Нам отвели покой во дворце Правителя. В нашей опочивальне была светло-синяя побелка на стенах, казавшихся оттого каменными. Но мы знали, что дворец построен из смеси деревянных балок и камней. Поэтому в нашем крыле, где жили почетные гости и приближённые правителя, дерево было основой всего. Уюта и светлой умиротворенности добавляли округлые своды – стены нашего покоя заканчивались не под прямым углом, как в обычных жилищах истерлингов и эорлингов, а приятным глазу закруглением. Строители Дворца не жалели сил на отделку…
Мы с Гилни любили подолгу гулять по лесу. Здесь все леса считались безопасными – ведь их почти со всех сторон окружали горы, изогнувшиеся огромными дугами вокруг Котловины. А разведчики отважного племени саков надёжно стерегли горные перевалы и проходы между хребтами…
Листья на части деревьев были даже зелеными – хотя октябрь давно окрасил их большую часть в желтый цвет и сбросил листву на землю. Но в подветренных местах – около скал или высоких зданий – тополя зеленели; разве что листья стали ломкими из-за ночных заморозков. Такие же зелёные, почти летние лиственные деревья встречались нам и в глубине леса. Вот берёза, а вот опять тополь… Я уже привык, что в степях, вернее, в тамошних лесных островках – росли в основном сосны и ели, а лиственные деревья встречались редко, обычно узкой полосой, от которой мы забирали то к северу, то к югу, ища среди изгибов рек удобные места для бродов… Но в лесах Котловины деревьев Запада было гораздо больше. Они росли здесь плотной толпой, а хвойные деревни встречались чаще на склонах гор.
Гилни теперь была облачена в одежду местных женщин: длинное льняное платье со скромной вышивкой по краю подола и вдоль выреза у шеи. Длинное платье стройнило ее, делая выше, и лишь тёмные волосы выдавали в ней чужестранку.
Однажды, в этом всё еще тёплом лесу, мы набрели на деревянный домик – верно, сторожку лесника…
Из-за этого неказистого строения вышла женщина в белом воздушном платье. Широкие рукава ее развевались, хотя ветра почти не было… Было ей лет тридцать пять или чуть более того…
Взмахом руки она пригласила нас подойти поближе. Мы с Гилни словно зачарованные подошли к самой сторожке. Женщина еще одним движением руки пригласила нас зайти в темную дверь. Нам нечего было ее опасаться – она одна, причем почти в центре владений саков…
Внутри оказалось неожиданно опрятно – словно и не в сторожку мы вошли, а в дом зажиточного крестьянина. Хотя всё убранство этого жилища, если приглядеться, было довольно просто. Стол, три кресла, топчан. На столе крынка с медом…
Женщина заговорила – неожиданно на довольно чистом Вестроне:
– Дорогие гости! Мое имя Кавалиенна. Юный посланник Запада! И ты его смелая леди! Смело идите по избранному вами пути…
Я был уже не юн, но из-за своей юношеской стройности до сих пор казался почти мальчиком. Когда-то давно в Средиземье жили эльфы – может и во мне сохранилась капелька их крови? Но сейчас от них остались лишь тени в темных лесах – их дух за долгие тысячелетия должен был окончательно развоплотиться…
А женщина… волосы ее были светлые – но чем-то она отличалась от жителей этой долины. «В Котловине у людей не такие проникновенные глаза… Кажется, у женщины они чуть раскосые, или это только чудится?.. Но оттого черты ее лица выглядят еще более тонкими и одухотворёнными», – вникал я в суть лесной отшельницы. Но пока мы слушали ее слова:
– Я знаю о вас – но не более, чем весенний дождь знает о лугах, ждущих его влаги; не более, чем лесной олень знает о смене времен года, когда ему придётся менять рога…
Ее речь была очень плавной – будто поток ручья лился меж камней:
– Смелый рыцарь, ты дал себя похитить твоей даме сердца. Ибо её направляла любовь. А любовь это и есть предначертание природы. А Природа ведёт мир в одном ей ведомом пути. Но он не слеп – этот путь. И я уверена: раз вы здесь, этот мир не погибнет до конца. От него останется история вашей любви… Я уже знаю, как переправить ваше послание к вашему Воспринимателю в будущие века…
А пока послушайте предания об этом мире. Ибо прошлое восточных заокраин Средиземья никогда не было ведомо людям Запада…
Мы пришли сюда давно – с еще более далёкого востока. Пока жили здесь, изменились. Волосы и глаза наши посветлели… ведь прошли десятки тысячелетий, пока мы жили в этих лесах. И язык наш почти не менялся с тех пор – в то время как языки наших потомков менялись всё сильнее. Вот и язык здешних саков уж совсем не походит на своего предка, кроме отдельных очень редких слов, тем более у него не один предок – люди юга стали говорить на языке наших братьев и исказили его. И ты, Гилни, уже знаешь это – Правитель сообщил мне о твоих пророчествах…
И Кавалиенна полупроизнесла-полупропела строчку какой-то древней песни – или заклинания… Глаза её подернулись туманом, словно в них застыла тоска прошедших веков, проведённых среди густых лесов. И неожиданно я, как ученый человек Королевства, узнал звуки древней эльфийской речи, читанные ранее только в книгах…
Кавалиенна, закончив свой мелодичный речитатив, встрепенулась, посмотрела на меня, словно ответив на мои мысли:
– Да, ты прав, это почти квенья – высокая эльфийская речь. Но нас нет. Люди – носители языков, более всех похожих на наш, живут в лесах и степях к северу от этих мест. Они разбредутся на две ветви; западная ветвь их языков, как самая многочисленная, доживёт и до времени Воспринимателя, ведь они уйдут дальше на запад и к северу… От восточной же ветви останутся лесные и горные племена, коих уже сейчас очень немного, а будет столько, что почти все они потеряют свой древний язык. Но потомки наших ближайших родичей на западе, конечно, ничего не смогут ему передать, кроме разве что звучания своего языка, чья напевность будет напоминать квенья. До поры Воспринимателя доживут и такие как я – но уже совершенно развоплощённые. Редко кто из живущих на Земле людей сможет узреть их внутренним взором. И дабы кто-то смог узреть – может даже и он сам – вы должны пройти подготовку… под моим наставлением.
Волшебница Кавалиенна, закончив свои объяснения, смотрела на нас долгим благожелательным взглядом. Словно угадав мои опасения, она успокоила:
– А то, из какого народа твоя спутница, путь тебя не беспокоит, о благородный рыцарь, – (почему она меня упорно называет рыцарем? Ведь я не принадлежу к числу благородных семейств, иначе не мотался бы по дальним гарнизонам, получая, верно, десятую долю жалованья иного чиновника). – Твоя спутница будет верна тебе. А это самое главное. Ваша жизнь и любовь останутся в памяти этих холмов, этих рощ. Я позабочусь. Вам всё равно некуда идти. Если они узнают, что ты бежал с оркой – расплата будет неминуема.
«Действительно, – думал я над словами волшебницы, – я человек штатский, вольнонаёмный. Так что строгого выговора за дезертирство не будет. Но за брак с оркой меня, возможно, ждёт гражданский суд. Наверное, Ернил давно выведал, с кем я встречаюсь – вот что значили его якобы случайные намёки о нападениях давно замирённых орков».
* * *
Начинался ноябрь. На отдельных моложавых тополях всё не сходила зелёная листва – только листья еще больше пожухли и стали совсем сухими и ломкими. Особенно много таких зеленолистных деревьев стояло в рощице, где жива наша добрая колдунья.
Занятия шли уже третью неделю. Особых изменений мы не ощущали. Кавалиенна вела с нами занятия и не очень торопила. Но с ее слов мы знали: в нас копится сила.
К середине ноября Гилни стала ощущать лёгкое беспокойство. И я тоже. Мы свободно выходили на прогулки за пределы Цитадели саков. Хребты отделяли нас от внешнего мира, правда, их окружение не было полным. Но, как я писал ранее, проходы между ними контролировались разведчиками Аринарха. Тем удивительнее были увиденные нами трое всадников – явно не сакского вида…
