Сегодня самый популярный автор детективов в России – женщина. Александра Маринина неоспоримо занимает первое место на рынке бестселлеров. Недалеко от нее стоит Полина Дашкова, а потом ряд других авторов-женщин. Некоторые критики уже поспешили охарактеризовать романы Марининой терминами «женский детектив» и «черный женский роман». Насколько эти определения правильны и какую роль играют гендерные признаки в поэтике романов Марининой – вот что нас интересует в данной статье.

В романах Марининой всегда присутствует первый параметр «женской прозы», а именно то, что в центре повествования – женщина и доминирует точка зрения героини – Анастасии Каменской (в дальнейшем – Насти) – женщины-детектива, своего рода авторского двойника. Редкое исключение, например, роман «Черный список», где Насти нет и на протяжении всего повествования рассказ ведется от лица мужчины, но именно это-то и позволяет появиться другому женскому персонажу – следователю Татьяне Образцовой, пишущей детективы под псевдонимом Томилина, т.е. второму авторскому двойнику.

На первом плане стоит Настя, родившаяся в 1960 г. Она жена выдающегося математика Леши Чистякова, майор милиции, работающая аналитиком-криминалистом на Петровке, 38. По многим признакам Настя не является воплощением традиционных женских стереотипов, и эта ее нестандартность особенно часто подчеркивается автором. Она не очень эмоциональна, нечувствительна, ни любовь, ни секс особенно ее не интересуют. Настя совершенно беспомощна в быту, абсолютно равнодушна к таким, казалось бы, женским темам, как любовь, одежда, диеты и прочее, так интересующие, например, в высшей степени женственную Дашу. Уж Настя-то не будет читать дамских романов! Она рациональна, «трудоголичка», причем ее работа традиционно считается мужской, сугубо аналитической, даже если в конце концов при окончании решения криминальной загадки Насте помогает пресловутая женская интуиция.

В романах Марининой есть реабилитация интеллектуальной работы. То, что это происходит в рамках жанра детектива, неудивительно, ведь детектив типа «романа с загадкой», в отличие от «черного романа», как раз постоянно заигрывает с наукой. И, видимо, не случайно, что Настю окружает среда ученых (муж – математик, мать – профессор, лингвист). Ведь задача сыщика есть в каком-то смысле научно-герменевтическая игра интеллекта в попытке упорядочить хаос, расшифровать криминальный ребус, сыщик – тот же «семиолог». Но зато не в традиции русского/советского детектива, что эта реабилитация происходит через женский персонаж.

Из-за своей физической ущербности (определяемой как женская черта) и эмоциональной холодности (определяемой как мужская черта) Настя принадлежит к типу сыщиков, отличающихся каким-то «дефектом» – физическим или чувственным. Вспомним инвалида Ниро Вульфа у Рекса Стаута и мисс Марпл, старушку и из-за этого слабую женщину. Или героя фильма Хичкока «Real Window», прикованного к инвалидной коляске, что играет важную роль в сюжете, поскольку эта его физическая немощность создает особое напряжение. Все это еще раз показывает, что самое главное в сыщике – игра ума. Сыщик такого типа не имеет семейной жизни, целиком и полностью отдается процессу поиска и разоблачения преступника. Почти все сыщики холостяки. Настя, правда, замужем, но у нее нет детей, и ее семейная жизнь сведена к минимуму: Леша часто в отъезде или у родителей.

Образ Насти, по всей видимости, слишком нестандартен, автор боится некоторой ее черствости, кстати, и Настя все время спрашивает себя, не монстр ли она, потому что не испытывает сильных чувств к другим. Эти сомнения не столько психологическая черта персонажа, сколько своего рода извинение автора перед читателем за то, что ее героиня такая странная, далекая от традиционных русских представлений о женщине.

Чтобы компенсировать и как бы скорректировать эмоциональную «сухость» главной героини, автор вводит в повествование более традиционных женщин. Татьяна Образцова сочетает в себе мужское и женское начала более гармонично и органично, чем Настя: хоть она рациональна, как Настя, но при этом – чувственная, сладкая и уютная женщина. Эта гармония ощущается Стасовым, героем «Черного списка»: «Странное чувство не покидало меня. Много раз в своей двадцатилетней служебной жизни я сталкивался с женщинами-следователями, с некоторыми из них спал, с остальными сотрудничал. Но если они становились моими любовницами, я в их присутствии не произносил ни слова о работе. Если же обсуждал что-то служебное, они мгновенно превращались в бесполых существ. Сейчас же я говорил на сугубо профессиональные темы с женщиной-следователем, отдавая дань ее хватке и юридической грамотности и в то же время необыкновенно остро чувствуя, что она – Женщина. Именно так, с большой буквы».

В ее полном теле таится материнское тепло, что в романе «Призрак музыки» подтверждается рождением ребенка. Все это позволяет еще лучше сработать идентификационному механизму и женской читательской проекции. Татьяна очень узнаваема, больше, чем Настя. Таня полностью выпадает из заданного стереотипа красивой манекенщицы, который присутствует в романах Марининой в основном в виде подружек «новых русских» и мафиози.

Другие женские персонажи полностью соответствуют традиционным представлениям о женщине, поскольку они служат контрапунктом в общем интерьере женских портретов, в них чувствуется некий «аромат мыльной оперы».

И. Прохорова иронически, но все же употребляет термин «феминизм» в связи с тем, что реабилитация интеллектуального труда совершается через героиню, а не через героя. «Но этот (не побоюсь этого слова) феминизм почему-то не вызывает читательского раздражения, этот факт даже не замечается. Как будто бы так и должно быть». Видимо, из-за того, что в Насте качества сугубо мужские сосуществуют с женскими. В ней происходит синтез «мужского» – мозга – и «женского» – интуитивного, нелогичного, творческого – начала, генерируемого правым полушарием.

Иначе говоря, она носитель того, что К. Скоков называет «новым типом мышления», и в этом выражается ее неординарность. «Человек, обладающий этим новым, вальсирующим, типом мышления, является (с традиционной точки зрения) гениальным, так как, если у него (нее) преобладает мужское мышление и логика заводит его в тупик, она (он) ищет выход из тупика, используя мышление женское. Если же преобладает женское, то после того, как с помощью эмоций правильно угадано направление движения мысли, используется логика для получения четкого (а не размытого) конечного результата».

Настя не лишена черт, маркированных как женские. Самая ее женская черта – это физическая слабость. Притом она не сыщик-одиночка, она член коллектива, и коллектив этот мужской. Работая среди мужчин, Настя приобретает особый статус – статус любимицы, о которой заботятся. Ее можно сравнить с Кэй Скарпетта, героиней одного из романов Патриции Корнуэлл. Там с Кэй работает типичный «мачо», и ей постоянно приходится отстаивать свое «право на ум». Наоборот, в гармоничном мире близких Насте людей нет никакой агрессии, она защищена от внешнего мира мужской силой и принимает эту защиту как должное. Ее начальник Виктор Алексеевич Гордеев, отчим Леонид Петрович и муж Алексей Чистяков воплощают психоаналитическую «фигуру отца», успокаивающую и добрую.

У Марининой нет открытого разговора о самоощущении женщин в мужском контексте. Только один раз прямым текстом Настя говорит о «половом шовинизме» в русском языке, но не в целях феминистского протеста, а лишь для того, чтобы разгадать криминальную загадку. В романе «Призрак музыки» жертву (женщину) убили по ошибке. «Заказали» владельца машины, киллер слово «владелец» понял в широком смысле, а заказчик имел в виду в узком, как слово мужского рода. Этот языковой шовинизм просто констатируется без особых комментариев.

Автор соблюдает «условия контракта» с читателем и не разочаровывает его. Детектив – высококодифицированный жанр с жесткой формой и телеологической фабулой. Но жанр детектива характеризуется двойственностью, его цель – разоблачение, разъяснение, и он держится на недосказанном. В центре текста лакуна, поскольку отсутствует рассказ о самом преступлении. Это нарративное умолчание особенно остро ощущается в «Седьмой жертве», когда речь ведется с точки зрения жертв и рассказ обрывается до убийства, оставляя портреты персонажей какими-то незаконченными. Эта «черная дыра», вокруг которой строится текст, напоминает женское начало, поскольку суть «женского» трудноуловима, постоянно ускальзывает от определения, составляет «принцип неопределенности». «Женское» играет роль не только на чисто тематическом уровне. Каждый персонаж в романах узнаваем, но тем не менее пределы между ними, бывает, размываются. Даже у Насти несколько двойников: Татьяна, Леша, брат Саша. Автор подчеркивает, что они с последним внешне очень похожи, это Настин мужской alter ego, как замечает К. Т. Непомнящи.