большая черепаха!

– По-моему, зелье не очень помогло, – резюмировала Брит.

– Ты же сказала стопроцентное превращение! – воскликнула я, отказываясь верить в реальность происходящего.

– Она ведь превратилась, – осторожно заметила кузина, боясь спровоцировать во мне приступ ярости.

– В худшем случае Дороти должна была сохранить жабью личину, но она стала черепахой!

– Ну, ведь тоже земноводное.

– Но у нее панцирь! Как я объясню его появление Брентам?!

– Скажешь, что неожиданно за ночь отрастила. Кстати, в доме сквозит? – деловито поинтересовалась Брит и, когда я зачарованно кивнула, продолжила: – Вот! Замерзла и отрастила панцирь. Такая бронированная лягушка. Как думаешь?

– Думаю, это звездец моей лицензии, с большой литеры «Пэ». – Я поправила на носу очки и прямо как наяву услышала издевательский хохот бабки Примроуз, не впускавшей меня в замок ради профилактики приступов самостоятельности.

Пока мы, ошарашенные провалом, ломали голову, как помочь бедной бронированной Дороти, она кувыркнулась со стула и со стуком тюкнулась о каменный пол. В воздух брызнула новая вспышка, заставившая нас на секунду зажмуриться. Вместо черепахи под стулом съежилась приличного размера крыса с коричневой подпалиной на спине.

– А это-то я как объясню?! – взревела я.

Отчаянный вопль взбудоражил хвостатую тварь, и та галопом рванула под шкаф.

– Держи ее!

Кузина моментально выставила указательный палец и направила в несчастное животное, едва обросшее шерстью, магический луч. Первая молния оставила черный опаленный след на полу, а крыса сделала резкий вираж и устремилась в торговый зал.

– Остановись! – выкрикнула я как раз в тот момент, когда второй магический удар достиг цели. Беглянка подпрыгнула и сковырнулась набок. В воздухе повеяло паленой шерстью, а от серого плотного тельца шел подозрительный дымок.

– Ой, – глубокомысленно пискнула сестрица, пряча руки за спину.

– Ты ее поджарила!

Чувствуя, как в жилах леденеет кровь, я со всех ног бросилась к бедняжке Дороти, но по дороге шмякнулась мизинцем о котелок. Скривилась от боли и высказала вслух все, что думаю о неумехе Брит, о Томми, заразившем меня неудачливостью, о гулящем Картере и даже о его надменном брате, отчего-то решившем, будто он достоин внимания настоящей черной ведьмы в тринадцатом поколении. Говорила громко, матерно и витиевато, удивляясь, что так умею. Кузина даже рот открыла от изумления.

Клянусь, они бы все по очереди оказались проклятыми, но Дороти ожила! Сначала дернулась, повозилась, а потом, точно получив пинок для ускорения, рванула под стеллаж в торговом зале. Толкаясь и ругаясь, мы с Брит бросились следом, хотя понимали, что не сумеем догнать приобретшую невиданную скорость невесту. Вдруг темный зал озарила новая вспышка.