Автор: Пока все эти размышленья Мне навевал Морфея сон, И вот великая загадка – Уж был я там иль здесь был он? Нельзя во сне так много думать, Сумел кошмар себе придумать, Движенье, времени поток Меня с собою уволок. Над неподвижной пеленой Пронёсся ветер ледяной, Виденья образов чредой Вставали молча предо мной. Раздался в комнате курантов бой, Часов, над временем безвластных, И чей-то голос неземной Меня позвал с собою властно. «Как оказался здесь, ты кто такой? Как смел нарушить мой покой?» – Подумал я, приоткрывая очи (Во сне бываю грозный очень).  Но чур меня, что вижу я? Вы не поверите, друзья. Слегка рассеялся туман… Нет, не оптический обман. И школьник бы его признал, Портрет в учебниках узнал, Одна лишь важная деталь, Святых и праведных медаль. Да, над кудрявою главою Священный нимб сиял звездою. То был мыслитель и поэт, То Пушкин был – простой ответ. В который раз, скажу я снова, То был великий гений слова, В своём Отечестве пророк: «Он уважать себя заставил, И лучше выдумать не мог». Стихи, как магии наука, Но вот ещё какая штука – Я чувствовал прилив волны, Как будто приближенье Бога, Ведь без него не до порога, Как говорит нам глас молвы. И я его услышал голос, Сверкнул словами мысли колос, В восторге ужаса своём, На мне зашевелился волос, Как будто ток прошёлся в нём. Пушкин: – Что ж, здравствуй, добрый мой собрат, Приветствовать тебя я рад, Обычно мимо пролетаю, В Москве я редко уж бываю. Но размышления твои Меня сегодня привлекли, Хотя хочу тебе признаться – Сюда мне трудно добираться. Меня уж стали забывать, Стихи не могут вслух читать, А в школе просто катастрофа, Сплошная в головах Европа. Английский требуют зубрить, Чтоб господину своему Дворовый мальчик дверь открыть, Смог по-английски говорить. Такие дни уж на Руси бывали, Когда французский изучали, По-русски так ни в зуб ногой, Лишь «монсеньор» да «боже мой». Теперь садись, меня послушай, У стен порой бывают уши, Но не проникнет враг в наш Дом, Он не услышит шёпот – гром. Истории далёкой тайны Тебе открою в ожиданье, Промчались мигом сотни лет, И вот получишь ты ответ. Так знай же первую ты тайну – Причину моего скитанья. Мой дух витает над страной, Но сила в правде, Бог со мной! Как рано пулею коварной, Врагов дуэлию бездарной Перо сумели надломить! Я жить хотел, любить, творить. Когда небрежною рукою Лились в тетрадь стихи рекою, То с неба слышал я завет Писать божественный сонет. Возьми гусиное перо – Открою таинство миров. Не спорь, так решено судьбой давно, Писать ты будешь все равно. Теперь тебе вручаю дар: Души томленье, страсти жар, Когда в твой разум муз виденье Приходит в нужное мгновенье, То искра божья разгорелась наконец, Которую вдохнул в тебя Творец. Но я не скрою, этот дар Порой опасней, чем пожар…  Николай I
В советской школе вам твердили: «Цари поэта застрелили», Да, были споры между нами, И гнали волны мы цунами. Царь государство защищал, Консервативен был в подходах, Я ж новых вольностей искал В трудах, свободах и походах. Был Император где-то прав, Лишь изредка державный нрав Вдруг прорывался изверженьем И громогласным осужденьем. Но оба мы играли роль, Лишь только нам был дан пароль Мистической державной силы, Лишь за неё одну просили Россию-матушку любить, В святых молитвах не забыть. Да, были споры между нами, И не были мы с ним друзьями, Но чтоб убить – вот это зря, Поклёп на батюшку-царя. Но кто-то всех хотел стравить, Стране, народу навредить. Дантес приехал, вот сюрприз, Интриги чёрные плелись, И роковая колесница Стремительно несётся вниз. Как будто вижу страшный сон – Услышал собственный я стон И пули свист, качнулся лес, Но тем стрелком был не Дантес. В кустах, под шум и дым дуэли, В тени густой и стройной ели, С крупнокалиберным «бизоном» Сидел убийца из Сиона. Тираны тайные Земли Простить поэту не могли Величье духа возрожденья, России новое рожденье. И то, что я почти один, Свободы верный Паладин, Глаголом жёг сердца людей, Чтоб было видно без прикрас, Кто есть святой, а кто злодей. |
