Поколение 60-х - особенно те, которые учились в высших учебных заведениях, - не было причастно к изобретению подобного рода подделки. Мы просто набрались больше положенного разного идеологического мусора. В то время, когда Соединенные Штаты воевали во Вьетнаме, мое поколение становилось пацифистами, хиппи или просто равнодушными, уставшими от жизни людьми. Мы говорили о сексе, будто мы только что изобрели его. Мы говорили о доминанте цвета и одевались так, что наши родители тянулись к нюхательной соли. (Ко мне, впрочем, это не относилось. Самое большее, в чем я преуспел, следуя за модой, был коричневый плисовый пиджак. Мы в старых университетах жили более абстрактными идеями...) И лишь когда мы получили свои дипломы и сменили фольксвагены-жуки и ситроены-2 на кортины и БMB, а сумки через плечо - на портфели и нашли время подстричься, обнаружили, что происходит нечто тревожное. Та наивная чепуха, которую мы городили, зная, что это просто бессмыслица, зная, что это вздор, была воспринята следующим поколением. И весь этот мусор был не только воспринят новым поколением, но воспринят настолько серьезно, что они и вообразить себе не могли. Все это происходило на моих глазах, когда я толкался в университетских коридорах в своем коричневом плисовом пиджаке и мокасинах, работая над докторской диссертацией.
Жертвы субкультуры
Наше поколение впитало в себя целый мир всяческого вздора. Целую культуру. Таким образом абсурдность "шестидесятников" превратилась теперь в обретаемую мудрость.
Пробираясь ночью по мху, заменявшему газонную траву, в общежитие аспирантов, я обнаружил, что мне приходится переступать через тела. Неподвижные тела. Это были не пьяные. Это была не демонстрация сторонников общества вседозволенности. Люди просто окаменели, лишившись разума, унесенного в неведомые дали.
Я никогда не забуду, как вместе с профессором Дж. П. Кеньоном впервые столкнулся с наркокультурой тогда, когда, спустившись по истертым каменным ступеням, мы прошли с ним через низенькую дверцу на заросшую мхом лужайку. Будучи сильным человеком, он обычно поднимал провинившегося, крепко схватив его за воротник правой рукой. А затем опускал ему в карман официальное уведомление, извещавшее о том, что на следующее утро в неправдоподобно ранний для бедняги час тот должен предстать перед профессором и без всяких оговорок выплатить штраф ъ виде определенной (обычно довольно крупной) суммы денег. Но поднять на ноги эти тела даже профессору Кеньону было не под силу. Их неподвижные, широко открытые глаза были устремлены в пустоту, а лицо своим выражением напоминало рыбу, каким-то образом ускользнувшую с лотка торговца. Тела же хозяевам совершенно не подчинялись. Вскоре после этой первой встречи с наркокультурой профессорудовелось наткнуться на тело, которое было действительно мертвым... Полдюжины других, испытавших "глюки" или "уехавших не туда", пришлось срочно направлять в психиатрические больницы или специальные клиники. Больше всего профессора поразило не то, что такое происходит, но что это происходит здесь, под самым его носом. Он моментально перевелся в другой университет, в Шотландию, где, как ему представлялось, атмосфера будет почище. Когда же спустя совсем немного времени там возникла та же проблема, он стал профессором истории в университете штата Канзас, где за дисциплиной следили вооруженные полицейские, а не ректор колледжа и не деканы.
Перемены в мыслях
Те из психоделического поколения, кто, сумев скрыть употребление наркотиков, избежал исключения, много говорили. Те, кто не принимал наркотики сам, но испытывал тайное уважение к принимавшим, говорили еще больше. Было много разговоров на семинарах, которые я вел, в студенческих общежитиях, иногда даже - и в этом надо признаться - и в комнатах преподавателей, куда теперь, имея диплом, я был допущен. "Психоделическое поколение" превратилось в приманку, на которую клюнуло немало преподавателей, жаждавших "остаться в струе" в этой резкой смене образа мыслей (а в некоторых случаях и надеявшихся, что они еще не слишком стары, чтобы купить билетик в общество вседозводенности). Иногда эти разговоры выливались в более или менее связные дискуссии или дебаты. Однажды в ходе таких дебатов, проходивших в точности как в палате общин парламента, высказанные аргументы показались мне столь абсурдными, что, поднявшись, я указал на некоторые из наиболее очевидных нелепостей и выдвинул довод, который назвал "христианской альтернативой".
По окончании дебатов всем захотелось выйти из зала заседаний одновременно. Протискиваясь в толпе к выходу на улицу через узенькую арку, я почувствовал, что ноги мои оторвались от земли. Несколько метров меня пронесли под руки. А затем, когда толпа несколько поредела, меня швырнули на булыжник. Парнишка, вскочивший мне на спину, прорычал: "Так, значит, вот какие у тебя мысли?"
В хлынувшей вниз по улице толпе пели песню "Это рассвет Века Водолея...", ставшую популярной благодаря супер-рокопере "Волосы". И тогда мне пришло в голову, что это новое поколение куда менее терпимо, чем поколение "шестидесятников". Насколько я помню, тогда, отряхивая с себя грязь, я безуспешно пытался утешиться мыслью о том, что просто стал жертвой нелепицы.
ВЕК ВОДОЛЕЯ
Даже когда я получил в середине 70-х докторскую степень и, покинув университетские коридоры, вышел в реальный мир, мне еще только предстояло услышать то слово, к которому ныне прибегают для описания нового образа мыслей. Я использую выражение "образ мыслей", поскольку, назвав это явление "системой мышления", я наделил бы его той связностью и последовательностью, которой у него не было и нет. А термин "религия" слишком бы возвысил его, придав ему видимость внутреннего единства, которого у него нет и в помине. Тем не менее к середине 70-х основные элементы этого образа мыслей проявились достаточно отчетливо, хотя в них, в сущности, вовсе не было ничего нового.
Горячее дыхание Востока
В начале 70-х университетские городки Запада ощутили горячее дыхание Востока. Проникло оно и за пределы университетов. Манящее благоухание восточных религий смешалось с затухающими угольками хиппи-культуры и с гедонизмом поп-культуры, "приготовив" весьма крепкий коктейль.
Иногда мне приходилось даже щипать себя, когда я в ходе спора вдруг обнаруживал, что вокруг меня собрались последователи дзен-буддизма. Какое-то время мне казалось, что невозможно и шагу ступить, не наткнувшись на буддиста.
Но расцветал и индуизм. С моей точки зрения, этим мы обязаны "Битлз", чьи восточные увлечения 60-х вернулись на Запад в 70-е в "интеллигентном" виде. Широкую известность приобрело посещение ими в 1969 г. общины Махариши Махеш Йоги в Индии. Вскоре трансцендентная медитация (сокращенно ТМ) придала "битломании" новый смысл. Миллионы поклонников "Битлз" по обе стороны Атлантики стали называть ТМ "научной йогой". В мгновение ока на Западе возникло три миллиона ее поклонников. ТМ, по словам Джорджа Харрисона, "оказалось еще более действенным средством достижения блаженства, чем наркотики".
После распада "знаменитого квартета" Джордж Харрисон и Джон Леннон продолжали поддерживать контакты со своими гуру. В их стихах отражалась эзотерическая "мудрость" Востока. Харрисон принес мантра-йогу на Запад со своей песней "Мой
дорогой Господь", в которой хвала индуистскому богу Харе Кришне соединялась с христианским восхвалением "Аллилуйя!" В своем интервью воскресной программе Би-Би-Си Харрисон пояснил, что стремился показать, что христианство и индуизм, по сути своей, - одно и то же, тем самым сделав индуизм более приемлемым на Западе.
Но одновременно с мантра-йогой пришли сидхи-йога и тантра-йога вместе с левитацией и различными оккультными феноменами. Вскоре станции лондонского метро были сплошь обвешаны огромньши плакатами, на которых были изображены, мягко говоря, не совсем фотогеничные гуру. Над изображениями были напечатаны зашифрованные надписи, смысл которых заключался в том, что пришла пора выбросить христианство на свалку истории. Гуру огромным потоком хлынули на Запад в поисках славы и богатства. В Америке я видел плакат, вывешенный накануне приезда гуру Махараджи Джи. Он называл себя "божественным светом" и был невероятно богат. "Он грядет в облаках, - гласил плакат, - и с великой силой и славой. Его серебряный конь спустится вниз..." Далее шел более прозаический текст: "...в 16.00 в международном аэропорту Лос-Анджелеса, рейсом TWA 761". Когда самолет приземлился, таможенники обнаружили среди вещей гуру чемодан, полный бриллиантов и других драгоценных камней, а также иностранной валюты на 65000 долларов.
