– Ну, ты не предашь меня? Не переметнешься к Липину?

– Ну, а стал бы я тебя лечить-то?

– Тоже верно, вытащил ты меня с того света, непонятно как. Сафий очень рад, он меня с детства пестует. Но что-то он к тебе с подозрением относится, придётся нам еще с тобой и с ним поговорить по душам, откуда ты и как к нам пожаловал.

Мое горло перехватило ужасом, как тут разговаривать на троих, и, как и что можно рассказывать этим двоим, чтобы меня тут не закололи прямо сразу, я был без малейшего понятия. Увидев мой испуганный взгляд Мазур смягчился.

– Алексей, ты не переживай, я теперь за тебя кому хошь кадык вырву, понимаю, тайна какая-то на тебе, но я твой должник, и Сафий тоже, у нас тут тоже своих тайн огород целый растет. Ты меня братом можешь считать!

От сердца чуть отлегло, но спокойствие все равно не вернулось. Как раз в этот момент вернулся Сафий и сказал:

– Мазур, поймали троих, один без кисти сейчас в церковном подвале тут, дознания творить будем. Пойдемте, опознаешь его для протокола, и потом вернемся.

Делать было нечего, ну не бежать же сейчас в другое измерение, так и не проведя тут до конца разведку по заданию Элронда. Я решил идти по той тропинке, по которой меня тащило проведение. Авось выживу, и чему-то еще научусь. Когда-то, в пятом или шестом классе, не помню точно, в школе мы проходили тему о «Святой инквизиции», и сейчас, спускаясь в подвал церкви рядом с домом Мазура, я понял, что если где инквизиция и есть, так вот сейчас рядом со мной. Все, что мы в детстве с ужасом и интересом рассматривали на картинках учебников, сейчас предстало перед моими глазами во всей красе. В темном зале с низким потолком, на крюках, вбитых в потолок, висело двое, а один, с отрубленной рукой, был растянут рядом на дыбе. То, что приспособление из двух деревьев на железном каркасе именно дыба, у меня сомнений не вызвало, как и назначение очень многих инструментов, которые были аккуратно разложены тут на верстаке. За верстаком стоял улыбчивый толстяк. Улыбка просто не сходила с лица его, было видно, что он любил и ценил свою работу, а увидев нас, улыбнулся еще шире:

– О, уважаемый Мазур, рад Вас видеть в добром здравии, удивлен этому и рад несказанно.

– Спокойно, Милл, то, что я тут, это государственная тайна, ты обязан молчать, иначе сам окажешься вот здесь, – Мазур показал на дыбу, и на милого Милла эти слова произвели впечатление.

– Да я сам вырву себе язык, мессир, если кому проболтаюсь. Но все равно очень рад вас видеть в добром здравии.

– Ну, хватит тебе уже болтать, рассказывай давай, что успел сделать? – в диалог вступил Сафий и Милл тотчас затараторил:

– Господа, да я, в общем-то, еще ничего и сделать не успел толком, вот только угли распалил, да руку вот этому несчастному прижег, чтобы он раньше времени от кровотечения-то не помер. Этих вот подвесили только, но им стражники видать хорошо надавали, когда они в себя придут, не ведаю, но если что, за колодезной водичкой я уже послал, ну и я Святого Отца жду, без благословения нельзя же начинать работку-то.

Я успел заметить как от словосочетания «Святой отец» передернуло и Мазура, и Сафия, но вслух Сафий сказал:

– Ну, так-то, конечно, без благословения нельзя, – тут он повернулся ко мне и спросил. – Алексей, это он?

Я взглянул на лицо распятого на дыбе человека, наверное бы не узнал его, но разрез на руке почему-то запомнил точно, эта была та самая рука, кисть которой я отделил мечом.

– Да, он самый, а этих двоих я не видел.

Милл затараторил опять:

– Да их взяли-то, они этого болезного тащили в квартале отсюда, может и не при чем они вовсе, может и не при чем, сейчас вот придут в себя, и выясним. Так-то я быстро с ними разговорюсь, у этого, – он показал пальцем на дыбу. – Шок болевой, с ним так просто поговорить-то не выйдет, кисточку-то ему рубанули и сейчас кисточка-то сама по себе болит так, что мои инструментики-то до него и не доберутся быстро. Но к утру и он тоже говорить будет.

Меня передернуло до самого основания, этот Милл был реально страшным садистом, это было видно, он получал от своей работы удовольствие, а когда он говорил слова «мои инструментики», он прямо закатывал свои поросячьи глазки, и в его высоком, почти писклявом голосе слышалось почти блаженство. Милл был явно кастратом, и меня поразило сочетание несочетаемого, он был весь такой толстенький и миленький, но при этом палач и садист. Мне хотелось уйти из этого помещения, и уйти быстро, и я уже хотел попросить об этом Мазура, но в этот момент вошел Святой отец. Видимо, во всех измерениях, образ священнослужителей каким-то неимоверным образом передавался сам собой. То, что вошедший был именно священником, я понял сразу. Хотя, в отличие от Милла, он не был толстым, а, наоборот, была видна практически армейская выправка и бугры из мышц явно были под рясой. Но то, что одежда у него была именно рясой, можно было предсказать без труда. Может быть, конечно, если бы я встретил его на улице, я бы еще на секунду и задумался, но тут, в келье инквизиции, одежда вошедшего не оставила у меня ни капли сомнения.

– Что тут происходит, милейшие господа? – спросил вошедший, внимательно оглядев всех присутствующих. Он остановился взглядом на мне, с легким удивлением посмотрел на Мазура и остановил свой взгляд на Сафие.

– Раскрываем преступление перед городом, достопочтимый отец Фатий, с Божьей помощью удалось поймать участников банды, которые мучали горожан в последнее время. Теперь вот передаем их в руки церкви и желаем содействовать в поимке остальных участников.

Я обратил внимание, что как только вошел священник, Мазур как будто сник, он тяжело сел на лавочку и стал тяжело дышать. Мысли в мою голову забрались сразу же не очень хорошие, и тому способствовала логика. Мазур явно не хотел, чтобы священник знал, что тот себя хорошо чувствует.

– Ну, спасибо вам, господа, вы действительно молодцы, раз так помогли городу, – тут священник уставился на меня пристальным взглядом и спросил:

– А ты кто, чужеземец?

Я не успел ответить, только открыл было рот, как за меня ответил Сафий:

– Это Алексей, он из Стерлии, прибыл к нам на турнир.

– А почему я его не видел на исповеди?

Тут в келье на секунду повисла гробовая тишина, видимо, я нарушил какое-то незыблемое правило пилигримов, и это было открытием и для меня, но что самое страшное, и для Сафия, и для Мазура. Но Сафий внимательно взглянув на меня, через секунду уже выдал в мое оправдание легенду, которую явно сочинил только что:

– Святой Отец, это я за ним послал тайно, нужна была приманка для Хана, дорогое оружие и чужестранец. Поскольку чужестранцы достаточно давно не приходили к нам в город, мы и готовили эту операцию по поимке Хана и его шайки, теперь же, когда он уничтожен, а его сподвижники тут, Алексей обязательно придет на исповедь, ведь правда, Алексей?

– Завтра же, рано утром, – не задумываясь, рявкнул я.

Легенда, может, и не устроила Святого Отца полностью, но на текущий момент вопрос был исчерпан, а игру нужно было доигрывать, и Сафий произнес:

– Алексей, помогите мне проводить Мазура в его покои, и можете отправляться в казарму. Я надеюсь, завтра вы выполните свой духовный долг и исповедуетесь?

Ответа Сафий не требовал, я подошел к Мазуру и он, изо всех сил изображая измождение, облокотился на наши с Сафием плечи и пошел с нами, с трудом переставляя ноги. Конечно, оставался Милл, который, видимо, мог успеть заметить, что все это игра, но он был человеком своего дела. Так, в данный момент все его внимание было обращено к его «любимым инструментикам». Перед самым выходом Сафий обратился к Милу:

– Я надеюсь, что утром у главы города будет полный отчет по допросу?

– Не извольте сомневаться.

Теперь наступила очередь дернуться Святому Отцу. Ему явно не нравилось то, что у него тут нет стопроцентной власти, да и у меня уже голова кругом шла от догадок и интриг. Мы вышли на воздух, и Мазур пошел сам, отстранившись от меня и Сафия.