Грудь, живот, бедра, шея – трясущиеся руки и жадный рот Тео обводят контуры моего тела. Я дрожу с закрытыми глазами и распухшими губами, пытаясь втянуть воздух, пока он пожирает меня. Когда его рот добирается мне между ног, я выпускаю низкий, гортанный стон, который заставляет мужчину вонзить пальцы в мою задницу.

Как и горе, удовольствие находит волнами. Оно возвышается, отступает и снова возвышается, пока не обрушивается. Можно либо всплыть, либо потонуть. Я каталась на волнах высотой в километры, наполненных горем, видя лишь бесконечную линию волн, ожидающих скручивания, прежде чем свалиться и заново начать движение, поэтому мне известно, каково это – падать вниз.

Чего я не ожидала, так это удовольствия, которое превосходит высоту и силу волн печали. Я не ожидала, что с радостью перестану барахтаться в воде, желая утонуть.

Когда мои ногти впиваются в его плечи, из моего горла вырывается крик капитуляции, и я бьюсь в конвульсиях, охваченная вспышкой яркого, горячего удовольствия, ощущающейся между ног. Я полностью погружаюсь в свое наслаждение. Это похоже на смерть – больше ничего нет. Пустота.

Затем Тео опускает свое обнаженное тело на меня. Каким-то образом он умудрился раздеться. Должно быть, это произошло, когда я медленно умирала и возвращалась к жизни.

Он горячий, мощный, но трясется как осиновый лист, и мне все это нравится. Мне нравится, что происходящее так же важно для него, как и для меня, что он чувствует импульс и силу удара молнии между нами так же глубоко, как и я.

Я обхватываю ногами его бедра. Тео прижимается лицом к моей шее. Все это так же естественно и легко, как и дыхание. Одним рывком его член проскальзывает внутрь меня, отчего мы оба стонем.

Как и его поцелуи, все начинается нежно, но быстро разгорается, превращаясь в страсть. Мы оба неистовые, жадные и безумные, дикие от потребности. Я встречаю каждый толчок его бедер своим собственным, притягивая его за задницу, чтобы погрузить как можно глубже. Прекращая противиться, он поднимается на руки и запрокидывает голову назад. Я поджимаю колени к его талии и с удивлением осматриваю его точеное тело, мышцы которого сжались и напряглись, основание горла побледнело от луча лунного света, просачивающегося сквозь облака.

Он стонет, замявшись.

– Что случилось?

Опустившись на локти, он опирается на меня и прижимается к моей шее. Он протягивает одну руку между нашими телами и расплющивает ее на моем животе. Затем поднимает голову и задает глазами немой вопрос.

– Не переживай, – шепчу я, понимая. – Я не могу... мы в безопасности.

Мы оба знаем, что говорим не о болезнях.

Он обнимает мое лицо и целует, вдыхая в поцелуй всю свою печаль.

От этого у меня снова начинают литься слезы. Мне тоже жаль. Жаль то, что я потеряла и то, чего больше не могу. Жаль, что если Тео включал в свою жизнь планы на отцовство, то это по умолчанию означает, что его жизнь исключает меня.

Он целует мои влажные щеки с нежностью, и мне кажется, что я могу разбиться вдребезги. Затем смотрит мне в глаза, снова начиная двигаться небольшими, совершенными толчками, которые вскоре заставляют меня задыхаться.

Все сужается до пространства между нашими лицами. Комната исчезает, как и шторм снаружи, как и любой последний клочок моего сопротивления.

Я перехожу через грань раньше него. Мои глаза закрываются, голова откидывается на подушку, тело выгибается против его. Как будто издалека я слышу, как выкрикиваю его имя. Он набухает и пульсирует внутри меня, хрипя все быстрее и быстрее, пока звуки не сливаются, чтобы стать одним длинным, колеблющимся стоном, в то время как все его тело напрягается.

Он взрывается внутри меня горячим, пульсирующим всплеском, как молния разрывает неровным белым шрамом полуночное небо. Моя душа поет песнь воскрешения.

ГЛАВА 22

Утром, открыв глаза, я вижу чистое небо.

Тео ушел.

В стакане с водой на тумбочке стоит пучок фиолетового душистого горошка.

Я неподвижно лежу в постели и долго смотрю на цветы. Слушаю, как разбиваются волны и крики чаек, чувствую пульсацию и болезненность во всем теле. Впервые за долгое время мой разум ясен и спокоен.

Сажусь и подношу стакан к носу, вдыхая сладкий медовый аромат. На дворе октябрь. А значит не сезон душистого горошка, но почему-то букет оказался в моей спальне.

Я не буду спрашивать откуда.

Не спрашивать, не рассказывать. Такова договоренность.

Словно находясь во сне, я поднимаюсь, принимаю душ и одеваюсь. На кухне меня ожидает свежезаваренный кофе. Еще один сюрприз от Тео. Улыбаясь, наливаю себе кружку и всматриваюсь в чернильную жидкость, вспоминая его руки на моей коже.

Когда звонит телефон, я подплываю к нему на седьмом небе от счастья.

– Алло?

– Здравствуйте, это мисс Данн?

– Миссис Данн, – мечтательно поправляю я. – Кто это?

– Я звоню из аптеки Сисайда. Препараты по Вашему рецепту собраны. Можете приходить.

Делаю глоток кофе, прежде чем ответить, смакуя это совершенство. Он черный и крепкий, именно такой, как я люблю.

– Точно. Мои безумные таблетки. Попридержите их несколько дней, ладно? Я пока выясняю, как далеко течение реки чокнутых меня занесет, прежде чем начать их принимать. Этим утром мне отлично удается грести вверх по течению.

И вешаю трубку, прежде чем молодая женщина на другом конце провода что-то ответит.

* * *

Около одиннадцати утра кто-то долбится в мою входную дверь. Я смотрю на океан из внутреннего окна патио с кристально чистым, как лист бумаги, разумом. Открыв дверь, обнаруживаю Купа и всю команду на крыльце. На всех них пояса с инструментами, а в руках ланч-боксы. Рабочие грузовики выстилают бордюр по обе стороны улицы.

– Доброе утро, Меган, – здоровается Куп. Небольшая улыбка сияет в уголках его губ.

– Привет, Куп. Привет, ребята.

Мужчины торжественно кивают. Я продолжаю на них таращится, но никто ничего не произносит.

– Вы, парни, потерялись? Вышли на утреннюю прогулку и свернули не туда?

Улыбка Купа становится шире.

– Никаких неправильных поворотов.

Мое лицо нагревается, а сердце бьется быстрее.

– Тео? – шепчу я.

Глаза Купа кристально голубые. Цвета неба над головой. Он кивает, улыбаясь.

– Единственный и неповторимый. Послал сообщение, что мы начинаем работу над гостиницей «Баттеркуп Инн», как только я всех соберу. Итак, я нас собрал. Вот и мы! Начнем с главной спальни. Тео велел заняться ею прежде всего.

Мужчины меня рассматривают, от чего мои и без того горящие щеки становятся пунцовыми.

– Ты готова? – спрашивает Куп.

Я сглатываю и быстро киваю.

– Ага. Пожалуйста, проходите, – распахиваю дверь шире, и мужчины проникают внутрь.

Куп последним переступает порог. Он останавливается и смотрит на меня изучающим взглядом. Он так тихо говорит, что только я могу слышать его слова.

– Я так понимаю, вы с Тео решили ваши проблемы.

Из меня вырывается дрожащий смешок.

– Эм... можно сказать и так. Он... он собирается приехать?

Куп медленно качает головой.

– Нет, но ему, кажется, лучше. Это заметно из его писем. Уверен, что должен поблагодарить тебя за это.

– Ну, ты знаешь, что говорят, Куп. То, что нас ломает, может и собрать по кусочкам.

– Точно, думаю, Эйнштейн это сказал, верно?

Я поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку, заставляя его покраснеть.

– Да. Конечно, Эйнштейн.

Куп усмехается, по-дружески сжимая мою руку.

– Ты разговаривала с Сюзанной с тех пор, как выбежала из церкви, как будто тебя преследовал Святой Дух?

– Нет, – я задумываюсь на мгновение. – Должно быть, это было интересным зрелищем.

– Не хотелось бы расстраивать тебя, Меган, но сейчас только об этом и говорят. Новенькая девушка в городе начинает смеяться как гиена в начале проповеди, а затем выбегает из дверей со скоростью ста километров в час. Все сошлись на том, что ты либо на наркотиках, либо атеистка. Кстати, наркотики – лучший вариант. Люди здесь довольно беспристрастны, но никто не любит безбожников. Нельзя доверять человеку, который не верит в Бога.