– Вы извините, – тихо заговорил он, – я в жизни ничего не нарушал, я работаю в научно-исследовательском институте, и кроме науки, ничем не увлекаюсь. Произошло недоразумение.
Лишь для того, чтобы уточнить свои впечатления о незнакомце, а заодно и проверить полученную информацию, я поинтересовался, чем он занимается. Оказалось – астрофизика. Я невольно размягчился и моя твёрдость начала сдавать позиции: память мгновенно перекинула меня на много лет назад, в собственное детство, я увидел картинки над кроватью: туманность Андромеды, Магеллановы Облака… Конечно же, это было не увлечение астрофизикой, а простое очарование бездной в тысячи световых лет, навеянное романами Ивана Ефремова и Станислава Лема, но именно изначальное очарование звездами ли, формулами или живой клеткой, впоследствии приводят к делу всей жизни. К сожалению, не у меня.
Случайное совпадение детского очарования и профессии человека, дальнейшее спокойствие которого зависело от моего решения, начало работать в пользу незнакомца. Хотя сторожевые клетки мозга не дремали и предупреждали: Армения, астрофизика, академик Амбарцумян – всё это могло быть ловкой придумкой, хорошей подготовкой для разговора со мной: иногда в разговорах с коллегами я упоминал о своих детских пристрастиях. За короткое время, с помощью красноречия и небольших национальных сувениров, можно было на скорую руку составить мой психологический портрет.
Так, ранее, вот также ко мне принесли протокол о задержании четырёхсот рублей (две моих месячных зарплаты того времени!), судьбу которых я должен был решить. Но отсутствовала объяснительная, зато присутствовала фамилия: Крупин Владимир Николаевич. Я сидел в ожидании просителя: то ли известного писателя, то ли его полного однофамильца. Солидные посетители по разному поводу у меня иногда бывали, но не такого масштаба. Рука невольно начала набрасывать возможные вопросы. Как назло, умные вопросы обходили голову стороной. Что вы думаете о современном литературном процессе? Господи, да возьми «Новый мир» – там тебе так осветят этот вопрос, что лет пять не будешь этим интересоваться. Кто из современных писателей кажется вам наиболее значительным? Не корректно: конечно же, он сам. В конце концов, я разозлился: не похоже ли это на примитивный торг: он умно отвечает на мои вопросы, а я без разговоров возвращаю деньги?
А может просто выпить с ним по чашке кофе? Поговорить за жизнь. Получится этакая неспешная беседа двух родственных душ. Я проверил тумбочку: кофе был, был и коньяк.
Вскоре ко мне постучали, я выпрямился в кресле, но вошёл, к моему великому разочарованию, незнакомец, с неприятно заранее подготовленными в просительном движении губами, и назвал себя представителем литературной делегации. Он начал объяснять, что деньги эти задержаны у известного писателя Владимира Крупина, который, конечно же, и не мыслил, и не способен даже совершить какое-либо противоправное действие. И, зная моё увлечение литературой (откуда – мы видимся в первый раз!), он просит меня от имени делегации вернуть деньги, в силу моего понимания писательской души. Это сработало: я вернул деньги, а потом спустился со своего этажа в досмотровый зал посмотреть на живого классика. По пути меня озадачила мысль: из-за моей симпатии к русской литературе, происходит нечто нелогичное, шиворот-навыворот – это он должен был хотеть меня видеть в данный момент и спрашивать: «И как же вам, Сергей Иванович, служится на таком сложном участке? Как, вообще, дела? Не пишите, случайно?» А потом уже и к денежкам, неназойливо.
И глядя на шумное, бестолковое сборище самых разных людей, где великие и порядочные стояли плечом к плечу с откровенными жуликами, я понял: он не мог снизойти до просьбы, не тот уровень, чтобы просить. А может деньги для него были пустяковыми. Ведь в ту пору гонорары были – ого-го! Но это было непринципиально: ведь я мог подписать протокол о нарушении таможенных правил и пустить его, как и положено, по всем инстанциям. Сумма маленькая, а неприятности большие. И вообще, выдержало бы его самолюбие, если бы задержали, скажем, пять тысяч долларов?
Вот сейчас, представил я себе, он собирает впечатления, отмечает детали, ловит портретные характеристики, фантазирует и анализирует. Наверняка обратит внимание на искрометную, хитренькую Татьяну Петровну, которая за десять метров чует, что её собираются обмануть. Или на Евгения Антошина – работает всегда одной левой, правая в кармане – этакий поза, шик, за который он постоянно получает от меня выговоры. Да и другие тоже… Но почему же у него не возникает желания хотя бы одним глазом взглянуть на того, кто управляет всем этим процессом, и может одним росчерком пера лишить его денег?
Интересная получалась ситуация: в то время как известный писатель внутренним зрением проникал в толщу народной жизни, тут, рядом с ним, его читатель пытался проникнуть в его душу, понять его собственное состояние. Не найдя в толпе классика, я вернулся в кабинет.
Чтобы опять не оказаться в плену ассоциаций прошлого, а заодно и проверить полученную информацию, я спросил профессора:
– А что, «чёрные дыры» поглотят Вселенную?
Я угадал: посетитель встрепенулся, словно дождался многообещающего поворота в беседе, и даже привстал.
– «Черные дыры»…, – пробормотал он растерянно, – я кое-что знаю об этом…
Открыв рот, забыв на время о деньгах, наказании и прощении, и вообще – о службе, я слушал его рассказ и начинал понимать: этот не врёт, не использует мое детское очарование звёздами в своих целях – он просто впервые оказался в такой ситуации и совершенно не может защищаться. Мне трудно было его остановить: с одной стороны он осознавал, что чем ярче будет его профессиональное выступление перед единственным слушателем, тем больше у него будет шансов разрешить свою проблему. А с другой стороны, я сам впал в кому от неожиданно получаемых задаром знаний, на поиски которых у меня ушли бы годы, если бы я интересовался этим всерьез. А он всё говорил, говорил, в какой-то момент вдруг засуетился, оглянулся, и я догадался, что он искал доску и мел, чтобы изобразить свои пояснения.
– Всё! – с трудом остановил я его. – Спасибо. Я не сомневаюсь, что вы настоящий профессор. Не понимаю другого…, – я брезгливо приподнял письменное объяснение.
Он вдруг встал, прошел мимо меня к окну, как будто собираясь показать на небе то, о чём сейчас рассказывал, но, подойдя, внимательно поискал что-то глазами на площади перед аэровокзалом.
– Посмотрите, пожалуйста, на ту группу людей, – почти шёпотом попросил он.
Я стал рядом с ним и оглядел хорошо знакомую мне площадь. Отсюда я всегда с любопытством наблюдал за теми, кто собирался в тот или иной день слетать за границу. Заметив знакомых, приглашал их на чашку кофе с сигаретой и неназойливо узнавал скрытые городские новости, или решал свои мелкие проблемы. И сейчас людей было много, но я сразу уловил взглядом ту группу, на которую указывал профессор. Это были явно не его коллеги: небритые, хмурые, они курили и недобро посматривали на здание аэровокзала.
– Мы прилетели из одного города. Это их деньги, – пояснил профессор, – они передали мне, думая, что мой интеллигентный вид обманет ваших сотрудников.
– Значит, я должен их наказать?
– Наверное, так, – согласился он.
– А как их накажешь, если не конфискуешь валюту? Погрозить пальчиком? Сообщить родителям об их плохом поведении?
– Накажете и меня. Если они не получат деньги, то грозили меня убить.
Это прозвучало слишком обыденно, как если бы он сказал: «Они обещали за это щёлкнуть меня по носу», и я не был готов принять его заявление всёрьез.
– Может меня? – предположил я. Вы-то при чём?
Профессор внимательно посмотрел мне в глаза в поисках понимания.
– Видите ли, это как в «черных дырах» – там искривление пространства, а здесь искривление здравого смысла – они считают, что если деньги не вернут, значит, я недостаточно вас просил об этом.
– Или были недостаточно интеллигентны?
