— Я могла бы продолжить. Или ты мог бы извиниться за то, что ведёшь себя как придурок с манией тотального контроля.

Бен громко усмехнулся и осознал, к чему всё идёт.

— Прежде чем развестись, мои родители постоянно ругались — буквально из-за всего, — его голос звучал низко, как гул вдалеке. — Терпеть это не мог. Я хочу, чтобы мы договорились. Ради ребёнка.

Они долго смотрели друг на друга, после чего Рей тяжело вздохнула. Она предложила поднять белый флаг.

— У нас впереди целая жизнь, чтобы обсудить детали. Буквально, целая жизнь.

Он кивнул, медленно, поддержав идею перемирия. С одной стороны, она наконец смогла выдохнуть и повалиться на этот неприлично дорогой диван в гостиной его пентхауса. С другой — она начала думать о том, что её слова в действительности были правдой — причём неизбежной.

В конце концов, Бен Соло был последним человеком на свете, с кем бы она хотела провести остаток своих дней.

========== Часть 5 ==========

Комментарий к

Зачем выкладывать главу во вторник, если можно сделать это в понедельник? :* Теперь обновления будут чуть чаще - раз в три дня.

Бен встретил Рей в комнате ожидания в одной из лучших больниц Челси. Быстро вручил ей новенькое, заламинированное свидетельство о страховке, и промямлил что-то в оправдание за опоздание. Их пригласили в смотровую почти сразу, стоило им подойти. Медсестра прощебетала Рей, что нужно переодеться в халат для гинекологического осмотра, и оставила их с Беном наедине, отрезав тому путь к отступлению.

Стоило медсестре выйти, как Рей прижала к груди голубой шершавый халат и с беспокойством взглянула на Бена.

— Я не буду подглядывать, — он отвернулся к стене, — обещаю.

Бен стал рассматривать плакаты. На них была изображена утроба матери с эмбрионом внутри — с первого по последний месяц. Он нашёл второй месяц и внимательно изучил его. На таком сроке плод был совсем крошечный, скрюченный, по размеру не больше фасолинки, в ещё плоском животе матери.

— Они всё ещё такие маленькие.

— Прошу прощения? — прошипела Рей. — Чтоб ты знал, за прошедший месяц моя грудь увеличилась на целый размер.

— Да господи, я про детей! Дети маленькие. На втором месяце беременности, — Бен повернулся, понял, что она была голая, и тут же уставился в потолок. — Я не имел в виду твою грудь. Да я даже на неё не смотрел.

— Ты только что посмотрел.

— Я ничего не видел, — соврал Бен, скрестив руки на груди. Он сосредоточился на галечной плитке на потолке и рассеяно подумал, нет ли там асбеста. — И не будь такой обидчивой. Твоя грудь вполне себе ничего.

— Болван. Ты же сказал, что не смотрел, — Бен расценил это как обиду на его «вполне себе ничего», а не на сам факт того, что он мельком увидел её грудь.

— Один раз я всё же видел, — убедившись, что опасность миновала, Бен взглянул на Рей. — Ну, помнишь, в тот раз, когда ты от меня забеременела.

Та нахмурилась и покраснела, но дверь в смотровую открылась прежде, чем она успела что-то ответить.

Акушером-гинекологом, которого они выбрали после нескольких дней споров, стала миниатюрная женщина лет шестидесяти по имени доктор Каната. Она поздоровалась, обратившись к ним как к мистеру и миссис Соло, и осталась совершенно невозмутимой, когда Рей поспешила уточнить: «Он мне не муж».

— Ну мы же в двадцать первом веке живём, что в этом такого? — мягко ответила доктор Каната. Поправив огромные очки на носу, она села на низкий стул и начала задавать Бену и Рей кучу вопросов.

Были ли у неё заболевания, передающиеся половым путём? А у него? Это её первая беременность? Регулярный ли у неё цикл? Когда началась её последняя менструация? Принимала ли она какие-то препараты? Есть ли аллергия? Были ли психические расстройства? Что насчёт курения? Алкоголизма?

От этого бесконечного потока вопросов у Бена закружилась голова. Всякий раз, когда он отвечал на вопрос, адресованный ему, он добавлял «хм-м…» или «эээ…» Рей тоже была перегружена информацией. Иногда она смущённо поглядывала на него, прежде чем отвечать. Бен осознал, что за последние полчаса узнал о ней больше, чем за всё предшествующее время. Это немного заставило его почувствовать себя виноватым и вспомнить определение, которое Рей дала себе во время их первой попытки обсудить будущее — ночью, в его квартире. «Инкубатор».

— Утреннее недомогание?

— Тошнит, — скривилась Рей, — постоянно. Где-то до одиннадцати утра.

— Усталость, боль в пояснице, частое мочеиспускание?

— Да, да и ещё раз да, — Рей с облегчением вздохнула, словно наконец-то смогла выговориться кому-то, кому было не всё равно. Бену пришло в голову, что он ни разу не спрашивал её об этом. — И я чувствую себя очень уставшей. Постоянно.

— Во время первого триместра следует больше отдыхать. Отпроситесь с работы на пару дней, если можете. Сейчас тяжело, но потом станет легче.

Бен бросил в её сторону взгляд из серии «Я же говорил». Она нахмурилась.

— Всё нормально. Друг подменяет меня, когда я прошу, помогает со всякими поручениями на работе. Он замечательный.

Бен решил, что последние два слова предназначались ему. Он скосил взгляд в её сторону, намереваясь спросить, что это ещё за друг такой, но не стал. Этот вопрос окончательно бы дал понять доктору Каната, что они с Рей едва знакомы, и одна только мысль об этом ему была оскорбительна и постыдна.

— Генетические аномалии, задержки в развитии, врождённые заболевания? У вас или у кого-то из родственников?

— Нет, — Бену не нужно было долго думать, ведь он был единственным ребёнком в семье; его мать и отец — тоже. Он взглянул на Рей, подумав, сколько родственников она мысленно должна пересчитать, прежде чем ответить врачу.

— Эмм… — Рей слегка покраснела. — Я не знаю. Я ничего не знаю о своих биологических родителях.

— Думаете, из-за этого стоит провести генетический анализ? — вмешался Бен.

Доктор Каната качнулась взад-вперёд на стуле.

— Я отдала в лабораторию мазок и кровь на анализ, но если никаких проблем не обнаружится, я бы не рекомендовала амниоцентез. При проведении этой процедуры есть риск выкидыша — примерно два процента.

— Тогда я не хочу, — Бен не знал, откуда была такая уверенность, учитывая, что он сам поднял этот вопрос.

— Я… Я хочу, — голос Рей звучал не так уверено. Она прикусила губу. — Я бы хотела знать, что что-то может пойти не так, раз понятия не имею, чем болели мои родственники.

— Разве это имеет значение? Разве это хоть что-то изменит? — Бен прислонился к спинке своего неудобного пластикового стула, скрестив руки на груди.

— Может быть, — признала она, избегая его взгляд и теребя в руках край завязочки на халате.

Чувствуя, что в воздухе висит напряжение, доктор Каната прочистила горло:

— Торопиться некуда. Мы не сможем провести этот анализ в ближайшие семь недель, что бы вы не решили, — она взглянула на них по очереди, — вместе.

— Вы правы, — сдалась Рей. Бен подумал: «Хорошо», ему не хотелось сейчас ругаться ещё и из-за этого. Пусть лучше зовёт его придурком с манией тотального контроля.

— Итак, — доктор Каната повернулась к ним, — готовы перейти к самому интересному?

Рей опустилась на спинку гинекологического кресла, явно чувствуя себя неловко, и Бену вдруг подумалось, стоит ли сочинить отговорку и смыться из смотровой? Он уже чуть приподнялся на стуле, но врач успела развязать узлы на халате Рей и распахнула его. Стул противно скрипнул, стоило Бену шмыгнуть на место.

Он заметил, что её грудь и впрямь стала больше, пусть он и старался думать только о деле. В этой маленькой комнатке было прохладно, и бугорки её сосков приподнимались под тканью халата. Это ужасно напомнило Бену один эпизод — и у него пересохло в горле.

***

Бен легонько потянул лямку её платья, проверив, получится ли снять его, не расстёгивая. Вышло. Он опустил левую бретельку и обнажил грудь девушки. Было слишком темно, чтобы разглядеть, но когда он коснулся рукой её кожи — почувствовал бугорок, выступивший из-за холодного ночного воздуха. Его ладонь была достаточно большой, чтобы накрыть её левую грудь полностью и жадно сжать, но он сдержался и медленно провёл большим пальцем под упругим холмиком её груди.