– Полагаю, не самые приятные.

– Когда как, миссис Гиллрой. Всё зависит от времени года. В разгар сезона рыбной ловли с Пирсов несёт, конечно, не очень…

– Портовый район… Пирсы. Получается, ты живёшь на западной окраине города.

– Да, мэм. Нам повезло, что основное скопление фабрик и заводов находится в стороне от нашей улицы. Иначе бы было невозможно спать от постоянного гула и грохота всех этих машин. А так до нас доносятся лишь отдалённые звуки. Поверьте, они работают и днём, и ночью, безостановочно! И люди так же вынуждены работать наравне с механизмами в три смены…

– Ты описываешь довольно-таки неблагоприятное место для обитания. Я бы не хотела жить в твоём районе. От постоянного шума у меня сразу бы разыгралась мигрень.

Элен позволила себе пожать плечами:

– Мы привыкли, миссис Гиллрой. Когда рождаешься и живёшь среди этого нескончаемого грохота, поневоле привыкаешь и перестаёшь обращать на него внимание. Единственное, к чему нельзя привыкнуть, это к выхлопам, к дыму из фабричных труб. В ветреную погоду дым сносит к Магне и дальше к морю. Но когда стоит штиль, весь этот смог раскидывается над районом подобно удушающему одеялу. И тогда запахи, прилетающие с реки, начинают казаться ароматами дорогих духов!

Катрин взяла с низенького столика, вырезанного из редчайшего чёрного дуба, спицы, пряжу и, не спуская с девушки внимательного взора, принялась за работу. Спицы ожившими молниями замелькали в её тонких пальцах с идеально наманикюренными розовыми ногтями. Элен решила, что при удачном раскладе у миссис Гиллрой должно получиться что-то вроде шарфа. И судя по ожесточённому стуку без устали порхающих спиц, сноровки хозяйке дома было не занимать.

Элен перехватила сумочку двумя руками и несмело продолжила:

– Наш дом почти ничем не отличается от остальных на улице Шестерёнок. Один этаж, сложен из кирпича. Крышу папа уже несколько раз чинил. На самом верху флюгер в виде вставшего на дыбы единорога. В нашем районе почти каждый дом украшен флюгерами… И если специально обратить внимание, то видно, что все дома утыканы молниеотводами, как ежик иголками. Наш дом не большой, но у меня есть своя комната. Дом у нас ухоженный и чистый. Мама всегда следит за порядком. Раньше с нами жила бабушка, но она умерла три года назад. И теперь в её комнате мама устроила мастерскую по шитью. Она замечательно умеет чинить одежду, правда!

– Должно быть, она работает в «Марго и Маргарита»? – саркастически усмехнулась Катрин, не прекращая стучать спицами.

Элен была готова сквозь землю провалиться, услышав название самой известного и дорогого ателье в городе.

– Нет, мэм. Она шьёт на дому. С тех пор как маму уволили с завода, она занимается починкой одежды.

– Уволили? Интересно, милочка, очень интересно… За что выгнали твою мать?

Элен постаралась взять себя в руки и отвечать всё так же учтиво. Но в голосе её прорезались твёрдые стальные нотки. Она не позволит Катрин, не смотря на её деньги и положение в обществе, смеяться над нею и её семьёй. И опять, Элен показалось, что она снова выбрала исключительно правильное поведение при разговоре с этой женщиной.

– Маму никто не выгонял. То есть её уволили, равно как и нескольких других рабочих. Но это было плановое сокращение, связанное с тем, что в производство ввели новую паровую машину. Этот монстр оказался способен заменить дюжину человек!

– Скоро современные машины окончательно вытеснят труд человека, и надобность в рабочих руках отпадёт, – назидательно сказала Катрин.

– Но что же тогда будет со всеми уволенными?.. На что будут жить все, потерявшие работу люди? – Элен поражённо смотрела на Катрин, спокойно рассуждающую о том, что машины заменят людей. – Начнётся безработица, голод!

– Люди живучие твари, а бедняки в особенности. Не волнуйся, дитя, на наш с тобой век ещё хватит всех этих замызганных трудяг, вкалывающих по три смены. Я говорю о будущем. Впрочем, государство способно позаботится о своих гражданах. Ты как считаешь?

Поражённая способностью Катрин с абсолютной невозмутимостью менять темы разговора, перескакивая с одной на другую, Элен растерялась.

– Я… Я не сильна в политике, мэм.

– Не бери в голову, милочка. А чем занимается твой отец?

– Он один из тех замызганных трудяг, кто вынужден каждый день вставать в шесть утра и идти на работу на одну из фабрик, чтобы прокормить семью, – глухо сказала девушка. Она уже начала жалеть, что попалась на это объявление в газете. В конце концов, можно было поискать и другие вакансии, благо потребность состоятельных господ в прислуге, няньках и сиделках никогда не уменьшалась.

– Что ж, в принципе, мне всё стало более-менее понятно, – Катрин со вздохом отложила вязание и взяла с того же столика небольшой серебряный колокольчик на короткой, искрящейся в желтоватом свете электрической люстры цепочке. – Присаживайся, дитя, в ногах правды нет. У нас ещё будет время потрещать, как старым добрым подругам.

– Это значит, что я принята, миссис Гиллрой? – опустившись на самый краешек второго кресла, спросила Элен. Девушка уже и не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, возможность заработать, безусловно, очень радовала, с другой придётся мириться с тяжёлым и стервозным характером хозяйки. И ещё неизвестно, что из себя представляет мистер Гиллрой. А вдруг он сноб под стать супруге? У Элен голова пошла кругом от разом выросших на пустом месте вопросов.

Катрин потрясла колокольчик, отозвавшийся чистым звонким голосом.

– Думаю, ты не откажешься от чашки крепкого чёрного чая, – Катрин не спрашивала, она утверждала. И Элен ничего не оставалось, как кивнуть. Она находилась в этом доме уже более часа и успела понять одну вещь – Катрин Гиллрой лучше не перечить.

– Замечательное выдалось утро, не находишь? – Катрин поставила колокольчик на стол и расправила оборки длинного тёмно-синего платья – Особенно после вчерашней мерзкой дождливой погоды. Ненавижу слякоть. От осенней сырости у меня начинают ныть кости. Я уже далеко не так молода, как хотелось бы…

– Вы прекрасно выглядите, мэм, – Элен вовремя сообразила заполнить возникшую в реплике Катрин пустоту нужными словами.

– Ах, дитя моё! – женщина притворно закатила глаза. – Сколько тебе лет? Не больше двадцати, верно?

– Девятнадцать.

– Превосходный возраст, превосходный! Я в свои сорок шесть кажусь себе старой изломанной клячей. Но только, чур, это между нами, – Катрин, чуть наклонившись вперёд, заговорщицки подмигнула Элен холодным бесстрастным глазом. – Даже мой муж не знает, сколько мне лет.

Элен словно примёрзла к сидению кресла, боясь пошевелиться. Она не знала, как отреагировать на очередную откровенность Катрин. На её счастье, миссис Гиллрой успокаивающе усмехнулась:

– Я пошутила, милочка. Джеймс знает обо мне всё. Даже то, что ему знать и не надо. У тебя есть братья или сёстры?

Облегчённо выдохнув, Элен торопливо сказала:

– Да, у меня есть младший братишка, мэм. Тони всего восемь лет.

– О-о-о, ну, тогда тебе будет привычно в своём новом амплуа. Ты же никогда не работала нянькой, не так ли?

– Не приходилось, мэм. Но я уверена, что справлюсь. У меня есть опыт работы горничной, сиделки. Я не боюсь трудностей. Вы же наверняка читали мои рекомендательные письма…

Катрин небрежно отмахнулась:

– Боже, дитя, уволь меня от этих бумажек. Я вижу людей насквозь и безо всяких рекомендаций. Мне достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы сказать, что хорошие рекомендации ты получила именно за свою работу, а не за то, что вовремя раздвинула ножки ради пары необходимых подписей.

Густо покраснев, Элен не знала, куда деть руки. На счастье девушки, прерывая неприятный для неё разговор, в гостиную степенной и важной походкой вошёл дворецкий. Именно он открывал Элен дверь, когда она набралась духу постучать в оббитое кованым железом тёмное дерево. Дворецкий внушал трепет одним своим видом. Высокий, сухопарый, в безукоризненно отутюженной ливрее, с тщательно зачесанными назад седыми волосами, невозмутимым выражением на испещрённой морщинами, словно вырубленной из камня физиономии. Пенсне в левом глазу, начищенные до блеска туфли, белые перчатки. По мнению Элен, дворецкий Гиллроев был достоин службы в королевском дворце.