– Место глухое, – констатировал Яков, осмотрев поляну. У него пока не было никаких идей по поводу того, что здесь произошло. Он и тела-то еще в подробностях не рассмотрел. Но впечатление такое, что здесь что-то рвануло и этих четверых просто расшвыряло взрывной волной. Однако вот в чем загвоздка: кроме небольшой проплешины в центре поляны, откуда и должна была, по идее, распространяться ударная волна, и двух исходящих оттуда же полос копоти – черное на белом, – никаких других следов взрыва не наблюдалось. Яков как человек, активно поучаствовавший в трех войнах, такое не пропустил бы. Да и крови, которая должна была отчетливо виднеться на снегу, не было и в помине.
«Чем же таким их приложило?»
– Кто их обнаружил? – спросил он младшего коллегу. – Когда и с какой стати?
– Обнаружил их полицейский патруль, – объяснил Суржин. – Проходили ночью по аллее, тут и громыхнуло.
– Громыхнуло? – переспросил Яков. – То есть был взрыв?
– Полицейские говорят – больше похоже на гром. И еще вроде молния ударила. Вот они направление и засекли. Сначала в потемках нашли только одно тело. Вон ту девушку, – указал рукой адъюнкт на лежавшую неподалеку пшеничную блондинку. – Темно было, остальных не увидели. Один полицейский остался сторожить, другой побежал за подмогой. Пока суд да дело – рассвело. Как раз офицер прибыл, но он как такое увидел, сразу же бросился звонить нам, а я как раз только что с дежурства сменился…
– Ладно, с этим понятно. Ты к ним подходил?
– Подходил. До меня, правда, уже натоптали немного, но, судя по всему, других следов там не было. Снег, по моим наблюдениям, был не тронут. Полицейские тоже клянутся…
– Что увидел? – Яков осматривать тела не спешил, еще успеется. Выяснял подробности, проводил рекогносцировку: медленно – градус за градусом – осматривал место преступления; если, конечно, поляна в мартовском лесу была именно местом преступления.
– Все молодые, – начал отчитываться адъюнкт. – Возраст, на мой взгляд, от двадцати до двадцати пяти лет, но никак не больше. Впрочем, и не меньше. Все лежат на спине, раскинув руки, словно их отбросило взрывной волной. Видимых повреждений на телах и одежде нет. Нет ран. Нет крови. Одеты странно. Не по-нашему, но и на иностранцев не похожи. Может быть, с маскарада пришли? Но тогда непонятно, почему без пальто и как они смогли пройти, не потревожив наст. Снега уже который день не было… Вот, собственно, и все. Да, вот еще что: у женщин на пальцах кольца недешевые, серьги с камешками в ушах, золотые браслеты… У мужчины – трость с серебряной инкрустацией и набалдашником из слоновой кости, золотой перстень, заколка… Я что хочу сказать: это не ограбление.
«От контузии они погибли, что ли? Но что за взрыв? Где следы? И как, во имя всех святых, они сюда попали? С неба упали разве что… Сброшены с воздушного судна?»
– Ну что ж, – вздохнул Яков, – ты правильно сделал, что меня вызвал. Чувствую, заимели мы с этим делом геморрой. Ну да ладно – что сделано, то сделано! Зато скучно не будет. Как думаешь?
– Думаю, дело непростое, – согласился Суржин, – хотя и непонятно, имело ли здесь место преступление.
– А ты молодец, Иван Игнатьевич! – кивнул Яков. – Правильно мыслишь! Преступление или нет, это мы еще поглядим, но случай, по-любому, нерядовой. Ладно! Ты здесь побудь, а я пойду посмотрю, что там да как. И скажи полицейским, пусть не болтают! Если надо – пугни политическим сыском!
Отдав «ценные указания», Яков пошел смотреть. Начал он с мужчины. Действительно молодой, светловолосый. Шапки нет. Волосы – светло-русые – растрепаны. Черты лица правильные. В левом ухе золотая серьга с крупным красным камнем.
«Красавчик!»
Одет странно. Во-первых, не по сезону. Во-вторых, не по-себерски: слишком ярко, да и стиль одежды вызывает вопросы. И, в-третьих… В-третьих, и в самом деле, мужчина этот словно с бала-маскарада пришел: длиннополый камзол; сорочка с кружевным жабо и манжетами – при ней золотая заколка с камеей из черного оникса и такие же запонки; бриджи и сапоги… Ну черт его знает, что это за стиль. Может быть, вообще фантазия на какую-то высосанную из пальца тему. Но походило все это, насколько Яков помнил уроки истории, скорее на восемнадцатый век, чем на двадцатый. Бутылочного цвета ткань, серебряное шитье…
«Н-да… Красиво жить не запретишь! Надо бы Труту спросить, она в таких вещах разбирается…»
На правой руке у мужчины золотой перстень с черным камнем. Черный алмаз? На левой – золотое кольцо, но, по-видимому, не обручальное. Не тот палец.
И, разумеется, мужчина мертв. Ни крови, ни видимых травм, но тем не менее несомненный труп.
«Чем же тебя, парень, угробили?» – но это был риторический вопрос, поскольку мертвое тело если и ответит, то уж точно не премьер-дознавателю Якову Ильичу Свеву, а кому-то из патологоанатомов Сыскного приказа. Как-то так.
От мужчины – двигаясь по широкой дуге справа налево – Яков перешел к первой из трех женщин. Подошел, посмотрел и даже крякнул мысленно с досады. Удивительная красавица. Вот такое первое впечатление. И при детальном рассмотрении мнение Якова тоже не изменилось – красавица! Но мертвая красавица, вот в чем дело. Якову это не понравилось, он предпочитал любоваться живыми девушками.
«Тэк-с… – присел он рядом с женщиной. – Ткань…»
Вероятно, это был шелк, но не однотонный, а со сложным рисунком. Голубое платье с темно-синим и фиолетовым рисунком, золотое шитье, кружева. Открытый корсаж… Ну очень открытый, если понимать, о чем идет речь.
«Красивая грудь, – мимолетно отметил Яков. – Тонкая талия… Плоский живот».
Он осторожно коснулся платья чуть ниже линии груди и не удивился, обнаружив, что под плотной тканью прощупывается твердый корсет.
«Китовый ус? Весьма убедительно…» – Ему захотелось приподнять подол и посмотреть, поддета ли под платье отделанная кружевом батистовая рубашка, но он постеснялся делать это при свидетелях. А жаль. Чем дольше он рассматривал это платье, тем более уверялся в мысли, что никакой это не маскарадный костюм. Во всяком случае, если и маскарадный, то искать его хозяйку следовало в высшем обществе. Это ведь недешевое удовольствие – сшить настолько аутентичное платье восемнадцатого века. А у женщины к тому же и туфли соответствующие имелись, и темно-синие шелковые чулки…
«И бриллианты нерядовые!»
Яков взял тонкую кисть и немного приподнял, чтобы рассмотреть изумительной красоты витое кольцо красного золота, и в этот момент шевельнулись «мертвые» пальцы. И это было «живое», недвусмысленное движение: женщина шевельнула пальцами, словно хотела что-то схватить или удержать.
«Святые угодники!» От такого приключения у кого другого мог случиться сердечный приступ или что похуже. Однако Яков в своей жизни много чего повидал, застать его врасплох, и тем более испугать, было совсем не просто. Оставив руку девушки, он стремительно прижал пальцы к ее шее. Пульс был слабый, но ровный. И главное – он был.
– Иван Игнатьевич! – крикнул он, распрямляя ноги. – Срочно вызывайте карету «скорой помощи»! Немедленно! – добавил он, расстегивая пуговицы пальто. – И организуйте какое-нибудь помещение… Там киоск, кажется, есть, ближе к набережной… Там! – махнул он рукой.
Суржин и полицейские посмотрели на Якова так, точно спрашивали, в своем ли он уме, но спорить не стали – субординация! – и кинулись едва ли не опрометью исполнять приказ. А Яков между тем снял наконец с себя пальто, бросил на снег, перенес на него женщину, закутал ее в плотную шерстяную ткань и, подхватив на руки, быстро пошел по направлению к крошечному буфету, расположенному в начале диагональной аллеи и не работавшему уже пару недель по случаю весенней распутицы. Зимой там, насколько помнил Яков, продавали горячий чай и сбитень, бублики и пирожки, а летом – прохладительные напитки и сладости. Путь неблизкий, даже если идти, как шел Яков, напрямки. И задача не из простых: идти-то приходилось по пересеченной местности, да еще и с ношей на руках. Девушка оказалась не только стройной, но и невысокой. Некрупная, в общем, особа, но и в ней наверняка не меньше трех пудов «живого веса»…