– Я вам признателен, – сказал Малоун.
– Все, чем могу.
В голове Малоуна все смешалось.
Он вынул мобильник и еще раз набрал номер Антрима. Безрезультатно.
– Вы не можете его найти? – спросила Ричардс.
Малоун покачал головой.
– Куда едем? – спросил шофер из-за своего плексигласового щитка.
– Отель «Горинг».
– Я слышала, что Мэтьюз сказал о вашем мальчике.
Малоун повернул к ней лицо.
– Мне нужно знать все, что вам известно о Блейке Антриме.
52
Королева мирно усопла в своей опочивальне, навеки забывшись сном, имя которому небытие. Великая печаль переполняла меня. Я никогда не воспринимал этого самозванца иначе как моего истинного сюзерена. Он укрепил монархию и сплотил народ, при этом уклонившись от королевского долга замужества и деторождения. Король Гарри всегда будет памятен своим безрассудством. Елизавету же будут помнить за ее свершения.
Ранее королева уже дала четкие повеления насчет того, что делать вслед за ее кончиной. За день до того, как покинуть сей мир, самозванец велел всем удалиться, призвав к себе одного меня.
– Внемли, – обратился он голосом, едва слышным сквозь предсмертную одышку.
Несколько минут он говорил не смолкая, что лишало его последних остатков сил. Он поведал мне о Екатерине Парр, тогда уже вдовствующей королеве. В ту пору обман еще лишь пускал свои корни: Король Гарри недавно умер, а мальчика под видом принцессы отправили жить в ее поместье.
– Подлог она обнаружила, – поведал он мне. – Она поняла, что я не принцесса.
Что было не столь уж и удивительно: еще при Короле Гарри она много времени проводила с обеими принцессами – и Мэри, и Элизабет.
– Она прознала, но меня не выдала. В этом она усматривала некую иронию, каприз справедливости, вполне подобающий их отношениям с почившим супругом. Любви к Генриху у нее не было: идти за него замуж она не хотела и лишь покорилась обстоятельствам. Не было у нее к нему ни заботы, ни ласки, а его грубоватое покровительство было для нее сродни тирании. Свой гордый титул королевы она носила без радости и чаяла лишь одного – свободы, наступившей наконец со смертью Генриха.
К несчастью, вдовствующая королева жестоко ошиблась в своем четвертом муже. Томас Сеймур оказался злостным и расчетливым интриганом. Желанием его было заполучить в жены принцессу Элизабет, и он всячески старался втереться если не в доверие к ней, то под балдахин ее ложа. Эти амурные притязания к юной принцессе королеву поначалу душевно забавляли, поскольку изначально было ясно, что из них ничего не выйдет. Когда же стало ясно, что ее муженек от своей глупой затеи не отказывается, то во избежание скандала и возможности раскрытия обмана она выслала самозванца из своего дома.
– Посягательство на меня Сеймура стало неожиданностью. Это был, пожалуй, единственный раз в моей жизни, когда наш секрет оказался в опасности. Но вдовствующая королева оберегла меня, а когда я уезжал, была сильно опечалена. В день моего отъезда мы с нею разговаривали наедине, и она напутствовала меня пожеланием всегдашней осторожности. Всем своим видом она давала понять, что великий обман пребудет в тайне. Спустя несколько месяцев она скончалась, но до этого успела написать мне письмо, прибывшее ко мне уже после ее смерти, в котором она сказала мне, что я когда-нибудь стану королевой.
Он подал мне то письмо со словами:
– Захоронишь это со мною.
Я молча кивнул, свидетельствуя о своем почтении и ответственности.
– Во время нашей последней беседы Екатерина поведала мне кое-что о прощальном наставлении моего деда. О секрете, предназначенном лишь для царствующих Тюдоров. Но таковых нас больше не осталось. А потому слушай меня, дорогой мой Роберт, и все мои распоряжения да выполнишь неукоснительно.
Я снова кивнул.
– Король Гарри подозвал вдовствующую королеву к своему смертному одру, как я сейчас тебя. Точно так же до этого и мой дед подзывался к одру своего отца. Всякий раз секрет передавался из уст в уста. От своей королевы Король Гарри потребовал, чтобы она все передала его сыну Эдуарду. Но та этого не сделала. Вместо этого она все передоверила мне, с тем чтобы я воспользовался этими сведениями с наилучшей целесообразностью.
Я слушал с вниманием, остроте которого удивлялся сам.
– Существует некое место, о котором известно лишь четырем душам. Три из них уже на том свете, а совсем скоро там окажусь и я. Ты будешь пятым, кто знает. В том месте я скопил великое богатство, которое до меня пополняли дед мой и прадед. Туда же я поместил останки принцессы Элизабет. Томас Перри уже давно выкопал их из могилы в Оверкорте и перевез туда. В королевской гробнице хоронить меня не моги – нет уверенности, что когда-нибудь она не окажется вскрыта. Если только к той поре кости мои не истлеют в прах, то мой секрет, который я столь рьяно оберегал на протяжении всей жизни, окажется раскрыт. Помести принцессу Элизабет в мою гробницу, а меня – в ее. Так замкнется круг, и все будет благополучно сокрыто. А теперь поклянись мне десницей Господней, что все выполнишь в точности.
Я поклялся, что было ему весьма отрадно.
Он возложил свою немощно дрожащую длань на мою.
– Богатство то пусть будет для Якова. Скажи ему, чтоб распоряжался им рачительно и правил державой сей мудро и праведно.
Таковы были последние изреченные им слова.
Кончина королевы вызвала волну вселенской скорби. Волею судеб мне выпало определить ей последнее место упокоения. Я лично надзирал за приготовлением тела. Самозванец тогда возлег рядом со своим прадедом Генрихом VII, в склепе Тюдоров, пока сооружалась новая подобающая усыпальница. На это потребовалось три года. За это время прах юной принцессы Элизабет, чье место погребения было доведено до меня в подробностях, поменялось местами с телом самозванца. Эту задачу я выполнил сам, без посторонней помощи. Я счел уместным посмертно воссоединить прижизненных сестер, королеву Марию и принцессу Элизабет, в одной гробнице, где прах их был перемешан. Так можно было должным образом утаить правду. Наконец, когда их тела оделись в мрамор, я сочинил эпитафию, которая очерчивала жизненный путь самозванца:
«Священна память: Вера воссоздана в своей первозданной чистоте, мир соблюден, деньгам воздана их справедливая цена, Франция облегчена от междоусобных раздоров; Нидерланды поддержаны; испанская армада разгромлена; Ирландия почти свободна от бунтовщиков, коим уготована участь испанцев; доходы обоих университетов преизрядно повышены Законом о Довольствии; и вся Англия в итоге обогащена. Елизавета, благоразумнейше 45 лет правившая, победоносная и триумфальная Королева, в вере наикрепчайшая и счастливейшая, кончиною спокойной и богопослушной на 70-м году от бремени плотского отрешилась, и Словом Божиим да возвеличится в бессмертие и упокоится в лоне Церкви, ею основанной и ея в смертный час принявшей. Почила 24-го дня месяца марта, года 1603-го, на 45-м году правления, в возрасте 70 лет».
От своего обета королеве я отклонился в двух моментах. Первое: я сохранил письмо, посланное ей Екатериной Парр. Оно являло собой последнее вещественное свидетельство существовавшей некогда правды. Однако по завершении данной хроники письмо я сжег. Второе: о богатстве, лежащем в тайном месте, я никому не сообщил. Король Яков проявил себя человеком бесчестным и недостойным. И к нему как к первому из дома Стюартов у меня нет и не было уважения и преклонения. Если правление его таково, каков он сам, то я со скорбью предугадываю, что будущее нашей монархии может оказаться плачевным.
Ныне не за горами моя собственная смерть. Если данная хроника окажется прочитана, то это будет означать, что некто, наделенный тонким проницательным умом и упорством, разыскал-таки камень, изготовленный по моему заказу для дворца Нонсатч. Странный на первый взгляд набор букв словно бы вторит капризному причудливому миру той королевской резиденции. Но на то он и секрет, чтобы в итоге быть раскрытым, иначе грош ему цена. А потому сей ключ к его раскрытию помещен мной буквально на виду. Данная же хроника останется среди моих бумаг, оберегаемых моими наследниками. Если когда-нибудь кто-то обнаружит связь между тайнописью и камнем, то да откроется правда. И обращаясь к той бестрепетной душе, я скажу: смелый и упорный да доищется до того места, что Тюдоры создали для себя. Но вот мое предостережение. Там вас ждут дальнейшие достойные одоления преграды. Если же вы пока испытываете сомнения в достоверности моих слов, то вот вам еще один намек. Заказанный мною портрет королевы, который, согласно моему завещанию, будет висеть в Хэтфилд-хаус до тех пор, покуда мои наследники владеют этой собственностью. Изучите его со всем тщанием. Остаться в людской памяти – хорошая вещь. Память о моем отце есть память чести и уважения. Быть может, и я удостоюсь того же.
