– О, поверь мне, – Бен выпил залпом. – Она отлично впишется.

***

Храня всё то же нелепое и напряжённое молчание, они подошли к обочине, где уже ждал мерседес. Бен открыл перед ней дверь, но садиться сам не стал.

– Водитель отвезёт тебя домой. Хочу немного прогуляться. Проветриться.

– А… Ладно, – Рей хотела было сказать, что уже поздно, идёт дождь, холодно, но передумала. Она сомневалась, что он бы её послушал. Она неуверенно скрестила руки на груди и сухо пожелала ему спокойной ночи.

– Рей, – она подняла глаза. – Моя мать права. Ребёнку лучше быть с тобой, пока ты кормишь грудью. Ты можешь… – он нервно сглотнул. – Лучше пусть наша дочь побудет с тобой. Первые полгода.

– Спасибо, – Рей не могла сдержать эмоций. – Я… спасибо, – она почувствовала облегчение и, почему-то, благодарность. Они подписали соглашение, установившее чередование недель, несколько месяцев назад, когда она не думала о грудном вскармливании и том, что для этого потребуется. Теперь, когда он предложил ей не придерживаться того расписания, им нужно было изменить соглашение. Но Рей побоялась спросить Бена об этом, опасаясь нарушить их и не без того хрупкое перемирие.

– Так будет лучше для ребёнка, – он стал закрывать дверь.

– Бен, – остановила его Рей.

– Да? – он облокотился на дверь и устало взглянул на Рей.

– Твоя мать была права ещё кое-в-чём, – она понимала, что вмешивалась не в своё дело, но всё равно решила сказать. – Ты действительно совсем не похож на своего отца.

– Стараюсь, – он грустно улыбнулся ей в ответ.

По какой-то причине эта улыбка запала ей прямо в сердце, и Рей продолжила, импульсивно:

– Можешь приходить, когда захочешь. Оставаться на ночь хоть каждый день. Если не устанешь просыпаться каждые три часа из-за детского плача.

Эти слова заставили его слегка улыбнуться снова.

– Я куплю тебе нормальную кровать, – это было последнее, что он сказал, прежде чем захлопнуть дверь и махнуть рукой водителю.

Только через пару кварталов Рей задумалась, что он этим имел в виду: не собрался ли он спать с ней в одной постели, когда будет приходить?

***

Бену подумалось, что снаружи исправительное учреждение «Фишкилл» выглядело красивее, чем должна выглядеть обычная тюрьма, а уж он повидал много тюрем. Точнее, он навещал своего отца только в трёх. А после своего пятнадцатого дня рождения Бен стал протестовать и наотрез отказывался навещать его, и Лея не могла его заставить. В постановлении об опеке говорилось, что Бен должен видеться с отцом раз в три месяца. Лея не осмелилась давить на сына, когда тот плакал и кричал, что ненавидит отца и ненавидит ездить к нему. Тот написал пару писем, иногда звонил, но никогда не настаивал на исполнении прописанных в постановлении обязательств.

Хотя снаружи тюрьма имела викторианский вид, внутри «Фишкилл» был обычной тюрьмой – там всегда отвратительно пахло, было сыро, и либо слишком жарко, либо слишком холодно, в зависимости от времени года. Бен прошёл за тюремным надзирателем по жутким пустым коридорам тюрьмы в комнату ожидания и стал беспокойно ходить из угла в угол. Он ненавидел шаткие пластиковые тюремные стулья, и слишком нервничал, чтобы присесть.

Бен жалел, что пришлось оставить мобильный телефон в камере хранения. В этот самый момент Рей была на приёме у врача – первом в этом триместре, и впервые Бен пропускал поход к доктору. Он позвонил ей и промямлил какую-то отговорку, пока ехал по аллее Гудзон, а в её голосе слышались нотки разочарования. Это его удивило.

Перед тем как отдать телефон, он посмотрел на фотографию, которую Рей прислала ему утром. По сравнению с животом, всё остальное её тело казалось до смешного маленьким. Он задался вопросом, кто её сфотографировал.

– Бен?

Его отец выглядел осунувшимся и печальным, совсем не таким, каким Бен его помнил.

– Привет, – наконец выдавил он из себя.

– Что-то случилось? Твоя мать в порядке?

– Ничего не случилось, – Бен не сдвинулся с места, продолжая стоять. Его отец грузно уселся на стул и стал ждать. Что-что, а годы в тюрьме сделали его терпеливее.

В конце концов, Бен пошарил в кармане, достал бумажник и подошёл ближе. Он вытащил снимок с УЗИ – самый последний, который у него был – и бросил на стол перед отцом, не садясь. Тот взял фотографию и внимательно её изучил, после чего спросил:

– Мальчик? Девочка?

– Девочка.

– Может, присядешь со мной?

Бен замялся в нерешительности, но потом нехотя опустился на стул.

– Поэтому ты здесь? – Хан Соло указал на фото и пристально посмотрел на Бена. – Потому что у тебя будет ребёнок?

– Я здесь не по своей воле, если ты об этом, – чёрство ответил Бен.

– Твоя мать заставила? – сделал вторую догадку Хан. На самом деле, это было бы вполне в духе Леи. Но Бен помотал головой и ткнул пальцем на снимок с ультразвука.

– Её мать хотела, чтобы я пришёл.

– Ты женился?

– Нет, – Бен положил руки на стол и сложил их в замок. – Но она – мать моего ребёнка, – он не жаждал вдаваться в подробности. Его отец был тем ещё донжуаном, и Бен не хотел признавать, что сам оказался ничем не лучше. – И она хочет, чтобы ты хоть как-то общался с нашей дочерью.

– Чего ты хочешь? – Бен вспомнил, каким грубым был голос его отца. Он всегда был грубым, вне зависимости от настоящих чувств Хана Соло.

– Я не собираюсь тащить свою дочь в тюрьму, – предупредил он. Бен не особо представлял, чего хочет он сам. Он просто сказал водителю адрес и приехал, без особого плана, даже не думая, почему посчитал себя обязанным так поступить.

– Я и не жду, – Хан провёл пальцем по краю стола. – Меня почти отпустили под условно-досрочное.

– Не верю, – усмехнулся Бен. Пальцев одной руки было бы мало, чтобы сосчитать, сколько раз его отца арестовывали. Лея подала на развод уже после второго его прихода, но Бен продолжал считать. – Ты же рецидивист.

– Освобождение от наказания в связи с болезнью, – сухо пояснил Хан. – Из-за рака.

Бен не хотел спрашивать. Потому что не хотел знать ответ и потому что не хотел показывать, что ему не всё равно. Его голос дрогнул:

– Сколько тебе осталось?

– Может лет пять, – Хан выглядел спокойно, – мне хватит. – Он взял снимок и снова его изучил. – Когда срок?

– В конце мая.

– К тому времени меня уже могут освободить, – тихо сказал Хан. – И я ещё буду жив.

Бен не отрывал взгляд от своих рук. В комнате было тихо, только эхом слышались разговоры людей в коридоре и во дворе. Наконец, он сказал:

– Можешь видеться с ней, в присутствии её матери. Но я не хочу тебя видеть.

Он встал и направился к двери. Когда он постучал, чтобы подошёл охранник, отец позвал Бена по имени. Он повернул голову.

– Если ты и впрямь не хотел меня видеть, не обязательно было приходить. Ты мог позвонить или написать, – в глазах его отца была надежда, но вместе с тем – гнев. Бен подумал, что у Хана не было права злиться.

– Я пришёл поблагодарить тебя, – Бен говорил невозмутимо, стараясь скрыть раны, оставленные в его душе. – Спасибо. Мне кажется, я буду хорошим отцом. Ведь благодаря тебе я знаю, как ведут себя плохие.

– Бен…

Охранник открыл дверь:

– Готовы идти?

– Да, – Бен не желал оборачиваться, но отчасти ему хотелось насладиться болью, которую он только что причинил своему отцу за годы своих собственных страданий. Тот держал в руках снимок с ультразвука.

– Я могу оставить это себе?

Ему хотелось вырвать драгоценное фото из рук своего отца. Но вместо этого он просто ушёл. Возвращаясь по тюремному коридору, Бен с ухмылкой подумал – не иронично ли, что его отец попросил оставить себе снимок. Он никогда не просил фотографий собственного сына. Ни разу за все годы, проведённые в тюрьме.

Комментарий к

Эта и предыдущая глава наверняка заставили вас немного заскучать (меня так точно). Готовьтесь, в следующей будет жарко :3

========== Часть 12 ==========

Это был один из тех снов, когда Рей понимала, где-то в глубине своего сознания, что она спит. Почему-то у неё возникло лёгкое ощущение дежавю. Чьи-то губы нежно целовали внутреннюю часть её бедра. Она вздрогнула, когда эти губы коснулись нижней части её плоского живота и стали спускаться ещё ниже.