Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
Забытой богом навсегда!
- Юра был странный мальчик, - вспоминает Анна Тимофеевна Гагарина. Все приставал: "Мама, почему звезды такие красивые?" Пальцы сожмет и так жалобно, будто ему в сердчишке больно: "Ну почему, почему они такие красивые?" Раз, помню, это еще в оккупацию было, я ему сказала: "Народ их божьей росой зовет, или божьими слезками". Он подумал, покачал головой: "Кабы бог был, не было б у нас немцев". Не отдал он богу звезды...
Когда Гагарин, уже сержантом летного училища, приезжал к родителям на побывку, Анна Тимофеевна, проведавшая, что у сына в Оренбурге есть невеста, все расспрашивала его: какая, мол, она, наша будущая сношка?
- Да разве объяснишь? - пожимал плечами сын.
- Уж больно интересно!
- Я же показывал карточку.
- Карточка - что! Мертвая картинка. С личика, конечно, миловидная, а за портретом что? Какая она сутью?
- Я не сумею сказать, - произнес он растерянно.
Разговор шел в звездном шатре августовской ночью. Гагарин поднял голову, и взгляд ему ослепила большая яркая граненая и лучистая звезда.
- Вон, как та звездочка! - воскликнул он радостно.
Мать серьезно, не мигая, поглядела в хрустальный свет звезды.
- Понимаю... Женись, сынок, это очень хорошая девушка...
...Необыкновенный человеческий документ - запись разговора Гагарина с Землей, "Кедра" с "Зарей" во время знаменитого витка. Вся отважная, веселая и глубокая душа Гагарина в этом разговоре. Он был то нежен, то насмешлив, то мальчишески дерзок, когда, узнав голос Леонова, крикнул: "Привет блондину! Пошел дальше!" А как задушевно, как искренне и доверчиво прозвучало это: "В правый иллюминатор сейчас вижу звезду... Ушла звездочка, уходит, уходит!.."
Когда Герман Титов вернулся из своего полета, он сказал Гагарину:
- А ты знаешь, звезды в космосе не мерцают.
Гагарин чуть притуманился.
- Не успел заметить,- ответил со вздохом. - Всего один виток сделал.
- В другой раз приглядись.
- Да уж будь спокоен...
Но не было этого другого раза, а Гагарин сам стал звездочкой, приветливей самых приветливых звезд в созвездии Возничего, на "хранимых предвечным" небесах.
Тост
Свадьбу играли в доме Горячевых. Звучит громко, а состоял этот "дом" из одной-единственной, правда, большой комнаты, где обитала вся Валина семья. Раздвинули обеденный стол, другой у соседей одолжили да еще кухонный приставили, а все равно не хватает мест по числу ожидаемых гостей: многочисленной родни, невестиных подруг, друзей жениха, молодых военлетов. Сняли с петель дверь и положили на козлы, накрыли белой крахмальной скатертью - чем не стол? Только у Дергунова все рюмка падала, его место как раз против дверной ручки пришлось. А может, он нарочно заставлял рюмку падать - для веселья? Было много хороших слов, и тостов, и криков "Горько!", а вершиной праздника явились, конечно, беляши, приготовленные искусными руками Валиного отца, шеф-повара. Но, в общем, застолье получилось нешумное, серьезное, словно бы задумчивое. Это объяснялось и строгим достоинством невесты, и тем, что новоиспеченные лейтенанты еще не привыкли к своим необмявшимся офицерским кителям, и предстоявшей им скорой разлукой - в разные концы земли разлетались старые товарищи, и только что переданным по радио сообщением о полете второго спутника с собакой Лайкой на борту.
Перед беляшами у летчиков произошел даже не совсем уместный на свадьбе спор, кто первым из людей полетит в космос. Большинство сходилось на том, что пошлют какого-нибудь выдающегося ученого, академика.
- Академики все старики, а там нужен молодой, здоровый, - возражал румяный лейтенант Ильин.
- Бывают и академики молодые!..
- Редко и все равно дохляки. Пошлют врача, чтобы проверить, как космос на организм влияет.
- Пошлют подводника! - выпалил Дергунов.
Все засмеялись. Думали, Дергунов по обыкновению "травит". Но он был серьезен.
- У подводников самый приспособленный к перегрузкам организм.
- Пошлют летчика-испытателя! убежденно сказал Гагарин.
- С чего ты взял?..
- Думает, его пошлют!..
- При чем тут я?.. Поймите, человека не пошлют в космос пассажиром, как собачку Лайку. От космонавта потребуется умение водить космический корабль, а это под силу только летчику.
- Твоими бы устами мед пить!..
- Все равно мы устареем к тому времени!..
Тут подоспели беляши, и спор прекратился.
Отгорела, погасла скромная свадьба и снова вспыхнула уже на гжатской земле, в доме Гагариных. Так было решено с самого начала - играть свадьбу дважды. Неуемный во дни былые странник, Алексей Иванович стал неподъемен для больших путешествий, да и не было таких капиталов, чтоб всей семьей катить в далекий Оренбург.
Сердечно приняла Валю новая семья.
- Чтоб у вас радость и горе - все пополам! - сказала Анна Тимофеевна и обняла невестку.
А за праздничным столом разговор опять свернул на космонавтику, хоть присутствовал тут народ сугубо и крепко заземленный.
- Юра, что у вас говорят насчет космоса? - крикнул через стол старший брат Валентин. - Скоро ли человека пошлют?
- Разное говорят. По-моему, скоро.
- О чем вы там? - поинтересовался хозяин стола Алексей Иванович.
- Юрка говорит, скоро человека в космос пошлют.
- Куда? - строго спросил Алексей Иванович.
Слово еще не было на слуху, как сейчас, и потребовал: - Уточни!
- Ну, в мировое пространство... Ближе к звездам...
- Так бы и говорил! - Он серьезно сдвинул лохматые брови. - Очень даже свободно... И главное - найдется такой дурак...
Застолье грохнуло, как духовой оркестр по знаку капельмейстера. Старик Гагарин недоуменно оглядел смеющиеся лица и, чего-то вдруг смутившись, поправился:
- Чудак, говорю, такой найдется...
Но все продолжали смеяться, и громче, веселее всех - Юрий. И почему-то вдруг невесело, почти жутко стало Алексею Ивановичу, будто съежилась в нем душа от грозного предчувствия. Он глядел в лицо сыну, в глаза, в самые зрачки, в них приютилась ночь, не здешняя, не гжатская, не земная привычная, а страшная ночь чужого, неведомого пространства. Как проникло это ночное в его веселого, радостного сына?..
- Хватит ржать,- сказал он тихо и таким странным голосом, что все разом оборвали смех. - Нам легко тут языки чесать... А каково будет этому... который к звездам?.. Один... Нам с ним, конечно, хлеб-соль не водить, но давайте выпьем за его здоровье...
Гибель Дергунова
Они трудно и хорошо служили у северной нашей границы, где низкие сопки, поросшие соснами-кривулинами, и гладкие валуны, где полгода длится ночь и полгода - день. Небо над этой суровой землей помнило Курзенкова, Хлобыстова, Сафонова - бесстрашных героев минувших битв. Впрочем, небо - великая пустота - ничего не помнило, а вот молодые летчики отлично знали, на чье место пришли.
Они учились летать во тьме полярной ночи, в туманах занимающегося бледного полярного дня, а когда простор налился блеском неподвижного солнца, у них прорезался свой летный почерк.
Впервые об этом сказал вслух скупой на похвалы Вдовин, заместитель командира эскадрильи. Юра Дергунов вел тогда тренировочный бой с кем-то из старших летчиков, проявляя прямо-таки возмутительную непочтительность к опыту и авторитету маститого "противника".
- Неужели это правда Дергунов? - усомнился Алексей Ильин.
- Не узнаете - почерк своего друга? - через плечо спросил Вдовин.
- Ого! У Юрки, оказывается, есть почерк?
- И весьма броский! Смотрите, как вцепился в хвост!.. - Вдовин повернулся к молодым летчикам. - У каждого из вас уже есть свой почерк, может быть, не всегда четкий, уверенный, но есть...
Вот так оно и было. А потом Дергунов приземлился, с довольным хохотком выслушал от товарищей лестные слова Вдовина, пообедал в столовой, со вкусом выкурил сигарету и завел мотоцикл. Ему нужно было в поселок на почту. Алеша Ильин попросил взять его с собой.
