– Я вижу, вы все здесь распустились! – возмущению Чудовища не было предела. – Вон из моего леса! И не сметь больше плакать от радости! Плакать надо от горя. Ну, в крайнем случае – от обиды. Вон!
– Это даже хорошо, что мы можем двигаться, – вздохнула Душа Дуба.
– Что значит «хорошо», что значит «хорошо»? Не должно быть для вас такого слова! Вам должно быть только «плохо»! – перебил её Чудовище.
– Плохо теперь стоять без дела, – возразила ему Душа Дуба. – А мы понесём плач Ивы далеко-далеко, чтобы и люди, и птицы, и цветы знали: Чудовище пришло в сказку!
– Чем дальше, тем лучше! – передразнил её Чудовище.
Тут Душа Ивы утёрла глаза зелёным листочком и улыбнулась: «А, действительно, зачем плакать? У меня высохли слёзы. Теперь я заплачу только от радости, когда ты лопнешь от злости!» – И, взмахнув руками- ветками, закружилась вокруг Чудовища, напевая:
– Над рекою Ива
Грустила,
Распускала косы
Густые.
Жаловалась вниз
Отраженью:
Сколько лет стоим
Без движенья!
Подпевая, вслед за ней поплыли в хороводе Душа Дуба и Душа Берёзы.
– Проплывали понизу
Гусли,
Величали Ивушку
Грустной.
Проплывали поверху
Тучи,
Величали Иву
Плакучей…
С окрестных деревьев понеслись тревожные трели соловьев. Голос Ивы стал ещё звонче:
– А теперь пойду
По дубравам,
Хочешь – прямо,
Хочешь – направо.
Нету ни дверей,
Ни порога,
Мне теперь повсюду
Дорога…
От такой дерзости Чудовище даже оцепенел. Не знает, что и сказать! А Души деревьев продолжали кружиться и петь:
– Соловьёв возьму
Я на ветви,
Пусть расскажут людям
И ветру.
Что леса Чудовище
Душит,
Что пора спасать
Наши Души!
Закончив песню, Души деревьев плюнули в сторону Чудовища и удалились.
А из-под земли стали выбиваться мухоморы и чертополохи. Все снаряженные по-походному – с заплечными мешками, в шляпах. Только у мухоморов мешки – красные, в белую крапинку, а у чертополохов – из продолговатых чертополошьих листьев. И там где они выбивались, у окрестных деревьев тотчас опускались ветви и вяли листья.
Потом распахнулся зелёный куст, и на поляну выпорхнула Злючка-Колючка – модная дама в зелёных туфельках на высоких колючках, в зелёном плаще и перчатках с крагами на колючках, с пучком из колючек на голове и с веером из длинных колючек в руках.
– Кавалергады! – оглядев своё войско, восторженно воскликнул Чудовище. – Как есть, кавалергады! – И простерши руку, торжественно произнес:
– Всё кругом переиначу,
Тишиной назначу гром,
Мухомора я назначу
При себе боровиком…
В ответ на эту речь вверх взлетели красные в белую крапинку шляпы, и мухоморы, все как один, склонились в благодарственном поклоне. Чудовище ещё в больший раж вошёл:
– Пусть крапивные гуляют,
Пусть крапивные поют,
Все поляны заселяют
И земные соки пьют!
Хороши лишь те, что плохи,
Обещаю я всерьёз,
Что при мне чертополохи
Расцветут пышнее роз!
При этих словах чертополохи упали на колени…
– А колючку, не иначе,
Как берёзой назовём.
Это значит, я назначил!
Я – гуляю! Мы живём!
Прижав руки к сердцу, Злючка-Колючка присела в реверансе, потом послала Чудовищу воздушный поцелуй и восторженно закричала:
– Чудовищно!
– Назначаю тебя своей притворной дамой! – продолжал распоряжаться Чудовище. – Эй, Дикий Хмель!.. Или нет в лесу такого?
– Как не быть, как не быть! – выскочил из чащи Хмель, на ходу застегивая ливрейный фрак с вьющимися аксельбантами. – С приездом, Ваша Немилость! Все ждали, когда же к нам пожалуете, не обойдёте. Дождались!
– Что ж не вьёшься тогда возле меня? – усмехнулся Чудовище.
– А вот и вьюсь, а вот и вьюсь! – заюлил Хмель и поднёс ему, непонятно как появившуюся в его руках, желудёвую кружку. – Прошу, стопочка наилучшей белены. Особой!
Его Немилость лихо опрокинул кружку и крякнул от удовольствия:
– Повторить!
Тут откуда ни возьмись выскочила на поляну Девка-Бузина в фартуке из лопуха. В ушах серьги из гроздьев бузинных ягод, острые листики на голове в бигудях – видать врасплох застали, не успела прихорошиться. В руках у неё была вторая желудёвая кружечка.
Чудовище кружку взял и Хмелю поднёс. Но тот головой замотал, стал отказываться.
– Не потребляю-с! На молочной диете-с! Только для вас, Ваша Немилость…
– Ты же Хмель! – удивился Чудовище.
Хмель вьюном прошёлся по поляне, взмахнул рукой – и среди деревьев вспыхнула неоновым светом вывеска: ТАВЕРНА «ЛЕСНАЯ МАЛИНА». Чудовище обрадовался, ногами затопал и закричал:
– Гуляй, крапивное семя! Заводи пир горой, дым столбом, дым коромыслом! А некрапивные пусть плачут! Почему-то мне приятно, когда плачут! Почему бы это, а?
Злючка-Колючка, влюблёно глядя на него, только руками всплеснула:
– Вы же Чудовище!
– Вот! – назидательно поднял он палец и задумчиво огляделся по сторонам. – Надо разведать, нет ли поблизости какого царства-королевства? А то кого обижать будем?..
При этих словах царь Горох, который всё это время на пеньке сидел, встрепенулся, с пенька соскочил и быстренько улизнул с поляны. Он побежал в соседнее царство-королевство, что расположилось сразу за лесом.
Там же ни о чём знать не знали, слыхом не слыхивали, к завтраку готовились. Прямо перед дворцом, с витыми башенками и шпилями набекрень, накрыли огромный стол, заставили его стеклянными сулеями, заморскими высокими бокалами, графинами и кувшинами с разноцветными соками. За стол уже уселся царь-прецарь, король-прекороль, граф-преграф, барон-пребарон всея Сказки Пиф-Паф. Сам ме́лок и худ, едва голова над столом торчит. Рядом застыла Нянюшка-мамка-кухарка-повариха. Сигнала к завтраку ждут. Вышли из дворца Часы Золотые Усы, на пьедестал взгромоздились, бить начали. Пиф-Паф с Нянюшкой пальцы загибают, считают. Часы Золотые Усы закончили бой, с пьедестала соскочили и, забрав его с собой, ушли. А царь- прецарь, король-прекороль и прочее радостно объявил:
– Ну вот! Раз Часы Золотые Усы возвестили царский завтрак, так тому и быть.
Нянюшка-мамка-кухарка-повариха засуетилась, стала Пиф-Пафа потчевать:
– Пей, батюшка, соки,
Будешь высокий!..
От сока морковного
Прибавится кровушки.
От сока капустного
Прибудет в головушке…
