— Очень смешно, — также медленно, почти по слогам, протянул я. — Как, по-твоему, я должен провернуть подобное? Прости, Грейнджер, но ты умом тронулась, — скривившись, заключил я. — У тебя сейчас связей и возможностей в разы больше, чем у меня. Думаю, обратившись за помощью к святому Поттеру или даже своему ебырю Уизли, ты добьёшься результата куда быстрее. Так почему я?

— Если бы могла, я бы так и сделала, — сквозь зубы процедила девушка. — Но, увы, вынуждена просить о помощи тебя, — раздраженно передернула она плечом, — потому что никто из нынешних игроков, делающих ставки на власть, не должен об этом знать. Потому что тот, кого я собираюсь вытащить на свободу, может кардинально изменить сложившуюся ситуацию в магическом мире. Потому что жизнь этого человека — залог ТВОЕЙ свободы, — запальчиво шептала она, всё ближе склоняясь к моему лицу. — Этого достаточно, чтобы мотивировать тебя?

Закончив свою речь, Грейнджер также резко отстранилась и отошла к окну, несколько нервно обхватив себя руками за хрупкие плечи, а я только сейчас заметил, что всё это время практически не дышал. Я понимал, что нельзя, ни под каким предлогом нельзя давать себе надежду на столь призрачную возможность стать свободным. Не бояться, что в любой момент за тобой может явиться отряд авроров. Не ждать угнетающего решения Визенгамота. Просто получить ещё один шанс. Нельзя надеяться… Не в моём положении, когда всё решено ещё до того, как тебе предъявили ордер на арест. Мне попросту не позволят…

— Кого и каким образом я должен вытащить? — севшим голосом уточнил я, абсолютно не веря в успех предприятия.

Комментарий к 1. Пролог

Опубликовано для самомотивации на продолжение (надо же когда-то это дописать…)

========== 2. Палата 19/1 ==========

Комментарий к 2. Палата 19/1

По-о-оберегись! Возможен сход лавины очепяток и кривой пунктуации. Проявим чуточку терпения, бета займется ими, как только у неё появится свободное время >_^

Одна бессонная ночь, наполненная мутным беспокойством и ожиданием. Одна чертова ночь и я сменил аврорский надзор на свиту хмурых колдомедиков, а обшарпанную холодную камеру судебного изолятора на унылые коридоры психиатрического отделения Мунго, где каждый шаг гулко отдавался от тошнотворных зеленовато-серых стен, казалось, насквозь пропитанных удушающей смесью человеческого отчаяния и безумия.

По прибытии меня переодели в простую хлопковую пижаму белого цвета, что на мой взгляд чертовски непрактично, когда имеешь дело с психически нездоровыми пациентами. Но кого интересует мое мнение, верно? Здесь вообще повсюду был белый. Белые халаты санитаров, белые потолки, увешанные слепящими и временами моргающими светильниками. На пациентах, насколько я мог судить по себе, белые пижамы и тапочки, разбавляющие гулкие шаги каблуков персонала своим мерным шуршанием и скрипом по недавно намытым полам.

Коридор все тянулся, петлял, массивными решетками делился на сектора, сортируя местных обитателей по степени вменяемости и нраву. В каких-то секциях из-за проплывающих мимо, однотипных дверей с одним лишь решеченным окошечком, доносились вопли и угрозы. В других — параноидальное бормотание и плач. А некоторые и вовсе молчали, выдавая наличие в палате постояльцев лишь изредка мелькающими за дверью тенями.

Я, видимо, буйным не числился, и смирительную рубашку мне заменяли черные кожанные ремешки, туго стягивающие запястья. За очередным поворотом ожидала еще одна решетка, преграждающая путь в сектор D — как гласила табличка на двери. Насколько мне было известно со слов Грейнджер, именно в этой секции находилась моя палата под номером 19, особенность которой была в том, что это была одна из немногих палат-фантомов. Она скрывала в своих недрах то, чего не было ни в планах здания, ни в общем реестре, и по сути числилась одноместной. Одна дверь, одно окно, и по всем официальным документам — один пациент. На деле же, частью девятнадцатой была никому неизвестная палата 19/1. Такие палаты-фантомы были сродни выручай-комнате в Хогвартсе и в случае проверки могли укрыть заключенного в ее стенах пациента от лишних глаз. Сколько подобных в Мунго, сказать сложно. Но при их свойствах не удивительно, что пациент, проживающий в несуществующей палате 19/1, был таким же неизвестным А-13.

— А-13? Серьезно? — недоверчиво хмыкнул я Грейнджер, услышав безликий номер вместо имени. — И как я должен его вытащить?

— Ближе познакомишься на месте, — тяжело вздохнула гриффиндорка. — А вот остальное, ты должен узнать у него, — расплывчато пояснила она и, подхватив стопку документов, ушла.

И ведь ни хера толком не объяснила. Иди туда-незнаю-куда, вытащи того-черт-знает-кого… Как? Да Мерлин знает как! Вернее, тот-черт-знает-кто знает, как выбраться оттуда-не-знаю-откуда. Спрашивается: какого дьявола он до сих пор не выбрался? Меня ждет, как пить дать…

Блять, ну чушь же собачья! Что стоило Грейнджер обратиться за помощью к всемогущему Поттеру или его дружку Уизли? Неужто гриффиндорская заучка решила выступить против них? Неожиданно, хотя интригующе.

— Руки, — сухо потребовал сопровождающий, чей бэйдж на груди гласил: «Маркус Вильберт, старший медбрат».

Я послушно протянул скованные запястья, чтобы он мог снять ремни, и спокойно шагнул в открытую передо мной дверь. Ну конечно… Белые стены, белые пол и потолок, две узкие койки, застеленные слегка посеревшим от частых стирок, но все же белым постельным бельем. Разве могло быть иначе?

Я прошел вглубь палаты, присев на одну из кроватей, которая на мой взгляд была свободна, и продолжил осматривать скудный интерьер. Малюсенькое зарешеченное окошко с видом на прогулочную площадку, расположенную во внутреннем дворе психиатрического корпуса, где сейчас гуляли пациенты, напоминающие бесцельно бродящих зомби. В одном из углов палаты обнаружилась дырка в полу — по-другому это трудно назвать — видимо являющаяся здесь эквивалентом туалета. Рядом жалкое подобие умывальника. В другом углу небольшой столик, заваленный какими-то бумажками.

— Осмотрелся? — гаденько ухмыльнулся Вильберт.

— Шикарно, — хмыкнул я, откидываясь на подушку. — По сравнению с изолятором, здесь прямо-таки пятизвездочный отель… Если бы не сосед, — как бы между делом указал я на пустующую кровать. — Кстати, где он?

— На прогулке, скоро вернется, — ответил медбрат, закрывая дверь и обращаясь уже через решеченное окошечко в ней.

Скрип в замочной скважине и гул удаляющихся шагов моего сопровождающего позволил немного расслабиться. Значит, до встречи с моим новым знакомым есть время повнимательней осмотреться и хоть немного понять с чем и с кем предстоит иметь дело. Начал с кровати. Похоже я не ошибся, и именно эта была занята моим соседом. Одеяло, подушка и простынь местами были окрашены черным, словно их трогали измазанными в саже руками. Под матрасом нашлись потускневший и, должно быть, уже давно нелетающий снич, а также небольшая потрёпанная коробочка с художественными мелками и угольками. Последними, судя по состоянию, пользовались куда чаще, нежели их цветными собратьями. Приглядевшись к белой окраске стен, я отметил незамеченные ранее разводы и черные вкрапления в текстуре, как если бы рисовали прямо на стенах, раз за разом смывая изображение. Бумаги сваленные на столе тоже были не чем иным, как рисунками. Мрачными, черно-белыми, не всегда понятными, но все же рисунками. Вот портрет одного из санитаров, что привели меня сюда. И еще один, мужчины с уверенным взглядом из-под очков. Правда, почти звериный оскал на рисунке словно предупреждал, что этого мужчины следует опасаться. Следующий рисунок казался чудовищно неправильным, изображая светлую палату и черное солнце за решеченным окном. Вместо того чтобы дарить тепло и свет, чернильное солнце наоборот погружало во тьму, протягивая свои щупальца сквозь решетку и пачкая ими стены. Слегка поежившись, я невольно передернул плечами. Мерзость какая. Несколько листов были либо полностью закрашены черным, либо изображали подобие водоворота или знак бесконечности, обведенный не один десяток раз. На одном рисунке я узнал Грейнджер и это, пожалуй, был самый светлый образ из всех увиденных ранее, хоть и был по-прежнему чёрно-белым. Едва взяв в руки следующий лист, я сжал его в пальцах до побелевших костяшек. Черные переплетающиеся линии были точной копией темной метки, что прожигала кожу на моем предплечии. Я запихал этот рисунок подальше в ворох бумаг, откуда вытащил очередной портрет, смазанный чьей то ладонью. На нем по прежнему проглядывалось лицо, которое в равной степени могло принадлежать двум разным людям. Если на одной половине черты были вполне человеческие, то на второй больше напоминали змеиные, чем вызывали ассоциацию с Темным Лордом.