И в самом парке никаких ориентиров не осталось. По сути, это уже и не больничный сквер стал, а какая-то хаотично заросшая посадка, в которой потеряться — нечего делать. Даже Саньку пришлось возвращаться два раза к «главной» аллее, пока он, в итоге, все же обнаружил поворот дороги за моргом, по которому и ехал-то всего однажды. Вход в убежище также захирел: невысокая кирпичная пристройка к холму, в глубине которого и рыли\строили убежище много лет назад, обросла мхом и была окружена высоким сухим бодылем прошлогодних сорняков. Кустов у дверей хватало, причем не сломанных нигде. Сюда точно никто не заходил в ближайшее время.

Потому и они очень осторожно, стараясь не особо следы оставлять, да фонарями мигать, вскрыли дверь, срезав замок, и зашли внутрь. В целом, казалось, здесь было неплохо. Несмотря на влажный воздух, вода не просачивалась по стенам, не было следов обитания бомжей или какой-то живности. Все лучше, чем они могли ожидать, глядя на парк.

— Куда теперь? — поинтересовался один из охранников Горбатенко.

— Если память меня не подводит, — Санек навел луч своего фонаря на левый угол холла, где темнели металлические двери, чуть приоткрытые, за которыми начинался черный провал коридора. Луч света выхватил на ближайшей стене написанные краской буквы с указанием секторов. — Сюда.

И они втроем пошли по темному коридору, больше глядя под ноги, чем по сторонам, если честно, потому как было какое-то подсознательное опасение на что-то наткнуться.

Номеров на дверях не имелось. В какую сторону считать, и с какой двери имеет смысл начинать, — не представлял. И, пройдя первые две двери, сообща решили просто заглядывать и быстро осматривать все комнаты подряд.

— Чувствую, мы тут надолго. Надо было кофе с бутербродами прихватить, — пошутил Толик, один из парней Горбатенко.

— Блин, да, я бы сейчас от горячего кофе не отказался, — хмыкнул Санек, просвечивая фонарем все углы уже второй по счету комнаты. Но ни на полках, очевидно, предназначенных для спальных мест, ни под ними ничего не было.

— Могу набрать Андрея, он сгоняет. Навряд ли, чтоб сюда сейчас кто-то ломиться начал, — Толик точно воодушевился возможностью согреться и взбодриться. А может, и разогнать какую-то мрачность этого убежища.

Да и Санек его понять мог: здесь было жутковато, хоть и не был склонен к подобной х**не. Но за эти двадцать минут осматривания, прям «сталкером» себя ощутил в зоне отчуждения, ей богу! Темнота непроглядная, и мощный луч фонаря то и дело выхватывает какие-то полки, трубы, закоулки. Кое-где шумит что-то… Вероятно, ветер через вентиляцию? Или словно вода где-то бежит, а труба протекает, и редкий звук падающих капель, источник которого они пока не обнаружили, прилично действует на нервы. Между лопатками тупое ощущение, что из этой темноты кто-то за тобой следит. И за собой, и за ребятами пару раз заметил, как резко разворачивались, просвечивая коридоры у себя за спинами.

— Показалось, бл*, — и неловкие ухмылки, потому что самим неудобно, что ведутся на атмосферу.

Потолок как-то давит на голову. Санек не особо высок, и то чувствует, видно, в убежище не очень высоко перекрытие делали. А уж Толик и Геннадий иногда неосознанно пригибались, словно втягивая голову в плечи, когда под трубами проходили. Казалось, сейчас точно макушкой зацепят.

Короче, не на прогулке, это да.

Тут немудрено захотеть хорошего горячего кофе, насладиться хотя бы ароматом, который точно поднимет настроение и взбодрит. Но послать Андрея, оставшегося снаружи «на страже», не казалось умным. Как ни крути, а безопасность важнее, и забывать о ней не стоит, даже ради собственного мнимого комфорта.

— Нет. Не будем рисковать. Лучше быстрее тут все осмотрим. Но тщательно, — покачал головой Санек, выходя в коридор и направляясь к следующей комнате, — Может, давайте, каждый берет по комнате и перекрикиваемся. А то тут реально озноб по спине идет, — предложил он, пытаясь ухмылкой разрядить атмосферу.

— Окей. Ты начальник, — не спорили парни. Кивнули, и пошли по коридору, осматривая каждый новую комнату.

Очень странное занятие, если бы его кто-то спросил, ходить по пустому и разоренному, по сути, убежищу. В голове всплывают какие-то картинки о том, как он тут в последний раз был с Коршуновским. Тогда отец Катерины прятал товар в комнате, которую они уже осмотрели. За полками-койками для вероятных беженцев, там, где должен был быть обустроен санузел. Однако сейчас в том помещении было пусто.

И вроде понимаешь, что в некотором роде фигней страдаешь. Ну какой шанс, что оружие до сих пор тут?! Правильно, практически нулевой. Но и не проверить — не можешь, потому как самого заела та загадка. Хотя тайн прошлого много осталось, например, кто, вообще, Коршуновского убил? Да и зачем? Вроде многие грозили и хотели, но, по факту, тогда никто не выиграл. А так и не выяснили, и не взял на себя никто. Покрылось пылью лет, все оставили в прошлом. Вот и эти стволы там бы оставить. Нету их, и нет. Забыли, списали, успокоились. Но ведь оно само всплывает все время, теребит, к чему-то толкает. Не сказать же, что Санек специально искал, а это оружие все время словно «дергает», хочет, чтобы его разыскали…

Все. Трындец. Двинулся головой. Ему уже тайный смысл и разумность в давно пропавших железяках чудится. Не иначе, эта «сумеречная зона» сказывается. Надо сворачиваться и ехать домой. Катя вон час назад писала, не спит, и у него интересовалась, как дела. Они тогда только к территории больницы добрались, особо похвалиться было нечем, так и сказал, как есть. Велел спать. Но что-то подсказывало Ольшевскому, что послушной жены из котены не выйдет, и сейчас она навряд ли давит подушку. Вот и нужно ехать к ней…

Только что-то не пускало, проверял комнату за комнатой. Нехилое такое убежище, кстати! Создавалось ощущение, что тут даже некое подобие операционных было запланировано. Ну, если эвакуировать больницу с пациентами… А еще вечно подмывало перепроверить после парней. Почему-то казалось, что лучше него никто не осмотрит помещения, что упустят что-то, проморгают какой-то тайник. Но Ольшевский вроде давно научился делегировать полномочия, понимая, что самому всего не вытянуть, потому и сейчас на поводу у своего какого-то «стрема» не шел.

— Сань! — позвал Гена из очередного ответвления коридора, когда они с этой стороной уже почти завершили. — А ну подойди сюда, глянь. Не могу открыть, заело, м*я!

Ясное дело, Санек тут же пошел на голос Генки. Как и Толик тоже.

— Что тут у тебя заело? — зайдя в небольшое помещение со стеллажами, прикрученными к стенам и полу, часть из которых уже поржавевшие были кое-как разрезаны (наверно на металлолом кто-то когда-то сносил), оглянулся Санек. — Ген, ты где?

Толик дышал ему в затылок, но Геннадия видно не было.

— Да тут, блин! — отозвался парень, просветив им свое присутствие за одним из стеллажей фонарем. — Тут еще какая-то дверь, но она толком не открывается, то ли петли заело, то ли мешает что-то. Не пойму. Там еще кладовка, кажется. И какие-то ящики, мужики…

Вот тут долбануло мандражом и ажиотажем всех.

Санек и Толик, не сговариваясь, подлетели к Гене, едва не столкнувшись. Тот стоял у торцевой стены, где, действительно, имелась еще одна дверь. Металлическая, добротная, изолирующая. Что в банковском хранилище, блин. Она была немного приоткрыта, сантиметров тридцать, не больше, и с их стороны, как они видели, ничего не мешало. Но Гена, далеко не хилый мужик, не мог сдвинуть и на сантиметр эту кипу металла, хотя тянул и дергал со всей силой.

— Лады, остынь, подожди, — Ольшевский подошел ближе. — Может, реально, петли смазать надо. Дай, я гляну, что там за коробки ты увидел, — похлопал Генку по плечу, прося парня отойти.

— Я за маслом к машине сгоняю. У Андрюхи, сто процентов, что-то есть, — предложил Толик, видно, поняв, что сам пока к двери не пробьется. Места тут не хватало толком.

— Давай, — согласился Санек, чуть отступив, пока Геннадий отходил в бок. И поднял свой фонарь, впритык подойдя к приоткрытой двери. — Твою мать!.. — ошеломленно выдохнул он, направив туда луч фонаря. — Охр***ть! — в голове реально зашумело, и он ошарашено растер подбородок и щеки ладонью.