И от него требовалось лишь осторожное руководство.

А это он сумеет обеспечить.

Пока она не перестанет быть полезной.

Тогда он убьет Элли Беккет.

* * *

Элли была заинтригована.

– И что вы можете рассказать мне о Захарии Саймоне? – спросила она.

– Он должен вызывать у вас беспокойство, – сказал мужчина, сидевший за ее столиком.

Однако у девушки было неподходящее настроение для подобных игр.

– Вам следует немедленно объясниться, – потребовала она. – В противном случае я уйду.

– Вы познакомились с Саймоном в Испании. Вам не показалось странным, что он вас нашел?

– Я даже не знаю вашего имени.

Нахальный мужчина улыбнулся.

– Называйте меня Брайаном.

– Почему вы здесь?

– Я пришел, чтобы поговорить с вами. В частном порядке.

Элли стало не по себе. Незнакомец напугал ее до такой степени, что она даже пожалела, что рядом нет Рочи и Сумрака.

Брайан засунул руку в карман, вытащил сложенные листы газеты, и Беккет узнала статью из «Минервы».

– Я это читал, – сказал он. – Завораживающий материал. Позвольте угадать – Саймон хотел узнать ваши источники информации.

Это было одной из первых тем, которые Элли обсуждала с Захарией, и к тому же они оба оказались поклонниками прогрессивного иудаизма. Девушке это в нем сразу понравилось. В отличие от ортодоксальных евреев, они верили, что Тора написана людьми, получившими божественные наставления. И хотя прогрессивные евреи также почитали ценности и этические положения Торы, они считали, что могут сами определять форму своего общения с Богом. Ничто не являлось абсолютом, все могло быть предметом интерпретации. И, что еще важнее, прогрессивные евреи одинаково относились к мужчинам и женщинам.

– Вы так и не сказали, чего хотите, – проговорила Беккет.

Официантка принесла заказанное ею вино и посмотрела на подсевшего к ней мужчину.

– Нет, благодарю вас, – сказал ей Брайан. – Мне ничего не нужно.

Элли с удовольствием сделала глоток, несмотря на страх, который вызывал у нее незнакомец.

– К тому же вы здесь не задержитесь, – сказала она.

– Захария Саймон не тот, за кого себя выдает. Он вас использует.

– Для чего?

– Чтобы узнать тайну вашего деда.

Беккет сделала еще пару глотков вина и попыталась насладиться его дымным послевкусием.

– Откуда вам это известно?

– Я знаю, что сейчас он во Флориде, где похоронен ваш дедушка. Знаю, что он связался с вашим отцом. И еще знаю, что вы только что солгали вашему отцу, разыграв постыдный спектакль.

– Вы пришли сюда, чтобы меня оскорбить?

– Нет, я здесь для того, чтобы спасти вашу несчастную жизнь.

Глава 13

Том Саган выбрался из машины и вошел на кладбище, мимолетно отметив, что день выдался безоблачный и теплый. Здесь уже давно хоронили евреев, живших в центральной Флориде. Десятилетия назад Абирам участвовал в покупке земли и ее освящении. Кладбище находилось вдали от людских глаз, среди холмов, дубовых лесов, ферм и апельсиновых рощ.

Том ненавидел кладбища.

Они напоминали ему о прошлом, которое он старался поскорее забыть.

Он посмотрел на надгробные камни: вертикальные блоки стояли неровными рядами, большинство было обращено на восток, и на каждом был высечен прямоугольник со скромным орнаментом – круги, скошенные углы и необычные фигуры. Журналист вспомнил, чему его учили в детстве. Камень символизировал вечную сущность лежавшего под ним человека. За похороны отвечала Элли, а так как Абирам придерживался жестких взглядов на религию, Том не сомневался, что церемония была проведена в строгом соответствии со всеми правилами.

По закону камень устанавливают только через год после смерти. Все это время Элли должна была хранить его память, посещать его могилу и изучать другие и только по истечении года прийти к окончательному решению, какой будет эпитафия. Тогда она могла вызвать резчика и после простой церемонии поставить на могиле деда надгробие.

Но Том не имел к этому никакого отношения.

Он получил лишь документы на дом с короткой запиской от адвоката, в которой говорилось, что теперь это жилье принадлежит ему. Как-то, в один особенно мрачный день, через шесть месяцев после смерти Абирама, репортер пришел сюда и постоял под дождем, вспоминая их последнюю встречу.

«Я решил креститься», – сказал Том.

«Почему?» – удивился его отец.

«Мишель – христианка, и она хочет, чтобы наши дети были христианами».

«Но для этого тебе не обязательно менять свою веру».

Том пожал плечами.

«Я ни во что не верю. И никогда не верил. Иудаизм важен для тебя, но не для меня».

«Ты рожден от еврейских родителей. Ты еврей и всегда им останешься».

«Я планирую креститься и стать членом англиканской церкви. К ней принадлежит Мишель».

В глазах Абирама появился ужас.

«Тогда между нами все кончено».

«Между нами давно все кончено. Мне двадцать пять лет, однако ты ведешь себя так, будто мне десять. Я не твой ученик. Я твой сын. Но если ты больше этого не хочешь, значит, так тому и быть».

Он перестал быть иудеем, женился, стал христианином, и у них с Мишель родилась дочь. После этого они с Абирамом практически не общались. Семейные встречи и праздники давались Тому с трудом. Его мать любила и уважала мужа, но не сумела отказаться от сына. Она приезжала в Калифорнию, но всегда одна. А Том и Мишель никогда не бывали во Флориде вместе, как семья. Каждое лето Элли несколько недель жила с бабушкой и дедушкой, но всякий раз летала туда одна. После того как умерла мать Тома, эти визиты стали более длительными. Элли любила проводить время с дедом. Старик был гордым евреем, и только в последние пару лет Том начал понимать природу его страсти. Потеряв практически все в жизни, журналист стал все чаще вспоминать то, чему его учил Абирам, пока ему не исполнилось двадцать пять лет.

Когда они еще разговаривали друг с другом.

Теперь он посмотрел на могилу отца.

Вдалеке закричала птица. «Плакальщица» – так называл ее один его дядя из-за голоса, который напоминал рыдающего человека.

Когда Том приходил сюда в прошлый раз, камня не было. Элли отлично справилась со своей задачей: надгробие было высоким и массивным, как и человек, лежавший под ним. Саган наклонился, чтобы разглядеть его поверхность, и провел пальцами по двум изящным буквам наверху.

«Po nikbar» — «Здесь лежит».

Ниже Том заметил рисунок.

Перевернутый кувшин, словно кто-то выливает из него воду.

А под этим рисунком была еще одна надпись: «10 шагов».

К журналисту вернулись старые наставления отца.

Упавшее дерево символизирует человека, умершего в юности. Книги указывают на образованного человека. Пила и рубанок – на ремесленника.

Кувшин же говорит о том, что умерший был левитом.

Том и не догадывался о том, что его отец тоже принадлежал к этой ветви.

Согласно Библии, левиты являлись потомками Левия, третьего из двенадцати сыновей Иакова. Моисей и Аарон были левитами. Они пели псалмы на службах во время Первого и Второго Храмов и обслуживали алтари. В Торе говорится, что именно левиты должны защищать Храм для народа Израиля. Однако необходимость в них исчезла, когда Храмы погибли. Из-за того, что в их обязанности, среди прочего, входило мыть раввину руки перед службой, кувшин стал их символом. Том знал, что евреи до сих пор считают себя разделенными на три группы. Коэны, каста священнослужителей, левиты и израилим, все остальные. Обряды и законы коэнов и левитов живы до сих пор. Левиты по-прежнему играли некоторую роль в синагогах, хотя теперь она стала скорее символической.

Тогда почему этот рисунок появился здесь?

Знак признания заслуг Абирама?

Саган посмотрел на надгробный камень на могиле матери.