— Именно здесь являли Золотую Розу, — рассказывал Кларидон. — Большая наглость со стороны авиньонских пап. В четвертое воскресенье Поста Папа награждал кого-нибудь, обычно монарха, зрелищем Золотой Розы, особой папской награды.

— Вы это не одобряете? — спросила Стефани.

— Христос не нуждался в золотых розах. Зачем тогда они папам? Просто еще одно святотатство, каких много было в этом месте. Клемент Шестой купил весь город у королевы Иоанны Неапольской в тысяча триста девятом году. Частью сделки было то, что она получила отпущение грехов за соучастие в убийстве мужа. В течение ста лет преступники, проходимцы, фальшивомонетчики и контрабандисты всех мастей уклонялись здесь от правосудия, покупая индульгенции.

Они миновали еще одну комнату и оказались в помещении, называемом Оленья комната. Кларидон включил приглушенный свет. Малоун замешкался в дверях на секунду, но этого было достаточно, чтобы глянуть сквозь предыдущую комнату в Пиршественный зал. По стене скользнула тень, и он понял, что они не одни. Он знал, кто позади. Высокая, привлекательная, спортивного телосложения женщина — цветная, как выразился Кларидон. Та женщина, которая сидела за столиком, а потом последовала за ними во дворец.

— …здесь соединяются старый и новый дворцы, — продолжал рассказывать Кларидон. — Старый у нас за спиной, новый впереди. Здесь был кабинет Клемента Шестого.

Малоун читал в путеводителе о Клементе, человеке, любившем живопись и поэзию, музыку, редких животных и галантные ухаживания. Часто цитируют его слова: «Мои предшественники не знали, как надо быть Папой». Он превратил старую крепость Бенедикта в роскошный дворец. Великолепный образец земных желаний Клемента сейчас окружал их в виде рисунков на стенах. Поля, чащи, ручьи — все это под голубым небом. Люди с рыболовными сетями около зеленого пруда, выловленная в изобилии рыба. Бретонские спаниели. Молодой дворянин со своим соколом. Ребенок на дереве. Лужайки, птицы, купающиеся воде. Преобладали зеленые и коричневые цвета, но оранжевые одежды, синяя рыба и фрукты на деревьях добавляли ярких цветов в общую картину.

— Клемент приказал нарисовать эти фрески в тысяча триста сорок четвертом году. Их обнаружили под штукатуркой, которой их замазали солдаты, когда в девятнадцатом веке дворец превратили в казармы. Эта комната помогает понять, каковы были авиньонские папы, особенно Клемент Шестой. Некоторые называли его Клемент Великолепный. У него не было призвания к монашеской жизни. Снятие епитимий, отлучение от церкви, отпущение грехов, даже сокращение срока в чистилище и для живых, и для мертвых — все можно было купить. Видите, кое-чего не хватает?

Малоун стал вновь рассматривать фрески. Сцены охоты были чистой воды эскапизмом — люди развлекались, как могли, вид был то с высоты птичьего полета, то с близкого расстояния, но он не заметил ничего особенного.

Потом до него дошло.

— Где же Бог?

— Хороший глаз, месье. — Кларидон раскинул руки. — Нигде в этом доме Клемента Шестого нет религиозных символов. Это говорит само за себя. Это была спальня короля, а не Папы Римского, и именно королями считали себя авиньонские прелаты. Вот какими были люди, уничтожившие тамплиеров. Начиная с тысяча триста седьмого года, с Клемента Шестого, который был соучастником Филиппа Красивого, и заканчивая Григорием Одиннадцатым в тысяча триста семьдесят восьмом году, эти испорченные личности уничтожали орден. Ларс всегда считал, и я с ним согласен, что эта комната отражает истинную сущность этих людей.

— Вы на самом деле думаете, что тамплиеры выжили? — поинтересовалась Стефани.

— Oui. Они здесь. Я видел их. Не знаю, что они на самом деле собой представляют. Но они здесь, с нами.

Малоун не мог понять, было ли это объявлением факта или просто предположением человека, видевшего заговоры там, где их не было. Все, что он знал, — за ними шла женщина, способная всадить пулю в дерево прямо над его головой с расстояния в пятьдесят ярдов, ночью, при ветре, дувшем со скоростью сорока миль в час. Вполне возможно, что это она спасла его шкуру в Копенгагене. И она была настоящая.

— Давайте делать то, за чем пришли, — предложил Малоун.

Кларидон выключил свет:

— Следуйте за мной.

Они шли по старому дворцу, направляясь к северному крылу и месту проведения собраний. Объявление гласило, что это помещение было оборудовано городом недавно, чтобы собрать деньги для дальнейшей реставрации. Бывшие зал конклава, казначейская палата и большой погреб были оснащены рядами кресел, сценой и аудиовизуальными устройствами. Минуя другие коридоры, Малоун, Стефани и Кларидон видели там каменные изображения других авиньонских пап.

Наконец Кларидон остановился перед тяжелой деревянной дверью и подергал ручку. Открыто.

— Хорошо. Они так и не запирают его на ночь.

— Почему? — спросил Малоун.

— Здесь нет ничего ценного, кроме информации, а она мало интересует воров.

Они вошли в непроглядно темное помещение.

— Некогда это была часовня Бенедикта Двенадцатого, Папы, построившего большую часть старого дворца. В девятнадцатом веке эта комната и помещения над ней были превращены в местный архив. Дворцовые записи тоже хранятся здесь.

Свет, падавший из коридора, позволял рассмотреть комнату с высоким потолком, заполненную рядами полок. Еще больше полок располагалось по стенам, одна секция стояла на другой, наверху комнату опоясывал огороженный перилами балкончик. Между полками находились окна в форме арок, по темным стеклам колотил сильный дождь.

— Четыре километра полок, — заявил Кларидон. — Огромная масса информации.

— Но вы знаете, где искать? — спросил Малоун.

— Надеюсь, что да.

Кларидон нырнул вперед между полками к центру комнаты. Малоун и Стефани ждали, пока лампа не отдалилась на пятьдесят футов.

— Сюда! — окликнул их Кларидон.

Малоун закрыл дверь и подумал: как женщина собирается попасть сюда незамеченной? Он направился на свет и нашел Кларидона рядом со столом.

— К счастью для истории, — сказал Кларидон, — все предметы, хранившиеся во дворце, были каталогизированы в начале восемнадцатого века. Потом, в конце девятнадцатого века, были сделаны фотографии и рисунки всего, что пережило Революцию. Ларс и я ознакомились с этим списком.

— И вы не пришли сюда после гибели Марка, потому что боялись, что рыцари-тамплиеры убьют вас? — поинтересовался Малоун.

— Я понимаю, месье, что вы не очень верите в это. Но я вас уверяю, что поступил правильно. Эти записи хранились тут столетиями, поэтому я подумал, что они могут подождать еще немного. Остаться в живых казалось мне более важным делом.

— Тогда почему вы сейчас здесь? — спросила Стефани.

— Прошло много времени, — ответил Кларидон, отходя от стола. — Вокруг нас — дворцовые реестры. Мне понадобится несколько минут, чтобы найти то, что нам надо. А вы пока присаживайтесь и подождите. — Он извлек из кармана фонарик. — Взял в больнице. Я подумал, он нам пригодится.

Малоун подвинул кресло поближе, Стефани сделала то же самое. Кларидон скрылся в темноте. Малоун слышал шорох и видел бегающий свет фонаря.

— Вот чем занимался мой муж, — прошептала она. — Скрывался в заброшенном дворце, искал неизвестно что.

Он уловил резкость в ее голосе.

— Когда наш брак рушился. Когда я работала по двадцать часов в сутки. Вот чем занимался он.

От раската грома все в комнате задрожало.

— Это было важно для него, — сказал Малоун, стараясь тоже говорить шепотом. — И может быть, он охотился за чем-то весьма интересным.

— За чем, Коттон? За сокровищем? Если Соньер обнаружил эти драгоценности в склепе, ладно. Иногда людям везет. Но больше ничего нет. Бигу, Соньер, Ларс, Марк, Кларидон. Все они — мечтатели.

— Мечтатели много раз изменяли мир.

— Это охота за призраками.

Из темноты появился Кларидон и положил на стол заплесневелую папку толщиной в три дюйма. Ее переплет был испещрен пятнами от воды. Внутри находились фотографии и карандашные рисунки.