— Думаю, наши фамилии в прессе не появились, так?

— «Наши» — неверно сказано, — ответил Макаров. — Моя не появится. Твоя — может. Газа нахватался Николай Каширин, сподвижник твоего Шунта. Может, лично вы с Кашириным и незнакомы, но за последние дни он о тебе очень даже много слышал. Ладно, коль нет у тебя времени на разговоры, то отложим их.

— Постой, — Рамазан выговорил это поспешно, словно боясь, что Олег бросит трубку. — Приезжай прямо сейчас. Ты откуда звонишь, чтоб машину подослать?

— В гостинице разговора не получится. Я жду тебя у троллейбусной остановки на проспекте Андропова. Там хорошо — ветрено и просторно.

— Но я действительно спешу, меня ждут в Белом доме, а это не шутка…

— Тогда прощай.

— Хорошо, выезжаю.

* * *

Бетонные плиты и худенькие черные деревца-подростки — невеселый антураж для душевных разговоров. Впрочем, разговор и не намечался быть душевным.

Хмурый Рамазан оглядел ряд мокрых скамеек:

— Здесь даже сесть негде.

— Прогуляемся, это полезно.

Сухой северный ветер кололся редкими снежинками, рваный пластиковый пакет, зацепившись за куст, трещал так, что ныли барабанные перепонки. Рамазан зло сорвал его и бросил в сторону. Пакет тотчас нашел другой куст и продолжил свою ужасающую музыку.

— Уже не торопишься? — спросил Макаров.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Что там, в наших верхах, серьезный вопрос решался? Или это секрет?

— Серьезный для меня, — сказал Рамазан.

— Что, коммерсантам разрешат скупать оружие и продавать его на юге?

Рамазан словно не услышал иронии во фразе Макарова.

— Речь идет не о Юге, а о Западе. Как тянуть туда нефтепровод: через Чечню или в обход.

— А тебе не все равно?

— Мне все равно как. Главное — чтоб я был поближе к этой трубе.

— Но у тебя много конкурентов, и они только и ждут, чтоб подсидеть друг друга, так? Компромат копают, грехи чужие ищут…

Рамазан остановился:

— Если ты, Олег Иванович, считаешь грехом мою давнюю коммерческую деятельность, то можешь прямо сейчас собирать пресс-конференцию и трубить о ней на всю Россию. У тебя же нет никаких фактов на руках! С тем же успехом можешь обвинять меня и в убийстве твоей жены. Что ты имеешь на руках? Старые листовки времен Карабаха? А как доказать, что это я их выпускал? Тем более что это действительно не я…

— Мы встретились по поводу задержания Каширина, — напомнил Макаров.

— И что нам Каширин?

— Раз ты ради него приехал сюда, а не в Белый дом, значит, он для тебя что-то да значит.

— Лично он — ничего. — Рамазану, наверное, было зябко в дорогом кашемировом пальто, он нахохлился, как воробей. — Я не из-за него приехал, а из-за тебя. Я так и не смог понять, какие силы стоят за тобой, — времени мало было для этого.

— Большие силы, — сказал Макаров.

Рамазан кивнул:

— Да, вы многое успели сделать. Признаюсь, с Шунтом… — он бросил быстрый взгляд на Олега, — и с прочими у меня не все гладко, тут можете меня подловить, так что давайте торговаться. Я хочу, чтоб Каширин молчал. Что хотите со своей стороны вы?

«Однако! — подумал Макаров. — Кавказец даже допускает, что я как-то могу повлиять на Каширина. Что ж, пусть допускает».

— Тебе уже сказали, как Зырянов вышел на твой след? — спросил он.

— Зырянов — это однорукий?

— Да.

— Сказали. Я как-то имел дело с Лаврентьевым, торгашом из Новокузнецка…

— Ты не тронешь его.

— И Каширин будет молчать?

Пластиковый пакет наконец сорвался с куста, закрутился на ветру и умчался в сторону реки. Стало непривычно тихо, и Рамазан продолжил говорить вполголоса:

— В принципе, он обо мне ведь почти ничего не знает. Надо лишь, чтоб вы ему ничего лишнего не нашептали.

— Что касается меня — даю слово, — сказал Макаров. — А ты не можешь сказать, о чем ты меня хотел попросить в ту последнюю чеченскую встречу?

— А, мелочь. Действительно мелочь. Мне нужно было, чтоб ты на своем транспорте через блокпосты провез кое-какой груз, вот и все. Ты этого не сделал, зато сделал другой человек. Теперь он ездит на хорошей машине.

— Кажется, мы обо всем договорились. — Макаров вынул сигарету, попробовал закурить на ветру, сломал спичку. Рамазан протянул ему тяжелую желтую зажигалку:

— Возьми на память.

— Нет, спасибо. Ты их, знаю, своим людям даришь, так что это вроде как не по чину мне.

— О своих людях, кстати. Если надоест на пенсии сидеть, приходи, дам хорошую должность и хорошие деньги.

— Я воров не обслуживаю, Рамазан.

Рамазан наконец не выдержал, резко повернулся к Макарову, лицо его пошло пятнами:

— Я не все могу простить!

— Я тоже, — ответил Олег, глядя ему в глаза.

— Тебе нечего прощать. Кровь твоей жены — не на мне, который раз говорю.

— Есть газета такая — «Ситуация». — Макаров глубоко затянулся, тоненькой струйкой выпустил дым. — Мы ее там, в Чечне, больше любой другой ждали.

Рамазан недоуменно вскинул голову:

— Это ты к чему?

— К тому. — Новая затяжка, и от сигареты остался только фильтр. — Там списки наших убитых публиковали. Твои деньги в красных пятнах? Нет крови моих ребят на твоих деньгах?

— Ну, знаешь, — Рамазан нервно хохотнул, — если так рассуждать, то тебе многих судить придется.

Кавказец посмотрел через плечо на дорогу, где его ждала машина с водителем:

— Ставим точку. Я не трогаю Лаврентьева, вы оставляете в покое Каширина. Так?

— Каширин никому не скажет, что ты наживался на войне и наживаешься еще.

Рамазан больше не проронил ни слова, широко зашагал к трассе. Водитель вышел и открыл ему дверцу.

Макаров направился в глубь проспекта, в сторону Москвы-реки, где в такую погоду не было ни одной живой души и лишь молчаливые чайки проносились в сторону Кожуховского залива.

* * *

— Ты все слышал?

Водитель убрал телескопическую антенну в коробочку чуть больше сигаретной:

— Да.

— И как тебе наш разговор?

— Не знаю, Рамазан. Держится Макаров, конечно, независимо, но почему бы и не допустить, что блефует? Я же проверял по своим каналам: у него нет контактов… ну буквально ни с кем!

Тот махнул рукой:

— Так вы работаете! Омоновцы навели шорох на рынке только для того, чтобы узнать, когда, каким рейсом я прилетаю.

— Да, эта операция не была запланирована, до сих пор не ясно, кто дал такой приказ.

— А кто ворвался к Шунту, ясно? Там уже не менты работали, а те, кто хотел бы себя выдать за них. Да менты бы не сунулись… Вот и доказывай после этого, что нет у Макарова контактов ни с МВД, ни с какой-то бандитской группировкой.

— Рамазан, но ты же не думаешь, что мы напрасно едим твой хлеб? Дай еще немного времени…

— Где я вам его возьму, это время? Вопрос, буду ли я на коне, решается сейчас, и, если не решится в мою пользу… На паперть пойдете деньги просить — ни копейки не заплачу, слово даю! Разве я много прошу? Узнать, через кого Макаров может передать на меня информацию.

— Но ты же пять минут назад говорил, что эта информация не страшна для тебя.

— Ему я иного и не мог сказать. Но посуди сам: если оппозиция зацепится за тот же Карабах и начнет копать…

— Дело может кончиться отставкой, да?

Рамазан с усмешкой взглянул на водителя:

— Отставка? Милый, я бы и сейчас уже ушел в отставку, средства на хлеб есть, да обстоятельства не пускают. Если под меня начать копать, то в первую очередь станет страшно даже не мне, а тем, о ком я могу кое-что сказать. Меня просто уберут, вот и все. За то, что я был в юности немного болтлив. — Рамазан посмотрел в сторону уходящего Макарова.

— А зачем же ты ему открылся?

— А как бы я решил свои вопросы? Но дело в другом. В нелепой случайности дело. Если бы у него не погибла жена и если бы он не заподозрил меня, наши пути просто никогда бы не пересеклись. Теперь же…