Пролог

В кромешной тьме горит яркая желтая точка. Свет её ровный и чёткий. Она словно висит в тёмном пространстве, не давая ни освещения, ни ориентиров. Где верх, где низ – непонятно. Человеческий глаз может долго напрягаться, пытаясь высмотреть хоть что-то в этом мраке. Но вряд ли эти усилия увенчаются успехом. Человеческое ухо может прислушиваться, пытаясь уловить в этой гробовой тишине малейшую толику звука, и тоже потерпит фиаско. Тишина и тьма царствуют.

Но человек, это не только глаза и уши. Природа снабдила его множеством других чувств. Тело, обязательно, почувствовало бы лёгкую вибрацию, а обоняние рассказало о запахах, витавших в этом тёмном пространстве.

От этого сразу стало бы легче, потому что мы, люди, не можем без ориентиров. Нужен хотя бы один. Он позволяет надеяться и ждать, что вскоре что-то изменится, что-то произойдёт. И, действительно. Словно по какому-то невидимому сигналу желтая точка замигала. Рядом с ней загорелась красная, потом – синяя, ещё одна желтая. Постепенно мрак начал рассеиваться, уступая место видимому миру. Мир стал не только видимым. В нём появились и звуки. Что-то защёлкало, застучало, зашуршало. Корабль ожил.

Твёрдый как пластик, прозрачный щиток криокамеры изменил свою структуру. От него пошло обильное испарение и через минуту он просто исчез. Густой туман стоял ещё какое-то время, но и он растаял, представив на обозрение содержимое камеры.

Разбуженное искусственным интеллектом корабля существо открыло глаза и, взявшись за специальные держатели, попыталось принять сидячее положение. Это ему удалось. У потолка развернулось трёхмерное голографическое изображение.

– Приветствую Капитан.

– Привет Юта.

Собственный голос показался ещё не совсем пришедшему в себя, после долгого анабиоза, путешественнику слишком высоким, отчего рассмешил.

– Хорошее настроение? – голография моргнула.

– Извини Юта. Просто, мой голос. Он смешно звучит.

– Это последствия криосна. Скоро, всё придёт в норму.

– Спасибо. Я знаю. Надо немного повеселиться перед очищением.

Голограмма состряпала сочувствие.

– Приготовь мне горячий бульон. Думаю, он будет весьма мне кстати после этой процедуры.

– Хорошо Капитан.

Минут через сорок хозяин корабля появился в рубке.

– Как самочувствие, Капитан?

– Ужасно. Я чувствую себя, как проснувшийся беранг, наевшийся глины перед спячкой.

– Сочувствую.

– Лучше дай бульона.

– Это именно то, что мне нужно, – отхлёбывая из пластиковой кружки горячее содержимое, произнёс капитан корабля. – Спасибо Юта.

– Пожалуйста, Капитан. Объявлять данные?

– Конечно.

– Через двадцать восемь часов будем на месте.

– Это всё?

– Пока Вы проходили очищение организма от пилопасты, я подготовила челнок и келинган.

– Отлично. Что ещё?

– Уже получаю сигналы с планеты.

– Мы можем её увидеть.

– Да.

Чёткое изображение голубого шара возникло прямо в воздухе.

– Она прекрасна, Юта!

– Если провести сравнительный анализ по моим данным, то…

– Нет Юта, я о другом. Это нельзя измерить математически. Это может понять только душа.

– Ладно, – голос капитана прервал затянувшееся молчание. – Пока есть время, подготовь мне все данные по населению.

– Хорошо, Капитан.

_______________________________________

Кристально-чистую синеву неба Арктики нарушил падающий болид. Оставляя огненный след, он пронзил атмосферу планеты. Но вторгнувшись в надземное пространство, вдруг перестал гореть, превратившись в летательный аппарат необычной конструкции.

Свист, издаваемый объектом похожим на веретено, достиг земли, заставив насторожиться двух белых медведей нежившихся после обильной трапезы на солнце. Они подняли морды к небу. Втягивая черными носами морозный воздух, животные утробно зарычали. И словно услышав их серьёзное предупреждение, объект, чуть-чуть не достигнув поверхности, резко затормозил. Зависнув так на некоторое время, он развернулся на 180 градусов и рванул стрелой в направлении солнца. Через секунду, незваный пришелец слился с ледяным горизонтом. Следующее его появление засекли японские радары на границе с Россией. Объект пересёк её и, не реагируя ни на какие предупреждения, скрылся в направлении Курильских островов. На претензии японцев, русские отказались признавать в неопознанном объекте своего разведчика, сославшись на недостаточность фактов. Более, появление странного объекта, не было зафиксировано нигде и ни кем.

Часть первая

– Больно? Потерпи ещё чуточку.

Медсестра споро наложила повязку на лоб подростка.

– Как же тебя угораздило?

– Это, сестра, – пробасил пацан, кося глазами на слишком открытое декольте медсестры. – Плойкой прижгла.

– Ничего себе прижгла, – медсестра покачала головой. – Придёшь ещё через три дня. Посмотрим, как твой ожог.

– Хорошо.

– Иди, уже. И сестру не обижай. А то в следующий раз, другое место прижжет.

Подросток, пробурчав нечто вроде: «пусть только попробует», взял с кушетки рюкзак и ещё раз стрельнув глазами на обтянутую белоснежным халатиком грудь, вышел из процедурной.

– Анна Ивановна, – запыхавшаяся санитарка догнала шедшую по больничному коридору старшую медсестру ожогового отделения городской клинической больницы №41 города Екатеринбурга.

– Что, Марина?

– Анна Ивановна! Вас, Главная, искала. В процедурной.

– Я только оттуда. Видимо мы разминулись. Что она сказала?

– Ничего. Но злая! Жуть!

– Спасибо Марина. Если увидишь её передай, что я в перевязочной.

– Хорошо, Анна Ивановна.

Интересно, что за срочность, – подумала девушка, продолжая свой маршрут по коридору отделения. В кармане затренькал мобильник.

– Да, я слушаю.

Гудки. – Странно, – вновь подумала Анна, изучая неизвестный номер, начинавшийся почему-то с трёх нулей. Хмыкнув, она убрала телефон в карман своего халата и направилась дальше. У перевязочной её уже ждали.

– Анечка! – расплылся в улыбке Афанасий Петрович, бывший учитель, а ныне пенсионер на заслуженном отдыхе. – А я Вас заждался.

– Афанасий Петрович, но Вам ещё с утра было назначено.

– Нет, нет, нет, – пенсионер отрицательно замотал головой, имевшей жалкие остатки когда-то былой шевелюры. – Я только к Вам, милая Анна Ивановна. Только Вы, своими нежными ручками не делаете мне больно. Ваша коллега, как бы помягче выразиться, слишком груба.

Он сделал театральный жест отчаяния, произнеся последнюю фразу практически шепотом.

– Ну, что с Вами делать, проходите, – смилостивилась медсестра.

– Грасиэ джентиле, мио каро, – пропел старичок, хватая и целуя руку девушки.

– Афанасий Петрович! Прекратите!

– Ах, Анечка, где мои тридцать пять! Ох, я бы за Вами поволочился!

Девушка рассмеялась.

– Отлично всё заживает.

– Только благодаря Вашим драгоценным и несравненным ручкам, милая Анечка. Мне кажется, Вы просто снимаете боль одним прикосновением. Нет! Просто сочувствием! Нет! Своей красотой!

– Вы меня смущаете, Афанасий Петрович.

– Ну, что Вы Анечка! Если бы не… Признание престарелого ловеласа прервал шум открывшейся двери. В комнату вошла дородная женщина в зелёном медицинском костюме. Крупный мясистый нос и нездоровый румянец на обвислых щеках делали её лицо неприятным. Маленькие поросячьи глазки зло уставились на присутствующих. – Соловьёва, – произнесла она визгливым, противным голосом. – Зайдёшь ко мне!

– Хорошо, – не отрываясь от работы, произнесла Анна.

Скривив губы, Главная покинула перевязочную.

– Она Вас недолюбливает Анечка, – заметил пенсионер.

– Не то, чтобы недолюбливает, Афанасий Петрович. Терпеть не может.