– Старлей, кто в охранении?

– Пара на дальнем краю бархана. Вторая, на южной оконечности. Не волнуйся, командир! Я сам проверил, все подступы просматриваются отлично.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Снова посмотрел на старшего лейтенанта:

– Духовское оружие собрали?

– Собрали. Десять калашей, пара пистолетов, правда, старых, но вполне рабочих. Да, ещё, какие-то бумаги в дипломате. На арабском.

– Хорошо…

«Десять! – подумал я. – Неплохо!»

– Не вижу Джураева. … Где он?

– Джураев с Леденёвым в поиске. Осматривают дальние барханы. – Доложил старлей.

– Хорошо. Пусть Иванов и Дадашев возьмут КаЭРы и осмотрят подходы к водопою. Мины не обезвреживать, только обозначать. Растяжки снимать с чекою. Всё отметить флажками. Ясно? Старлей! Надо поторопиться! Надо набрать воды до атаки…. Только проверь, чтобы обеззараживали. Обязательно! Вперёд, старлей. Ты – старший группы «сапёров». Ясно?

– Понял, командир. – Старлей автоматически козырнул и повернулся к бойцам.

Я посмотрел на тело погибшего солдата.

– Как тебя домой доставить? А, Сергеев? – подумал я вслух. – Ладно, донесём, не сомневайся.

– У нас ещё три раненных. – Санинструктор навис над моей головой. – Раджабов тяжёлый. Его тоже надо нести и чем скорее, тем лучше. Он сейчас на промедоле. Спит, вернее без сознания. Без вертушек живым не доставим.

– Как остальные, раненные?

– Нормально, держатся ребята. – Медик помедлил, потом повернулся и пошёл к товарищам.

Группа сапёров подошла ко мне. Старлей остановился:

– Командир. Мы готовы.

– Ты всё понял? – Я посмотрел в глаза офицеру. – Надо проверить быстро и надёжно. Другой спуск искать некогда.

– Я всё понял. Командир, если, вдруг ….. Ну, ты понял. Жене напиши.

– Напишу. Иди уже. Будь внимательней. И осторожней.

И вдруг, я вспомнил:

– Погоди, старлей. Принеси дипломат с бумагами на арабском.

Взводный повернулся и побежал к оставленному на песке эр-дэ. Я оглядел бойцов. Даже в темноте было видно, как тлеют их обезвоженные глаза.

– Скоро. Уже скоро. Надо потерпеть двадцать минут. – Я сказал достаточно громко, чтобы все меня услышали.

– Ничего! Дольше терпели. – Донеслось из темноты.

Я узнал голос Иманявичуса и мысленно поблагодарил сержанта. С гребня бархана на меня полился песок, и вниз скатились три туловища. Это были Джураев и Леденёв. Между ними слегка шевелился моджахед с кляпом во рту и пуштункой на голове. Пленный был молод, не старше 18-ти – 19-ти лет, совсем «байча». Пацан, по-нашему. Щетина только начала пробиваться на впалых щеках и верхней губе. Правый рукав рубахи-перухана был разорван у плеча, видимо мои бойцы искали следы оружейной отдачи. Они нашли синяки на плече басмача. Говорят, сам Семён Михайлович ввёл в практику такую «экспертизу». Товарищ Будённый был прав. На все сто.

Я посмотрел на Джураева:

– Ты знаешь его язык?

– Конечно. Язык его народа – мой язык! – Джураев бесстрастно смотрел мне в глаза. Его лицо ничего не выражало: ни сожаления, ни усталости. Ничего.

– Он что-нибудь говорил?

– Да, он сказал, что их отряд ждёт подкрепления. Оно будет через два часа. У них будут два миномёта и базуки. И тогда они выпустят из нас кишки и кровь. Он так сказал. – Солдат замолчал и опустил глаза.

– Дух говорил про мины?

– Да, я спрашивал. Он сказал, что сам устанавливал и противопехотки, и растяжки. Он знает тропу и готов провести нас к реке с условием, если Вы его потом отпустите к своим. – Джураев вопросительно посмотрел на меня.

– Хорошо. Леденёв, позови взводного.

Старлей пошатываясь, подошёл к нам. Было видно, что он сильно устал и держится из последних сил. Но он единственный кто мог справиться с задачей. У меня просто нет выбора.

– Слушай, старлей! Ваш «поход» отменяется. Сейчас дашь басмачу щуп и флажки. Привяжешь его за пояс верёвкой, чтобы не сбежал. Есть метров двадцать?

– Есть.

– Джураев объяснит духу, куда втыкать флажки. Басмач покажет тропу к воде. Вы с Иманявичусом будете его «пасти» на верёвке. Всё ясно? Выполняй!

Взводный снова нелепо козырнул и пошёл к сержанту-литовцу. Джураев вытащил кляп изо рта пленного и что-то начал ему объяснять. Тот слушал молча, не переспрашивая, лишь иногда кивал головой, изредка посматривая на меня. Время летело очень быстро, хотя часы говорили об обратном. Подошёл старлей:

– Командир. Всё готово. Надо бы побыстрее, бойцы совсем никакие! Даже не знаю, на чём держатся. Иманявичус сейчас подойдёт. Верёвка есть.

– Я, здесь. Уже. – Сержант тяжело опустился на песок, – я готов. Надо бы побыстрее. Ребята совсем никакие. Все пить хотят, есть не могут.

– Знаю. Взводный только что сообщил. Слово в слово. Джураев! Как там басмач? Готов? Я отпущу его, как только мы подойдём к реке. Переведи.

Джураев кивнул, толкнул духа и что-то коротко сказал. Тот посмотрел на меня и поднялся с песка, подняв руки вверх. Боец обернул верёвку вокруг пояса пленного и завязал узел на его спине.

– Это пастуший узел. Меня отец научил. Не развяжется и не убежит. – Джураев для пущей убедительности подёргал узел, – надо идти. Ребята совсем никакие….

– Знаю, – оборвал я его, – уже два раза слышал. Вы, что текст вместе писали?

Солдат недоумённо посмотрел на меня, но ничего не сказал, только слегка подтолкнул душмана вперёд и передал конец верёвки Иманявичусу. Парень поднял щуп и осторожно пошёл вперёд. Взводный встал рядом с сержантом и оглянулся на меня:

– Ты бы отошёл, командир? Подальше. Не равён час…..

– Заткнись. Следи за байчёй. Сами не подходите. Верёвки не хватит, если вдруг.

– Не дойдёт. Подорвётся. – Это уже Джураев сказал. – Он говорил, духи мин не жалели. Знали, что к воде будем прорываться. Они нас и без гранат к реке пропустили бы. Так начальник решил. Потом добили бы. Начальник приказал пленных не брать. Только стволы и рации. Вашу – обязательно целой.

Я привык, нет, я сросся со своей радиостанцией и совершенно забыл, что она весит без малого пятнадцать килограмм. Когда-то комбат обматерил меня за промедление с ответом на радиозапрос. С тех пор я отказался от связиста и сам носил свой «багаж». Связь, что на сопровождении, что на «боевых», основа основ. И я благодарен комбату за урок. Неудивительно, что душманский начальник мечтал об «аппарате».

– Ещё он сказал, что в дипломате списки душманских активистов и задания на ближайшие две недели. Он случайно увидел. Начальник не знал, что Абдулбаки грамотный, учился в медресе и знает арабский. – Джураев замолчал, вглядываясь в спину уходящего парня. – Подорвётся!

– Да, умолкни ты! Хватит. Он выведет нас к реке, и я его отпущу. По-нормальному, не так как принято у кого-то. Пусть живёт. Может, поймёт, что мы ему не враги.

– Не поймёт. Его родные погибли от авиабомбы. Все. У нас тогда говорили, что наводчик ошибся. Помните?

– Помню. Его как зовут? Я не расслышал.

– Абдулбаки. По-русски «раб вечного». Или как-то так.

– Ясно. Не мешай.

Фигура нашего «миноискателя» постепенно размывалась и начинала походить на ночной мираж. Я видел миражи, но только днём. Наверное, ночных миражей не бывает. Я не видел. И не слышал. Посмотрел на часы. С момента «старта» прошло полторы минуты. Если «раб вечного» не соврал, то у нас в запасе часа полтора, чтобы напиться, набрать воды и оторваться от духов. Ещё надо решить проблему с транспортировкой Сергеева и Раджабова. Носилки в рейд не берут, а сейчас они очень бы пригодились.

– Ты, вот, что боец. Не хрен здесь ошиваться. Возьми кого-нибудь в напарники, посмотри, может палки найдёшь. Для носилок.

– Есть, товарищ капитан. Найдём. Там в километре пуштунская палатка брошенная. Песком занесло. Наверняка жерди есть. Я Ледка с собой возьму. Можно? Он из Сибири. Крепкий!

– Леденёва, что ли?

– Ну, да. Леденёва.

– Хорошо. Иди уже. Только будьте осторожны. Духи где-то недалеко. Посты предупреди, чтобы не беспокоились. Если, что, рвите назад. Ясно?