— Хм… Тогда твоя бабушка — очень-очень сильный призрак, — наконец заключил он, — а что она делала?

Я выдохнула — неужели все-таки поверил? Мы с Бонни переглянулись, улыбнулись друг другу: чем больше единомышленников, тем лучше.

Я даже не хотела загадывать, что бы случилось, если бы и Щиц поднял нас с Бонни на смех. Я-то ладно, но Бонни необходимо было его доверие. Хоть чье-то доверие.

— Ну, она мне приснилась и просила перевести ее через дорогу. А потом через ручей. А потом через озеро, — кратенько поделилась я.

— И ты отказала все три раза? — Щиц подался вперед, — Отказала же?

Странный он какой-то. И зачем так волноваться? Вон, даже пальцы на краю котла сжал так, что к гадалке не ходи: вмятины останутся.

— Ну, я играла с ней в игру… и…

Щиц вдруг затряс меня за плечи, как тряпичную куклу. Лицо его побледнело; я даже не поняла, как он тут оказался, только что стоял у котла, и вот в противоположном углу комнаты меня трясет.

Бонни взвизгнула от неожиданности, подбежала, уцепилась за локоть Щица, что не слишком помогло.

— Ты играла в игру? С мертвой?!

Я вцепилась в его запястья.

— А что, нельзя?

— Нет!

— А меня кто-то об этом предупреждал, по-твоему?! — Рявкнула я, — Может, курс был по общению с мертвыми? И не надо мне тут «любой ребенок знает»! Я же не говорю, что любая пятилетняя девочка знает сто шенских иероглифов только потому, что я их тогда знала! Хватит! Меня! Трясти!

Прошло несколько секунд перед тем, как Щиц разжал руки. Отступил. Почесал следы от моих пальцев на руках.

— …больно, — сказал он, — не знал, что нарушать прямой приказ так больно… Извини, ты не виновата. Я сейчас упаду на пять минуточек, но это ненадолго.

И он правда рухнул: сначала на колени, потом совсем.

— Боже, — выдохнула я, глядя на скрюченное тело, — это я, что ли?

Бонни присела рядом, приложила ладонь к его лбу.

— Не совсем. Просто он твой фамильяр, и он не послушался. А еще он забылся и как-то… переместился к тебе через полкомнаты… не знаю, наверное, когда магический запас, как у него, такое сложнее переносить.

Я тоже подошла, села, взяла его за руку.

Следы от моих пальцев на его запястьях расцветали огромными синяками. Вряд ли дело было в той силе, с которой я их сжимала: для Щица я все равно что новорожденный котенок. Похоже, это из-за того, что это были именно мои пальцы.

Еще один парень оказался в моей власти. Но не эмоциональной, а чисто физической. Щиц не мог ослушаться моего приказа без последствий и вряд ли смог бы меня ударить. Зато я была вольна делать с ним, что хочу.

Это и есть суть связи хозяина и фамильяра?

Я освободила его от участи раба Академии, но к себе привязала его еще сильнее. Имела ли я право?

Но ведь он сам согласился. Сам пришел. Прошел ради этого непростой путь и пришел. Значит ли это, что он разрешил? Или он просто был в таком отчаянии, что хватался за соломинку?

В любом случае, если есть способ отпустить фамильяра до того, как Академия вручит мне аттестат, то я хочу сделать это как можно скорее. Не люблю, когда и-за меня здоровые парни в обмороки от боли падают.

Не люблю, когда кому-то из-за меня больно.

И синяки на его руках… пугали.

Тут перед моим внутренним взором предстало укоряющее лицо Элия и я поняла, что окончательно запуталась в своих чувствах.

Однажды один парень пришел в город, и там ему предложили распутать узел, который никто не мог развязать уже много сотен лет. Своего рода достопримечательность была. И тогда тот парень взял меч и просто его разрубил.

Эта история звучит еще ироничнее, если не забывать вечно, как я, что тот парень завоевал этот город.

Мне не нужен меч, достаточно просто… быть честной.

Так будет правильно. Но больно. Надеюсь, обойдется без обмороков.

— Ужас какой, — причитала Бонни, — какой ужас, ужас, ужас-то какой, какой…

— Бонни, — перебила я, — мы можем поднять его на кровать хотя бы?

— Он тяжелый, но давай попробуем, — Бонни покачала головой, — не на полу же его оставлять, пол холодный… боже, ужас-то какой…

Мы положили Щица на кровать Бонни. Потому что она была ближе, а не потому что я не хотела класть на свою кровать человека в не слишком чистых сапогах или вроде того. Я бы положила и на свою, но она была дальше. И вовсе я не оправдываюсь, так и есть.

— Это потому, что он мой фамильяр? — спросила я, обессилено присев на краешек кровати рядом.

Все-таки Щиц ну очень тяжелый.

— Фамильяр не может ослушаться прямого приказа, это правда, — согласилась Бонни, — но вряд ли все фамильяры в таких случаях теряют сознание. Мне кажется, дело в том, что он заколдован.

— Он заколдован, это точно…

— В самой сути его заклятья, — продолжила Бонни, — фамильяр по сути своей — существо магическое, которое подпитывается энергией хозяина. Это такой симби…

Она вдруг замолчала.

Посмотрела на меня.

Потом на Щица.

Потом снова на меня.

— Что такое? — встревожилась я.

— Эль, ты, наверное, все-таки сильная ведьма, — сказала Бонни, — просто Щиц — он, я уверена, был сильным колдуном когда-то. А сейчас он просто сильный, просто нечеловечески сильный. Я думаю, вся его магия из-за заклятья становится физической силой. Чтобы он не смог расколдоваться сам, и чтобы было, кому бревна для новой бани в одиночку таскать. Вот. Но фамильяр — магическое существо, понимаешь? Он по определению поддерживает у себя какой-то уровень магической силы, должен, иначе он не может…

— Подожди, я возьму бумагу и карандаш… теперь продолжай.

— Я, конечно, мало что в этом всем понимаю, — с сомнением протянула Бонни, — но мне кажется, что… он не то чтобы угасает, просто ему недостаточно той магии, что у него есть, из-за того, что она вся оттягивается заклятием. А тут еще и то, что он стал фамильяром, и у него энергообмен изменился… человек же тоже зверь, никакое он не исключение… И подсознательно он оттягивает себе твои силы. Но их тоже не хватает надолго, потому что его заклятие просто делает его еще сильнее физически, оно ведь создано, чтобы у Щица оставались самые крупицы… И в результате вы просто делите эти крупицы… ну, на двоих…

— А во сне? — спросила я, к тому времени начеркав на бумаге пузатую фигурку «Щица» и палку-палку огуречик с косой — «меня», а также жирнющую «связь» между ними, — Во сне мы не пользуемся магией?

— Во сне заклятия ослабевают, вроде бы, — Бонни задумалась, — не знаю, почему, но вроде так это работало.

— То есть и связь ослабевает, и Щицева поглощалка?..

— И поэтому я по утрам себя так странно чувствую, — прохрипел Щиц, приоткрыв один глаз, — и сильным и слабым одновременно.

— …а я вижу истинный облик Каркары и твой разочек увидела!

— А Щиц сейчас сколдовал быстрый переход, выскреб весь запас магии до донышка, да еще и приказа ослушался, и связь сработала не как обычно, и вот он и грохнулся в обморок, но от боли, а от бессилия! — заключила я.

— Это все равно было больно, — вздохнул Щиц, — но да, похоже на то. А ты и правда видела, как…

— Ну, ты тогда спал… помнишь, на реке?

— И как я тебе?

— Ну… ничего так? — пожала плечами я.

— Спасибо, а то я уж и сам не помню, как выглядел. «Ничего» — это уже неплохо, ну. — Щиц улыбнулся, — Да, неплохо.

— И что с этим делать? — спросила Бонни.

— Ну, расколдовать Щица сейчас мы не можем, так что… ничего?

— Ты можешь отказаться от фамильяра, — вмешался Щиц, — причина достаточно весомая. Я не против, мне… не нравится быть чьим-то паразитом.

— Не говори чуши! — отмахнулась я, — Когда я предлагала план, я знала, что есть риски. Если ты не готов к разбойникам, не стоит и обоз отправлять. Уверена, можно как-то решить проблему без потери всего, чего мы достигли. И мы придумаем выход.

— Но пока мы будем его придумывать, ты будешь сидеть без сил! — Щиц попытался встать, но пошатнулся и шлепнулся обратно.

Потер лоб, нахмурился обиженно. Не на меня — на судьбу нахмурился.