- Я не совсем понял.
- Ну, может быть, это станет яснее, если подумать о случаях разобщения этих сторон метода. В памфлете, фантастической сатире часто нам представляют гипотезу, втиснутую в модель мира вполне реального; в приключенческой фантастике - модель несуществующего мира без центрального ядра, стержня, без гипотезы. Я думаю, здесь фантастику подстерегает наибольшая опасность не достигнуть уровня литературы.
- Слишком тонкая грань?
- Да. Слишком прямое следование гипотезе искажает поневоле пропорции реальной модели, но тогда стрела памфлета идет мимо цели - она бьет по произвольно искаженной действительности, по заведомо упрощенному быту.
- Собственно, в приключенческой фантастике происходит зачастую очень сходное - за отсутствием конфликта автору остается лишь описание своей придуманной действительности, описание, оживляемое приключениями.
- Верно. Нет того неведомого, в столкновении с которым открывается правда о человеке. Остается описание придуманного мира, которое длится до его исчерпания, а так как детали можно множить произвольно и до бесконечности, то существует реальная возможность появления космических дилогий, трилогий и эпопей...
- Не совсем понимаю. Разве неведомый мир не есть твое неведомое?..
- О нет! Мир - лишь форма его проявления.
- Так мы не договоримся до сути. Ты давай поконкретней.
- Ладно, попробую. Вот, например, "Солярис". Лем вводит рациональный элемент, то есть то, что уловимо лишь логически, - бесконечную изменчивость форм живого. Это есть внутренняя главная идея книги. Она воплощена в виде гипотезы о живом Океане Солярис. Мир планеты двух солнц возникает уже по необходимости - попробуй поставь эту идею в рамках реальной модели.
- О, теперь ты говоришь почти просто.
- По-видимому, есть такие проблемы, которые невозможно поставить в реальной модели. Нельзя. Или - пока нельзя. Вот почему я назвал фантастику пролагательницей путей.
- Ну, а смысл? Ведь дело же не в пропаганде вышеуказанной, вообще говоря, научной идеи?
- Конечно, нет. Тут-то и самое интересное - когда человек "осваивает" эти так называемые перспективы, осваивает эмоционально, возникает любопытнейшее явление: человеческие чувства упорно сопротивляются принять их. Умом, рассудком постижимо вполне, но стоит заглянуть в эту бездну брр!
- Ну, это ж не всегда! В рассказах, я имею в виду - в типичных рассказах, или у Ефремова не происходит ничего подобного.
- В точности, конечно, нет, но что-то подобное всегда имеет место - в любом столкновении с неведомым что-то неведомое открывается человеку и в нем самом. У Лема это происходит всегда напряженно, ибо неведомое у него почти всегда - Иное, нечто резко противостоящее привычному миру; у Ефремова все спокойнее, его неизвестное чаще всего - логическое следствие уже известного, привычного.
- Да, это, пожалуй, верно. Это заметно даже в излюбленных сюжетных схемах: у Лема люди (в общем-то нам понятные, близкие, то есть олицетворяющие известный нам мир) сразу же оказываются ввергнутыми в мир абсолютно загадочный и неизвестный; у Ефремова, если можно так сказать, наоборот - неизвестные нам герои в известном, привычном для них мире. Но мы отошли от вопроса. Ты говорил о гипотезе и начал приводить примеры...
- Ну, их можно приводить до бесконечности. Главное не в примерах. Мне хотелось выразить иную мысль - за гипотезой (которую зачастую принимают за главное в фантастике), за материалом, по видимости непосредственно связанным с фактическими данными науки, всегда скрывается более глубокая проблема, идея более общего порядка. Возьми такую распространенную гипотезу, как Контакт цивилизаций. У Ефремова она позволяет поставить проблему космического братства, отсюда - мысли о законах развития разума во вселенной, у Лема иная плоскость - Понимание и Непонимание; у Стругацких их интересуют поступки людей, их моральные критерии, их оценка,- ставится проблема Вмешательства и Невмешательства, точнее - путей, средств, которые не уродуют ни цели, ни человека. И так - с любой гипотезой. Стало быть, гипотеза позволяет выразить такую проблему или в таком аспекте, которую нельзя поставить в реальной модели просто потому, что ее нет в реальном опыте человека. Я имею в виду обычного человека, героя книги. В фантастике, в ее несуществующем мире проблема может выступить очищенной от "лишней" конкретности, во всей своей логической чистоте. Попробуй поставить человека перед бесконечностью пространства или времени. Дай ему увидеть новый горизонт мира, в котором он живет, так, как этот горизонт видится с вершин науки, дающей цельный взгляд на мир. Открой перед ним старый пласт "вечных тем", каким он видится в сегодняшней научной картине мира. Все это проблемы бесконечные, в том смысле, что в "общем" своем виде они требуют на сцену все человечество - в реальной модели. И само это уже отрицает эту модель. Гипотеза становится искомой конечной формой этого бесконечного содержания, несуществующий мир - его сценой..
Я перевел дух и посмотрел на него.
- Я тебя слушаю.
- Конфликт в фантастике начинается там, где сталкиваются человек и неведомое ему. Там же, где этих противостоящих сторон нет, нет и того сопротивляющегося материала, преодоление которого только и может дать новое о человеке, - нет материала действительности, ибо в конечном итоге фантастика есть познание действительности. Там остается лишь придумывание, произвол, вседозволенность.
- Я почти перестал тебя понимать, - неожиданно произнес он. - Ты ввел какие-то свои термины, не объяснил их, а- теперь строишь концепцию - из чего? Что такое твое "рационалистическое знание о мире"? Что такое в конце концов эта пресловутая "гипотеза"? Все это общо и расплывчато. Я мог бы привести десятки примеров, не лезущих в эту схему.., - Это не удивительно. Коль скоро я сам могу их привести... Тебе нужна совершенная истина, но...
- Нет, это тебе, я вижу, нужна истина в последней инстанции. Но это же нелепость. Ты не замечаешь, что сам начал загонять фантастику в узкие рамки определений? Вся беда в том, что ты берешь нынешнюю фантастику, как единую статичную картину. Миг литературного процесса отождествляешь с процессом, стираешь исторические грани. Фантастика многообразна, это ты уже вынужден был признать. Но она еще ведь и развивается!
- Ясно. Ты хочешь мне сказать, что научная фантастика вообще не могла появиться до тех пор, пока наука...
- Я не собираюсь повторять Днепрова. Я хочу лишь вдохнуть в твою схему жизнь, развитие. Подумай - фантастический прием бытует давно. Сказано ведь - "и весь Шекспир быть может только в том, что запросто болтает с тенью Гамлет...". А Макбет - с ведьмами. А Евгений - с Медным всадником, Иван Карамазов - с чертом. Или ты думаешь, что все дело в религиозности Достоевского или Шекспира?
- Ну, знаешь! - возмутился я.
- То-то! Верно, что есть проблемы, не укладывающиеся в реальную модель. Но у тебя это сильно смахивает на несуществующие проблемы. Как раз напротив - уже существующие. Существующие в логическом абстрактном мышлении человека, если хочешь - человечества. Иначе - какое б это было познание действительности?! И это есть, по-моему, идеи в их чистом виде. Пушкину нужно было столкнуть маленького, "простого" человека с идеей самодержавия и насильственного прогресса. Не с живым Петром - это уложилось бы в обычные рамки. Нет, с обнаженной сущностью того грандиозного явления, которым был в истории России Петр. Эта сущность не находит себе места в реальном времени и пространстве реальных событий...
- Сущность неотделима от явления! - назидательно произнес я.
Он прищурился.
- Начнем старый спор - где существуют общие понятия?
- Да нет, - откликнулся я.- Я ведь именно это и имел в виду: проблемы выламываются из реальности, как кости из мяса. Чем выше поднимается мысль по ступеням обобщения, тем выше литературная иерархия: аллегория, символ, фантастика как прием - это то, о чем ты сейчас говорил. Наконец, становление фантастики, как метода.
