– Ты так и не объяснил, как это можно проверить.

– Абиогенная нефть выглядит внешне, пахнет и ведет себя абсолютно так же, как и биогенная нефть. Единственное отличие заключается только в том, что до нее приходится бурить значительно глубже. Но я даже не уверен, что это по-прежнему имеет какое-либо значение. Где мой мальчик? Верните его.

– Ты его получишь. После того как я получу то, что хочу.

– Вы лжете.

Тан пожал плечами:

– Я являюсь единственной ниточкой, ведущей к твоему сыну. В настоящее время он просто один из тысяч маленьких мальчиков, бесследно исчезающих каждый год. Официально проблемы просто не существует. Ты понимаешь? Твоего сына не существует.

На лице русского отобразилась полная безнадежность.

– Биотической нефти больше нет, – тихо продолжал Соколов. – Когда-то ее было предостаточно. Образованная из разложившихся органических останков, она располагалась неглубоко под землей, ее было легко добывать. Но по мере того как ископаемое горючее выкачивали из-под земли, планета восполняла некоторые источники нефтью, образованной глубоко под корой. Далеко не все месторождения восполняются. В некоторых случаях абиотическая нефть просто не может подниматься из глубины на место биогенного горючего. Поэтому такие месторождения иссякают. Другие располагаются над трещинами, по которым из недр сочится абиогенная нефть.

В голове Тана зародилось множество вопросов. Две тысячи двести лет назад нефть впервые была обнаружена в провинции Ганьсу. Через двести лет месторождение иссякло. В свое время Тан изучал геологию и знал, что в том районе трещины уходят далеко вглубь – каналы в породе, по которым находящаяся под давлением нефть может легко подниматься вверх. Цзинь Чжао выдвинул теорию, что абиогенная нефть могла подняться из глубины и снова наполнить месторождение в Ганьсу.

– Откуда такая уверенность, что месторождение в Ганьсу просто не содержало больше нефти, чем считалось прежде?

Похоже, Соколова мучила боль. Дышал он с трудом, уставившись в пол.

– Для тебя единственная возможность снова увидеть сына заключается в том, чтобы сотрудничать со мной, – ясно дал понять Тан.

Русский покачал головой:

– Больше я вам ничего не скажу.

Сунув руку в карман, Тан достал сотовый телефон и набрал номер. Когда ему ответили, он спросил:

– Мальчик рядом?

– Могу его привести.

– Приведи.

Тан посмотрел Соколову в лицо.

– Он здесь, – послышался голос в телефоне.

– Дай ему трубку.

Тан протянул телефон Соколову, но тот отказался взять аппарат.

– Твой сын хочет с тобой говорить, – сказал Тан.

Боевой пыл русского мгновенно выдохся. Рука его медленно поднялась к телефону.

Покачав головой, Тан включил громкоговорящую связь.

Послышался возбужденный голос, детский, высокий, спросивший, здесь ли папа. Отчетливо. Узнав голос, Соколов открыл было рот, собираясь говорить, но Тан ткнул другую кнопку, отключая микрофон.

– Нет. – Вернув телефон к своему уху, он включил микрофон. – Оставайся на линии, – приказал он своему помощнику на другом конце. – Если в ближайшую минуту товарищ Соколов не скажет мне то, что я хочу знать, убей мальчишку.

– Вы не сможете! – воскликнул Соколов. – За что?

– Я перепробовал убеждение, пытку, и мне показалось, что мы достигли взаимопонимания. Однако ты продолжаешь упрямиться. Поэтому я убью твоего сына и найду то, что мне нужно, где-нибудь в другом месте.

– Никакого другого места нет. Я единственный, кто знает этот метод.

– Ты должен был оставить записи.

Соколов покачал головой:

– Я все держу у себя в голове.

– У меня больше нет времени, чтобы добиваться твоего сотрудничества. И без тебя дел невпроворот. Решай!

Над головой медленно вращался вентилятор с железными лопастями, с трудом шевеля душный воздух лаборатории. На лице геохимика отразилось отчаяние. Он кивнул.

– Держите мальчишку под рукой, – распорядился Тан по телефону. – Возможно, я перезвоню через несколько минут.

Завершив разговор, он стал ждать, когда Соколов заговорит.

– Если образец на столе содержит маркер, – наконец сказал ученый, – это станет доказательством того, что нефть имеет абиогенное происхождение.

– Какой маркер?

– Адамантины.

Тан еще никогда не слышал этот термин.

– Размером меньше длины волны видимого света, – продолжал Соколов. – Крошечные алмазные крупинки, которые находятся в нефти, образовавшейся глубоко под земной корой под воздействием высокой температуры и высокого давления. Миллиона таких частиц с трудом хватит, чтобы покрыть булавочную головку. Однако я их обнаружил – и дал им наименование. Адамантины. От греческого «адамант», что значит «алмаз».

Уловив в голосе ученого гордость, Тан пропустил ее мимо ушей и спросил:

– Как ты их обнаружил?

– При нагревании нефти до четырехсот пятидесяти градусов по Цельсию испаряются все химические вещества, входящие в ее состав. Остаются только адамантины, которые видны при рентгеноскопии.

Тан по достоинству оценил нетрадиционный подход.

– Они имеют форму палочек, дисков и даже спиралей, их никогда не бывает в биогенной нефти, – продолжал русский. – Алмазы могут образовываться только глубоко в мантии. Их присутствие является убедительным доказательством абиогенного происхождения нефти.

– А почему ты думаешь, что это земля производит нефть?

– Вот здесь, в этой самой лаборатории, я нагревал мрамор, окись железа и воду до полутора тысяч градусов по Цельсию при давлении, в пятьдесят тысяч раз превышающем атмосферное, воспроизводя условия, существующие в ста милях под землей. И каждый раз у меня получались метан и октан.

Тан сразу осознал значение этого эксперимента. Метан является основной составляющей природного газа, а молекулярный углеводород октан в большом количестве содержится в сырой нефти. Если оба эти вещества можно получить в лаборатории, они могут образовываться естественным путем, вместе с нефтью.

– Русским это известно, ведь так? – спросил Тан.

– Руководствуясь этой теорией, я лично обнаружил восемьдесят месторождений в Каспийском море. Кое-кто до сих пор сомневается в ней, но в целом мои бывшие соотечественники убеждены в том, что нефть имеет абиогенное происхождение.

– Однако доказательств у них нет.

Соколов покачал головой:

– Я покинул Россию до того, как обнаружил адамантины. Это открытие мы с Чжао совершили здесь.

– То есть русские работают, опираясь на недоказанную теорию?

– Вот почему они предпочитают громко не говорить об этом.

«И вот почему, – подумал Тан, – работы Соколова их так интересуют». Несомненно, они хотят вернуть ученого на родину. Быть может, даже заставить умолкнуть навеки. Слава богу, Виктор Томас держал его в курсе относительно каждого шага русских. Но, ни словом не обмолвившись об этой интриге, Тан спросил:

– И вот почему русские так усиленно поддерживают миф о конечности запасов нефти?

– Зная о том, что нефть неиссякаема, они со смехом смотрят на то, как весь мир платит за нее бешеные деньги.

– Но при этом русские действуют осторожно, так как у них нет доказательств справедливости их теории.

– Что совершенно понятно. У них нет того, что есть у вас. Достоверный образец из месторождения, где нефть качали еще в глубокой древности. Такой образец может быть только в Китае. – Голос ученого наполнился отвращением. – Это единственное место на земле, где человек добывал нефть две тысячи лет назад.

У Тана в груди шевельнулась гордость за свою родину.

Соколов указал на стол:

– Если в этом образце присутствуют адамантины, значит, нефть является абиогенной. И для сравнения нужен только другой образец нефти, добытой из того же месторождения, но только много столетий назад. Для доказательства теории второй образец должен быть биогенным, не содержащим адамантинов.

Тан оценил простоту уравнения. Биотическая нефть, выкачанная через скважину, сменилась абиогенной нефтью. И месторождение в Ганьсу, вероятно, единственное место на земле, где возможно провести такое сравнение. Все дошедшие до нашего времени исторические хроники свидетельствуют о том, что первые старатели бурили скважины две тысячи лет назад исключительно неподалеку от той шахты в Ганьсу. Любая нефть, сохранившаяся с тех времен, обязательно должна быть именно из этого месторождения.