– Она невероятная, мам, – тихо ответил Морган, улыбаясь, как последний дурак. – Идеальная для меня. Лучшей я никогда не найду. Я уверен, что хочу прожить с ней всю жизнь, хочу видеть, как она улыбается, как теплеют ее чудесные глаза. Хлоя… – На мгновение он задумался, подбирая нужные слова. – Хлоя умная и веселая, необычная: сильная и слабая. Мам, я люблю ее! Я хочу просыпаться рядом с ней каждый день, отмеренный мне Тале. А когда придет наше время, отправиться к предкам в Вечный град. Я буду держать ее за руку и с гордостью скажу ватранам при входе, что мы из клана Тэлбот, я и моя суженая, Хлоя. Хочу, чтобы мой дом заполонили рыжеволосые детишки с зелеными глазами и неспокойным нравом…
– Ладно, ладно, ладно, – перебил его Пэттон. – Основную идею мы поняли. Давайте уже усыпим нашу жертву чар Милестиды, пока меня не стошнило от этой слащавости.
Морган улыбнулся. Скажи это кто-нибудь другой, можно было бы и обидеться. Но это же Пэттон. Резкий и прямолинейный, временами бестактный и грубый. Но это не со зла. Просто этот демон как думает, так и говорит. Так и живет.
– Проведем ритуал вечером, когда девушка будет спать.
Хукс Тэлбот, как всегда, оставался практичным.
– А что нам делать пока? – спросил Пэттон.
– Пока вы свободны, – кивнул Хукс. – Будете нужны – позову.
Остаток дня тянулся так, словно, зная о мучениях Моргана, последний из сотворенных новых стихий и известный пакостник Келмус растягивал мгновенья, приклеив стрелки часов, чтобы остановить ход времени. Чем только Морган ни занимался: пытался читать, тренировался и даже завязал беседу с тетушкой Гертрудой.
Все было тщетно.
Но, в конце концов, изначальные стихии смилостивились, и Солнце, наконец завершив свой полет по небосводу, скрылось в своих Небесных чертогах. Землю укутали вечерние сумерки – короткий миг встречи двух сестер жар-птиц. Одна из них – быстрая и яркая – старшая. Вторая – тусклая и медленная, но упрямая младшая сестра, вечно пытающаяся догнать старшую и вечно отстающая.
Вскоре ночная тьма накрыла землю своим одеялом, готовя ее к очередному взлету Луны на небосвод. Когда-то Солнце, первым вылупившись из яйца, из любопытства и от скуки разбило яйцо младшей сестры Луны. Та родилась не до конца сформированной, хилой и сияла намного слабее, чем старшая сестра. Поэтому их матушка, Гелам-Мироздание, создала покрывало-ночь, убирая из мира весь лишний свет, чтобы Луна могла сиять ярче. Но даже это не всегда помогает, ведь из-за того, что младшая дочь Гелам родилась на свет преждевременно, ее свет неравномерен. В какие-то дни Луны почти не видно, а иногда она сияет во всей красе.
Морган восхищался Луной, ведь несмотря ни на что, она продолжала летать, продолжала догонять старшую сестру. Века прошли, а упрямая младшая сестрица все гонится за старшей. Наградой им обеим станет короткая встреча утром, когда старшая сестра начинает свой путь по небосводу, а уставшая младшая возвращается в Небесные чертоги, и такая же короткая встреча вечером, когда отдохнувшая младшая отправляется в полет, а старшая возвращается, чтобы отдохнуть. И снова догонялки.
Моргану очень хотелось немедленно провалиться в махван, но приходилось терпеть. Учитывая, что время сильно ограничено, нужно выбрать такой момент, когда девушка наверняка будет спать. Вчера ночью она легла поздно. Если визит Хейнтлина сегодня повторится, то вряд ли Хлоя уснет раньше двух-трех часов ночи.
Поэтому Морган собрал остатки терпеливости в кучу и выждал до четырех утра. По его прикидкам, девушка в это время в любом случае должна уже погрузиться в сон.
Отец с зельем в руках молча зевал рядом с сыном, а Фиона, слишком взволнованная и встревоженная, чтобы спать или, простите стихии, зевать, сидела в кресле напротив и нервно комкала платок. За день она не раз и не два попыталась отговорить упрямого сына. Демонесса приводила аргумент за аргументом. Но ничего не помогало. К этому моменту все разумные и неразумные доводы закончились, а мольбы вроде «Пожалуйста, не нужно» так и не сработали. Морган был настроен решительно, и его решимость невозможно было поколебать.
Что, в общем-то, неудивительно. Влюбленный демон – это не шутки. Влюбляясь, демоны буквально становятся одержимы объектом своего воздыхания. Готовы на все, чтобы найти и заполучить это сокровище. А если по какой-нибудь причине не получается, не способны адекватно реагировать. Хейнтлин – яркий тому пример. Парень всего наполовину демон. Но эта демонская половинка так одержима Хлоей, что он не в состоянии сдерживаться: преследует бедняжку и уже опустился до применения силы.
Морган долго думал, что будет, если Хлоя и ему откажет? Что, если он превратится в еще одного Хейнтлина? Даже представить такое было противно. Но вероятность существовала. Поэтому, улучив минутку, когда матери не было рядом, Морган попросил отца:
– Я не знаю, чем закончится моя встреча с Хлоей… – Он немного замялся, не зная, какими словами выразить то, что у него на уме. – Поэтому прошу тебя… принять меры… защитить ее. Хлоя не должна пострадать.
Отец не ответил, но посмотрел на сына долгим взглядом. Несмотря на то, что Морган не произнес вслух своих опасений, Хукс его прекрасно понял.
– Тале в своей безграничной мудрости отправила тебя к суженой во время махвана. – Он ободряюще похлопал сына по плечу. – Этого не случилось бы без шанса на совместное счастье.
Морган благодарно улыбнулся. Отец всегда умел найти нужные слова для ободрения.
День тянулся бесконечно долго, и Морган занимался всем, чем угодно, кроме того, что действительно нужно было сделать. А именно придумать, что сказать Хлое при первой встрече, подобрать слова, которые убедили бы девушку объяснить, как ее найти. Демон понял это лишь перед самым махваном, но давать задний ход было поздно.
Почему-то ему было крайне важно встретиться с Хлоей именно сегодня. Нехорошее предчувствие целый день не покидало, и Морган по-настоящему боялся опоздать. Каждую минуту, каждое мгновенье он ощущал, что уже опаздывает, что вот-вот произойдет нечто непоправимое.
Наконец, в какой-то траурно-торжественной обстановке, после кучи напутствий от родителей Морган выпил зелье и закрыл глаза. В последние секунды ему стало интересно, какие у Хлои сны. Наверное, такие же яркие, как и она сама? Наполненные жизнью и движением, солнцем и светом.
Но его ждал очередной сюрприз.
Он оказался в темном, мрачном и безжизненном лесу. Не слышно было не то что птиц, животных или жуков, даже ветер не коснулся ни одной ветки на таких высоких деревьях, что их кроны терялись в темноте. Как-то так должен выглядеть Сангелт – лес, в который отправляются души, не сумевшие назвать ватранам, сторожащим вход в Вечный град, имя своего рода. И в этом мертвом месте, пугающем даже демона, отчетливо слышались женские крики и мужской голос.
Морган не сомневался насчет того, кто кричит. Поэтому поспешил на помощь.
Буквально через десяток шагов он оказался на залитой лунным светом поляне. Посреди нее плакала Хлоя, а рядом стоял Хейнтлин. На девушке была только длинная белая ночная сорочка, резко контрастирующая с окружающим мраком. А незаплетенные рыжие волосы так и вовсе горели, словно костер.
Хейнтлин был одет практически так же, как и в предыдущую ночь. Единственное, что изменилось, – шерстяная куртка куда-то исчезла. Сначала Морган принял его за кошмар переволновавшейся девушки, но что-то было не так. Прошло несколько секунд, прежде чем Морган понял, что именно. Полудемон двигался слишком свободно, и у него была своя воля, как и у Моргана. Значит, он провел такой же ритуал, чтобы вторгнуться в сон Хлои.
Пока Морган рассматривал открывшуюся перед ним картину, Хейнтлин склонился к девушке и, хорошенько тряхнув, заставил бедняжку смотреть на себя.
– Хлоя, – его голос был полон страсти и одержимости, – как ты не понимаешь! Я не хочу делать тебе больно! Я люблю тебя! Я хочу тебя! И ты будешь только моя!
Мужчина попытался поцеловать ее. Морган бросился оттаскивать полудемона, но Хлоя его опередила. Схватив какую-то корягу, она со всей силы врезала по потерявшему от страсти бдительность Хейнтлину. И попыталась дать деру. К сожалению, удар был не настолько силен, чтобы остановить полудемона или хотя бы заставить отпустить девушку. Мужчина без особых усилий скрутил свою отчаянно сопротивляющуюся жертву и придавил к земле своим телом, приговаривая:
