«Горькая правда», не один год отвергаемая Дианой, наконец, прозвучала, но от этого не стала менее болезненной. Теперь она просто стала открытой раной.
В памяти не самые приятные картины прошлого, далеко не лучшие минуты и события. Болезнь мужа, его ужасная мать, проклинающая Диану каждый день, им с Ритой некуда деваться, потому что нет ни жилья, ни средств — ничегошеньки, только долги, финансовая яма и безнадега когда-нибудь выбраться из нее.
«Я сделаю все что потребуется для счастья дочери, — твердила Диана свою мантру, когда было особенно трудно, когда терялись цель и смысл жизни. — На Москве свет клином не сошелся. У нее будет свой дом — полная чаша, надежный муж, большая семья».
Когда они устроились у родных в Городке. Несколько лет у Дианы ушло на «возрождение» после смерти мужа и жизни в доме свекрови. Рита тем временем закончила школу, поступила в самый престижный ВУЗ Городка и даже собралась выдать маму замуж за бессменного ректора собственного института, влюбленного в последнюю по самые кончики ушей. Диана не могла позволить себе личное счастье, не устроив вначале личную жизнь дочери. Золотарев-младший появился ответом на все Дианины немые молитвы — надежный, как швейцарский банк, влюбленный, как юный пионер, из хорошей семьи и очень не дурен собой.
«Господи! Наконец-то! Что еще нужно юной девушке для счастья?» — авторитетно решила/вздохнула с облегчением мать и всецело включилась в процесс, ибо «глупое дитя» рисковало упустить этот свой выигрышный лотерейный.
Диана действительно сделала все, что было в ее силах/возможностях, чтобы Рита стала Золотаревой.
— Господи, неужели это было ошибкой?! Это ведь я давила на нее, считая, что она упускает свой «счастливый билет» — скрывая лицо за чуть дрожащими ладонями, Диана закрывается ими от цунами житейской, простой истины, где у каждого из нас «своя дорога». — Я не слепая, я же вижу, что она не счастлива с ним.
— Прошлого не изменишь, — в голосе мужа давняя, застарелая боль, разъедающая всю его жизнь со дня автомобильной аварии, в которой погибли его первая жена и маленький сын. — Даже если ты выйдешь на дорогу и посыплешь голову тонной пепла. Это уже случилось и осталось там, в том моменте, навсегда.
Они ехали к Павлу в Москву, где в то время он заканчивал аспирантуру. Оттуда все вместе, должны были лететь на юг, но по дороге пьяный водитель протаранил КАМАЗом рейсовый междугородный.
— Я тоже считал… — голос Павла становится глуше, — что виноват косвенно. Я должен был ехать сам за ними, должен был предвидеть и что-то сделать, предотвратить, предусмотреть.
Он не женился потом тридцать лет, считая себя недостойным человеческого счастья, тепла.
— Ты много пережила, — только Диана смогла отогреть его душу. — Ты чувствовала колоссальную ответственность за дочь, и ты поступила так, как считала правильным в тот момент времени.
— Ты успокаиваешь меня? — не понимает Диана.
— Я хочу сказать, что не нужно сейчас терзаться тем, чего уже не исправить. Но и нельзя выполнять за студента его лабораторную работу. Мы же с тобой физики-практики, а мир всего лишь большой институт. Как думаешь, что сделает препод уровня Бог, когда увидит, что ты со своего пятого курса выполняешь практические за первогодку?
Диана удивленно вскидывает брови, хлопает ресницами. Его сравнение интересно и заставляет задуматься, а после почти согласиться.
— Но! — не соглашается внутренний родитель. — Ты предлагаешь оставить все как есть?!
Еще более удивленно Диана смотрит, как Павел утвердительно кивает.
— Вполне серьезно, — подтверждает вслух. — Позволить взрослой женщине самой решить, чего она хочет в этой жизни, и просто поддержать ее выбор, даже если он покажется тебе неправильным. Ты ведь неправильному ее не учила?
— Подожди, — защищается Диана.
Павел не хочет ждать.
— Это ее жизнь. Ее право совершать свои ошибки или искать собственные пути решения. Не нужно до старости водить взрослую дочь за руку. Нужно в детстве научить ее правилам дорожного движения, чтобы дальше она сама ориентировалась в этом мировом мегаполисе. И я спрошу тебя сейчас еще раз, неужели ты считаешь свою взрослую дочь полной дурой? Неужели ты снова встанешь на чужую сторону, объясняя свою позицию странной заботой о ее «лучшем» чем-то?
Диана первой отводит глаза. В памяти всплывают миллионы разнообразных жизненных ситуаций, но все не то.
— Просто… я вижу в ее расчетах ошибку! — формулировка, наконец, дается Диане, однако, Павла она не устраивает.
— Твоя первая свекровь тоже постоянно видела ошибки в жизни собственного сына, — он сердито пыхает трубкой. — Причем ключевое слово здесь «собственный». Ваши дети для вас всего лишь безмозглые и безвольные вещи! И ты поступаешь ничуть не лучше!
Он сказал все, что посчитал нужным. Выслушав мужа, Диана насупилась. Они нередко спорили с Павлом о научных теориях, книгах или фильмах, но не об отношениях Дианы и Риты. У последней с отчимом сложилась теплая дружба, но это, по внутреннему мнению Дианы, не делало их кровно-родными и не давало ему права вмешиваться в воспитание.
«Хотя, какое там воспитание в почти тридцать лет?»
— И ты прав — тихо и тяжело вздыхает женщина после неопределенного времени, проведенного в раздумье, взвешивании его слов, формулирования соответствующих выводов. — Отпустить Риту. Отдать ей это… — она замялась. — Да что уж там. Отдать ей право самой распоряжаться собственной жизнью. Это будет совсем нелегко, но… я попробую.
Понедельник — день тяжелый. Известная многим истина и многими проверена на практике. Когда Джамала в понедельник появилась на работе, слегка не выспавшаяся после вчерашнего празднования маминого юбилея, но милая и свежая как обычно, Золотарев-старший немедленно вызвал ее в свой кабинет, где окинул придирчивым взглядом и произнес только одну мрачную фразу:
— Ну, и где он?
Первая мысль была, что он справляется именно о собственном сыне. Но ее Джамала спешно отогнала как ошибочную за излишнюю прямолинейность и явность — «наверняка он имеет в виду что-то другое!» — но реестр в памяти отказывался находить любой, другой верный или хотя бы на вскидку подходящий ответ
— Что, простите? — для верности Джамала еще раз окинула взглядом сама себя (насколько это вообще возможно в отсутствие зеркальных поверхностей) и вернула Никите Михайловичу честный, преданный взгляд.
— Идиотка! — разъяренным медведем зарычал главный по филиалу. — Если через пятнадцать минут его здесь не будет, ты уволена за неисполнение должностных обязанностей и прощать будет некого! Ты меня поняла?!
Пулей вылетев из кабинета, Джамала едва не сбила с ног двух других сотрудниц, суетящихся в Золотаревской приемной.
— А ты не знаешь? — Оксана Владимировна уничижительно смотрит на Джамалу поверх очков в тонкой, металлической оправе. — Так этой ночью он был не у тебя?
— Теряешь хватку! — захихикала вторая. Джамала в расстроенном почти бешенстве полетела искать своего пропавшего в житейской пучине босса.
Мишкин телефон заладил голосом робота о недоступности абонента. Кампински с шести утра в дороге и о Золотареве с самого банкета ни сном, ни духом.
«Рита?» — мелькнула шальная мысль. Джамала остановилась в тихой приемной перед Мишкиным кабинетом. Уютное, обжитое, хлебное место, потерять которое сейчас никак не входит в ее гениальный план.
Скрипя зубами Джамала берет свой айфон, находит в памяти номер, нажимает вызов.
— Алло? — почти моментально отвечает Катя. — Кампински, это ты? Я про вас все знаю! — ее голос истерически возбужден (или пьян).
От испуга Джамала сбрасывает. В следующую минуту ее телефон оживает входящим от Риты, наполняет пустую приемную серебристым, хрустальным звоном, требует ответа и вселяет демонический ужас. На столе оживает вызовом городской телефон, одновременно из-за закрытой двери слышатся странные, повышенные голоса. Закрыв ушки ладонями, Джамала видит в гулкой тишине — открывается дверь, на пороге застывает готовый к прыжку Миша Золотарев. Он грязен, лохмат, бос, с расплывающимся лиловым цветом фингалом вокруг левого глаза. От прыжка Мишку удерживает охранник с проходной — по его сбившейся фуражке и дыханию можно предположить незапланированную пробежку по этажам. Мишка и охранник падают на пол, причем второй успешно заламывает руки первого за спину, первый что-то кричит и пытается сопротивляться, а за ними любопытные, изумленные лица сотрудников.
