Да, Рич был последним островком света посреди океана тревог, сомнений и страхов, а теперь и его должны поглотить холодные волны.

«Вот вечно ты жалеешь одного лишь себя, — мелькнула вдруг мысль, пропитанная язвительностью, сарказмом и даже искренним отвращением. Даже Рэй никогда не разговаривал так презрительно. — Бедный-несчастный, всеми покинутый и одинокий — какая трагедия! А попробуй хоть на минуту отбросить самовлюбленность и подумать про Ричарда. Скажешь, спасаешь его от огненных, принося в жертву родительские чувства? А ты хоть раз задумывался, что после этой твоей операции не только ты потеряешь Ричарда, но и Ричард потеряет тебя?»

Осознание этой вполне очевидной истины на какое-то время повергло меня в замешательство. Конечно, я всегда понимал это, но только сейчас отважился признаться в этом себе. Мой поступок сломает ребенку жизнь — отрицать было глупо.

Я собираюсь принудительно сделать с Ричардом то, чего так не хотела для себя Сьюзен — вместе с воспоминаниями забрать у него частичку души, очень важную. И потом, у Ричарда ведь нет никого, кроме меня. Совсем никого. Бесчувственную красноволосую ведьму, на попечение которой я собираюсь оставить сына, в расчет можно не брать.

И каково ему это будет — очнуться и с ужасом осознать, что он — один посреди необъятной вселенной, такой холодной и равнодушной к его проблемам и страхам. Мне, взрослому и видавшему виды человеку, и то больно с этим мириться, а ведь Ричард — совсем еще ребенок, его душа такого не вынесет! Вспомнить хотя бы, как сильно он мучился после смерти Сэма и Кайсы, и я, хоть и с большим опозданием, спас его, доказал, что он не один… чтобы потом безжалостно бросить на космической станции, не оставив после себя ничего, даже воспоминаний.

От таких мыслей подступала тошнота, и чувствовал я себя мерзко: точно жирный зеленый слизень ползает взад-вперед по горлу, обжигая его своим желчным ядом.

«Я собираюсь бросить ребенка, оставить его одного, без помощи и поддержки! — крутилась мысль, словно заевшая кинопленка. — И как сложится его жизнь, если никто не будет оберегать его от бед и предостерегать от необдуманных решений? Что его ждет? И сможет ли он не сломаться? А если ударят эмоции, он натворит глупостей, и никто его не остановит, никто не образумит и не успокоит?»

Все-таки одиночество — страшная вещь, особенно в столь юном возрасте. Оно и вправду может свести с ума — мне ли не знать, какие чувства испытываешь, понимая, что всему миру на тебя наплевать.

Конечно, я мог бы подыскать для Ричарда какую-нибудь любящую семью, но это было слишком рискованно: во-первых — ненужные вопросы, во-вторых, неподготовленные родители могли нечаянно сболтнуть ему правду и все испортить, в-третьих — Ричард чересчур необычен, чтоб отдавать его на воспитание простым людям. Зато Ника — вполне подходящий кандидат. И пусть она не окружит мальчика теплом и заботой, зато и не наломает дров.

И все равно было стыдно и мерзко. Я чувствовал себя наихудшим отцом, какого только можно вообразить. Если бы меня так бросили, я бы никогда не простил, и оправданий бы слушать не стал.

У меня и так немало грехов перед Ричардом: как ни крути, на моей совести смерть его родителей, а потом он месяц проторчал в далеком прошлом, ожидая, когда я его вытащу. Теперь еще и это. Ну почему, почему этот ни в чем не повинный малыш с волосами Сэма и глазами Кайсы должен все время из-за меня страдать?! Ведь я так люблю его, так хочу, чтобы он прожил светлую жизнь, полную радости и тепла! И я пытаюсь, все силы прикладываю, чтобы ему эту жизнь обеспечить, но выходит из рук вон плохо, и в результате я только даю ему новую почву для переживаний. Почему я такой неправильный, почему в корне гублю все, за что ни возьмусь?

Я знал, если после операции Ричард каким-то чудом узнает правду, он вновь меня возненавидит. И правильно, в общем-то, сделает. Но что поделать, если нет выбора?

«Ты можешь сказать ему правду, — разумно заметил внутренний голос. — Можешь поставить его перед выбором, как Сьюзен, и позволить ему решить самому».

«Нет», — тут же отбросил я эту мысль, решительно поставив опустевшую чашку на стол.

Ричард ещё ребенок, и ставить его перед таким выбором бесчеловечно. В таких случаях выбор должен делать попечитель.

И я этот выбор сделал: Ричард будет жить. И пусть ему придется несладко, возможно, однажды он найдет ту дорогу, что приведет его к счастью. Шанс маленький, но все же он есть. А если Рич погибнет, то его не будет вовсе. За шанс надо бороться.

Я твердо решил, как буду действовать, и все равно было совестно перед ребенком. Да уж, заманили меня демоны в ловушку: какой бы выбор я ни сделал, он неминуемо принесет боль и несчастье! Хоть головой об стену бейся.

Мне и в самом деле вдруг захотелось что-нибудь разбить, и я даже начал оглядываться по сторонам в поисках подходящего предмета, но тут, к счастью, неожиданный писк коммлинка отвлек меня от яростного порыва.

— Да, Тор, слушаю.

Я старался, чтобы мой голос звучал расслаблено и спокойно, потому что заботливый вопрос брата: «Ты в порядке, Локи?», взбесил бы меня лишь сильнее. Я не хотел обсуждать с Тором своё состояние.

— Хочу принести соболезнования. Я… уже в курсе, что случилось со Сьюзен. Такое ужасное совпадение: сперва моя жена погибла, теперь твоя девушка.

— Это не совпадение. — Я решил, что уж кто-кто, а Тор знать обязан. — Это атака.

— Атака? Но кому могла насолить Джейн?

— Она никому не насолила, равно как и Сьюзен. Все беды — из-за меня. О да, теперь ты можешь сорвать на мне свою злость — я один виноват в твоем горе! Впрочем, ничего нового!

— Я в это не верю. Причем тут ты?

— Демоны меня прокляли, и теперь всех близких мне людей забирают огненные люди — что-то вроде их прислуги.

— Куда забирают?

— Ты лучше спроси: «откуда». Из этого мира. Убивают, попросту говоря. Всех, кому я дорог. Эти уроды забрали Джейн, Сьюзен, и теперь нацелились на Ричарда…

— Ладно, с последними двумя ясно: Сьюзен — твоя возлюбленная, Ричард — ребенок, но как в эту компанию попала моя жена?! Каким боком она попала в число самых близких тебе людей? Или… — Тор на мгновение замолк, — ты с Джейн за моей спиной…

— Нет, что ты, между нами ничего не было, — поспешно возразил я, недоумевая, как Тору пришла такая нелепая мысль, и одновременно понимая, что ситуация действительно странная. — Ты же знаешь, я никогда в жизни не стал бы… Да я её вообще пару раз видел, и то мельком.

— Согласен. Не похоже это на тебя. Но почему тогда огненные выбрали её первой жертвой, если забирают они только тех, кому ты дорог?

— Понятия не имею. Может, все это время твоя дражайшая супруга была тайно в меня влюблена?

Это я сказал, чтобы отомстить брату за его подозрения.

— Не мели чепухи! Джейн не такая.

— Вот и я не такой.

— Знаю. И верю, что между вами не было интрижки. И вопрос остается открытым: почему пострадала Джейн? За что?

— Будь я Никой, сказал бы, что сейчас уже все равно, но я понимаю: тебе это важно. Если будут идеи, я обязательно сообщу. Но даже не сомневайся: виновен буду я, так что сорвись лучше сразу. Поверь, мне уже хуже не будет.

— Нет. — Хоть я и не видел сейчас брата, мне почему-то представилось, что в это мгновение он решительно потряс головой, и его длинные волосы с мягким шелестом рассыпались по плечам. — В моем сердце лишь боль, и никакой злобы. Тем более на тебя. Знаешь, я не специалист по демонам, но мне кажется, ты главная жертва в этой сумасшедшей игре.

— Одно другому не мешает, — заметил я, поднеся к лицу пустую чашку: отчего-то захотелось еще разок вдохнуть аромат кофе. — Но все равно спасибо. Ты там держись, не раскисай.

— Постараюсь. Ты тоже, — отозвался брат и отключил связь.

Как бы странно это ни прозвучало, а все-таки я был рад, что мысли Тора заняты Джейн, и он не стал вдаваться в подробности и выяснять, за что меня так возненавидели демоны.

— Эй, босс! — прозвучал вдруг сзади грубоватый женский голос.