Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А что слышно, так и не сказала. Открыла чемодан, вынула зубной порошок в пластмассовой коробке, полотенце, мыло.

- Мне умыться надо.

- И правда, и правда! - заторопилась Даша. - А я-то, дура деревенская, хотела тебя сперва покормить.

- Я кушать не хочу, - сказала Нонна Павловна. - Я так рано не кушаю...

- Какое же рано? - Даша посмотрела на ходики. - Седьмой час.

- Для нас это рано. - Нонна Павловна перекинула полотенце через плечо.

Даша вывела ее во дворик, где на столбике, под чахлой рябиной, был прибит над тазом умывальник. Но Нонне Павловне было неудобно умываться под ним, и Даша приготовилась сливать ей из кувшина. И, стоя с кувшином, говорила:

- У тебя, Настенька, и кожа-то на личике, я смотрю, чисто девичья белая-белая. Будто тебя молоком мыли. Не стареешь ты нисколько. Только в теле раздалась немножко. И вправду ты моложе меня...

Даша произносила эти слова без тени зависти. И зачем завидовать? Раньше, в юности, Настя имела преимущество перед сестрой оттого, что была старше: за Настей уже ухаживали парни, Филимон ухаживал, когда Даша еще считалась девочкой. А теперь опять же Настя в превосходстве оттого, что выглядит моложе младшей сестры. Значит, Настя, надо думать, счастливее Даши. Значит, такая неодинаковая у них судьба.

Интересно, однако, узнать, как это смогла уберечь себя Настя от губительного действия времени? Ведь время-то было нелегкое, для всех нелегкое. Сколько всего пережито было за эти годы, пока не виделись сестры! Взять хотя бы одну войну. Сколько жизней, сколько здоровья унесла война! Сколько всего хорошего сгублено, порушено! А были ведь и другие переживания, и другие заботы, сосавшие сердце, сушившие тело. Как же это Настя-то не уходилась от всего этого? Вот она стянула через голову легкое, воздушное платье в крупных цветах. Теперь хорошо видно и алебастрово-белую ее шею, без единой морщинки, и плечи, гладкие, как у статуи, и нежную, полную грудь в затейливом лифе. Или, может быть, она хорошо отдохнула от всего пережитого и снова набралась и сил и свежести в каком-нибудь санатории?

Все это хотелось Даше выспросить, выведать у сестры. И, сливая воду из кувшина, она начала было расспросы, когда в воротах появилась маленькая девочка и, как взрослая, придирчиво заговорила:

- Вы что же, тетка Даша? Где же вы? Ведь народ собрался...

- Ой, и вправду, что же это я! - Даша поставила кувшин на табуретку. Ой, и вправду, мне ведь надо бежать. Я сейчас, я сейчас, Лизавета, заверила она девочку. И поглядела на окна своего дома. - А ребята мои еще спят...

- Ты не беспокойся, Даша, я сама их накормлю. - Нонна Павловна стала вытираться мохнатым полотенцем. - Ты иди куда тебе надо...

- На работу мне надо, - сказала Даша. - А я и забыла, что Насти-то нашей нету. Она вчера еще оформляться поехала в райисполком. Уезжает наша Настя, главная помощница моя над ребятами...

Даша ушла, так и не успев толком объяснить, куда уезжает Настя.

4

Проснулись дети. Виктор и Сергей, скуластые, как отец, с синими глазами матери, и Таня. Они не удивились, увидев в доме свою тетю. Они и раньше знали, что она живет где-то в Москве и скоро должна приехать. И сразу стали называть ее тетей Настей.

Нонна Павловна раздала им подарки: мальчикам - по перочинному ножу и по набору цветных карандашей, девочке - дамскую сумочку. Таня сказала "спасибо" и прикрикнула на братьев, не сумевших так же вежливо принять подарки. Потом Нонна Павловна взяла два ножа, с яростным выражением на лице поточила их друг о друга и стала нарезать тонкими ломтиками привезенную ею московскую колбасу. Ножом же она открыла банку с джемом и коробочку с икрой.

Мальчики с еле скрываемым удовольствием смотрели на эту праздничную еду, но ели ее с достоинством, вдумчиво, не торопясь, как, вероятно, и полагается есть настоящим, уважающим себя мужчинам.

Таня очистила селедку и поставила на стол чугунок с картошкой в мундире. К городской еде она не прикоснулась и старалась даже не смотреть на нее, как бы желая показать, что уже не маленькая, чтобы в будни питаться такой деликатной пищей.

Оглядев одежду ребят, дом, вещи, Нонна Павловна сделала вывод: "Живут не шибко. Хотя, - подумав, добавила она про себя, - получше живут, чем мы когда-то жили. Дом пятистенный, радио, патефон, кровати с шишками, одеяла хорошие, книги..."

- Кто же у вас книги-то читает?

- Все, - ответила Таня. - Ну, правда, не все, - поправилась она. Витька не очень-то читает.

- И мама читает?

- И мама, - подтвердила Таня. - Только она больше про телят читает. А папа сердится...

- Почему же он сердится?

- Он сердится, что она только про телят читает, как их надо воспитывать. А он говорит: "У тебя дети". И велел ей прочитать в обязательном порядке книгу "Жатва" Галины Николаевой.

- Ну, и она прочитала?

- Нет еще...

- А папа сильно сердится?

- Сильно...

Нонне Павловне захотелось выспросить у детей все, все о жизни родителей. Ведь у детей лучше всего выспросишь... Но вдруг пришла Настя.

Она оказалась действительно красавицей и действительно была похожа на тетку в молодости, - стройная, гибкая, с загорелым веселым лицом, освещенным лучистыми глазами, с толстой косой, с живыми движениями. Она уже выросла из своего платья, ситцевого, красного с белыми горошинами. А материнские платья ей, видимо, не придутся - она крупнее матери.

Нонна Павловна привезла в подарок племяннице кофточку, но, увидев ее, тут же передумала и решила подарить крепдешиновое платье: "Пусть помнит тетку".

- Ну-ка, Настя, примерь.

Дареное платье тотчас преобразило Настю. Она стала еще красивее и, заключив тетку в жаркие объятия, расцеловала в обе щеки, так что на щеках появились красные пятна.

- Ох, какая ты добрая, тетя Настя! Самая, самая добрая!

Эти слова до того растрогали тетку, что она подарила племяннице еще и янтарное ожерелье, так же, как и это платье, не предназначавшееся для подарка.

- Теперь я хочу, чтобы ты меня поводила по деревне, - сказала тетка. Я ведь тут вроде как чужая...

- Повожу, повожу, - скороговоркой, подражая матери, пообещала Настя. Обязательно повожу. Только мне надо сбегать на ферму. У меня там дела. Но я мигом вернусь. Я только скажу Фросе, чтобы она не сердилась, поскольку ко мне приехала тетя...

Настя зашла за печку и переоделась, но надела не то старенькое красное платье с белыми горошинами - видимо, оно было все-таки парадным, - а простую юбку и такую же, как у матери, малиново-бурую, вылинявшую от стирки кофточку.

Вернулась она с фермы не мигом, как обещала, а часа через два.

Нонна Павловна успела за это время хорошо вздремнуть и после сна опять умылась холодной колодезной водой. Она потребовала, чтобы племянница надела дареное платье. Но Настя запротестовала:

- Ну что это вдруг за воскресенье! Я возьму и выряжусь, а люди кругом работают...

И этими словами поставила тетку в несколько затруднительное положение.

Нонна Павловна все-таки решила не переодеваться соответственно будням. Она так и вышла на улицу, в чем приехала: в нарядном платье, в туфлях-лодочках, с красной лакированной сумкой на длинном ремне через плечо.

5

Улица, пыльная, ярко освещенная полуденным солнцем, вначале показалась пустынной. Но за углом, у магазина, толпились женщины.

- Поступила в продажу бязь, - голосом продавца сказала Настя.

Из распахнутых дверей магазина повеяло прохладой и запахло жестяными ведрами, мануфактурой и - сильнее всего - керосином.

Женщины с любопытством посмотрели на Нонну Павловну, но никто, видно, не узнал ее. Да и она тут тоже никого не знает. Прошли годы. Выросло много нового народу. Девчонки стали женщинами. Женщины стали старухами. Конечно, если остановиться у магазина, найдутся в толпе и знакомые.

Однако Нонна Павловна не остановилась. Ей хотелось пройти к реке. Но и у реки, где несколько парней смолили большую лодку, Нонну Павловну никто не узнал.

3
{"b":"64136","o":1}