Уселись за стол, на низкие кушетки; Антон Иванович все как-то не мог приноровиться к своему сиденью. Капитонов, бросив на него хитровато-оценивающий взгляд, весело расхохотался: – Вот так все поначалу! А потом ничего, нравится… Главное, захотел – завалился на ковер, бабам это особо по душе.
И, когда выпили по первой рюмке (а выбрали оба, не сговариваясь, русскую водку) и закусили черной икоркой и серебристо-сахарной осетринкой, Капитонов продолжил разговор про женщин, ткнув при этом пальцем в персидский ковер: – Хотя им, нашим русским бабам, им все мало. Им или мало, или им плохо, или черт его знает еще как, но главное – всё не так и не то, согласен, Антоша?
– Да разные они все, Виталий.
– Ты думаешь, я на них жалуюсь? Плевать мне на них. Понимаешь, надоели они мне все, вот в чем штука. И не только бабы. Всё надоело. Обрыдло и опостылело. Ты хоть знаешь, кем я был до недавнего времени?
– Кем?
– Я, Тоша, был директором огромного завода. Станки мы строили, сеялки, трактора, много чего. А когда меня в Москву позвали, замом министра, я тут чуть с ума не спятил. Я там хозяин, не только завода, но почти всего города, пусть он не большой, город этот, но все же… А здесь я на побегушках. Да и не в этом суть. Там было дело, а здесь муть какая-то. И главное – денег мало. Жена пилит, дочери…
– Это всегда так, – поддакнул Антон Иванович.
Подняли рюмки, чокнулись, выпили.
– И занялся я бизнесом… Бизнес по-русски – это знаешь, что такое?
– Да я многое знаю…
Они начали потихоньку хмелеть, разговор пошел живой, откровенный, по душам.
– Ты вообще-то чем сам занимаешься? – поинтересовался Капитонов.
– Рецензированием.
– Это еще что такое?
– Как что? Тебе надо раскрутить фирму – мы к вашим услугам.
– Что-то я такого не слышал… Ты мне лучше скажи: почему Эля Хмельницкая выбрала не тебя, не меня, не Васю Костоусова, не Лёню Радэ, не поэта Владимира Дагурова, а Герку Баженова?
Антон Иванович чуть не поперхнулся, откусывая аппетитную севрюжку и запивая ее ядреным томатным соком.
– Да с чего ты взял, что она его выбрала?
– Но ведь не за меня и не за тебя она вышла, а за него?!
Тут уж расхохотался Антон Иванович:
– За Герку? Брось! Я его жену знаю: это совсем другая женщина. Татьяна!
– Так я тебе и поверил. У меня, знаешь, сведения точные, как весы в аптеке.
– Ты про какого Герку говоришь? Про нашего? Который сейчас писатель?
– Про него.
– Да он здесь, в Москве живет. К нам частенько заходит. Материалы на рецензию берет.
– Постой, постой, а ты кто такой? Какие рецензии? Ты кем работаешь?
– Президентом Академии.
– Ты? Президентом Академии? Какой еще Академии?! Не смеши меня… Ладно, я не об этом: я о бизнесе по-русски. Слыхал о таком?
– Еще бы. Каждый день имею с ним дело.
– Так вот, то у меня завод, а то у меня шиш на постном масле. И стал я на своем заводе станки старые скупать. Есть даже такой станок: пробки, к примеру, делает. В Подмосковье склад арендовал, старый станок привез, подкрасил, подчистил, подмазал (тут мне зятья помогали) и продал как новенький. За три тыщи купил, за пятнадцать продаю, за десять берут. Понял, какой бизнес?
– Еще бы.
– А тут приезжаю на склад, меня охранник спрашивает: «Ты кто?» – «Я-то, говорю, я некто, а вот ты кто?» – «Если ты, отвечает, некто, то значит никто! И пошел вон!..» Ты врубаешься, Антоша?
– Знакомая история.
– Не в том дело, конечно… А, да что тебе говорить! – махнул рукой Капитонов.
– Не скажи, – возразил Антон Иванович. – Я таких поворотов много знаю…
– Ты пойми: я могу кого хочешь в порошок стереть. В бараний рог согнуть. Через мои руки миллионы проходят. Но… тошно мне! Не из-за этого охранника, нет, вообще тошно. И решил я бросить всё, уехать куда-нибудь к чертовой матери! Вот хоть в Испанию, например.
– От себя далеко не уедешь, Виташа.
– Чего-о? Много ты знаешь! Вот бабы… ой, как они мне опостылели! А дети… зятья, дочери… Всем чего-то надо, без конца то просят, то требуют, и при этом, заметь, Тоша, никто никогда не бывает доволен. Прорва какая-то! И вот был я как-то в Испании, приглядел там в маленьком городишке отель… на берегу Средиземного моря… и ты знаешь что?
– Что?
– Сторговался ведь я! Четыреста тысяч всего – и гостиница твоя. На веки вечные. И солнце. И море. И покой… Ты представляешь?
– Ну, так… с трудом…
– Давай выпьем за это!
– Давай.
Выпили.
– Кстати, тысяч двадцать у тебя не найдется свободных?
– Долларов, что ли? – не понял Антон Иванович.
– Можно и евро, – усмехнулся Капитонов. – Ладно, это я так, к слову. Сам выкручусь… А встретился я с тобой попрощаться, Антоша. Понимаешь ты это или нет?
– Да куда ты от самого себя денешься? Волком завоешь в хваленой своей Испании.
– Нет, все, решено: уезжаю. Пропади оно все пропадом! Но есть у меня к тебе одна просьба…
– Если деньги – то денег у меня нет.
– Какие деньги! Родителей моих, мать с отцом, ты, может, помнишь?
– Дядя Костю с тетей Верой?
– Вот именно! – обрадовался Капитонов. – Помнишь, точно. Так ведь они живы!
– Я знаю.
– Значит, бываешь на Урале, в Северном поселке? На нашей улице?
– Ну, а как же.
– Вот, старик, об этом и речь. Я уеду – они одни останутся. Кому они на Урале, в нашей глуши, нужны? Жена моя знать их не хочет, а дети – тем вообще все до лампочки. Будешь в Северном – навестишь их?
– О чем разговор.
– Ну, Антоша, золотой человек, дай я тебя обниму. – И они в самом деле троекратно облобызали друг друга.
А хмель-то брал, брал свое… И какими родными, близкими чувствовали они сейчас себя!
– Я Герку-то Баженова тоже хотел найти. Попросить… Но он ведь у меня Эльку увел, не могу ему простить!
Антон Иванович нахмуренно погрозил Капитонову пальцем:
– Какую Эльку? Когда увел? Да она на Украине с мужем живет, знать о нас ничего не знает…
– Нет, Герка ее увел от меня, точно тебе говорю, и женился на ней. И досталась мне только одна утеха, моя жена. А вот родители мои (знаешь ты это или нет?) Баженова как писателя очень даже уважают. Все книги его перечитали. Всё расспрашивают меня о нем…
– Хочешь, хоть сейчас Баженова вызовем? Я позвоню ему, он в Москве.
– Нет, это родители его обожают. А я… так… Испортил он мне всю жизнь, отобрал невесту, любовь, крест поставил на моей судьбе. Теперь вот с дурами только и вожусь…
– Виташа, я тебя в последний раз спрашиваю: ты дурак или только прикидываешься? У него другая жена. Это раз. А второе: ты хоть сам-то читал Георгия Баженова? Земляк ведь наш, одноклассник?
– Никогда.
– Никогда не читал Баженова?!
– Ни-ког-да!
– Ну и черт с тобой. Поезжай в свою Испанию. Пропадай там, если дурак. Родители-то твои умней тебя: Баженова читают, да и ты, помяни мои слова, как будешь сидеть в отеле, в Испании-то своей, на берегу моря, так вспомнишь про наш Урал, возьмешь его книги и прослезишься, горькими слезами обольешься о нашей родине…
И, странное дело, здесь они горячо обнялись и заплакали оба – не как женщины, громко и горячо, а просто слезы сами собой лились у них из глаз и лились…
Тут Антон Иванович обратил внимание, какое красивое и широкое окно в столовой Капитоновых, красивое особенно потому, что там, за этими резными из шикарного красного дерева рамами, начинал синеть вечер, в окнах напротив то там, то сям зажигались яркие огни, и Антон Иванович неожиданно поинтересовался у друга:
– Ну, а летать-то ты хоть умеешь?
– Как летать? – не понял Виталий Капитонов.
– Обыкновенно. – Антон Иванович подошел к окну, распахнул раму и показал на густую синеву Москвы, на мириады сверкающих и мигающих огней.
– Ты что, убиться хочешь, что ли, дурак?
– Я не убьюсь, – успокоил Виталия Антон Иванович. – Я на самом деле умею летать. Я сейчас тебе покажу. – Он быстро взобрался на подоконник, вздохнул поглубже и, прежде чем полететь, сказал: – Главное, это первые взмахи. Ты должен почувствовать, что воздушная волна упруга и эластична, ты должен попасть на ее крыло, и она сама подхватит тебя, она никогда не подведет, если ты умеешь разбираться в полетах. – И, вздохнув, добавил: – Конечно, первые взмахи самые тяжелые, это правда, но потом… Вот смотри!