Опомнившись, Гарри ломанулся прочь, отчаянно зовя на помощь Данилу, Северуса, хоть кого-нибудь… Откачали, конечно, запустили остановившееся сердечко, а Гарри в который раз прокручивал в голове слова Эльма о том, что помощь ему нужна, а не трусливое убегание. Вот он дурак, испугался умирающего. Хорошо хоть на помощь догадался позвать… Терзается Гарри, переживает свою идиотскую трусость, а перед глазами так и стоит та картинка: последняя улыбка и янтарный взгляд умирающего эльфа. Подошла Лери, села рядом с Гарри и протянула ему кружку горячего мятного чая. Тот молча и благодарно взял кружку, обнял её ладонями и снова уставился в пустоту перед собой, собираясь и дальше страдать-терзаться. Но Лери не дала ему уйти в себя, она обняла его за плечи, легонечко покачала туда-сюда и серьезно сказала:
— Перестань, Гарри. Мы же спасли его, не дали ему уйти за грань.
— Но я его испугался… Умирающего испугался.
— И правильно сделал, Гарри. Мы живем в новом мире и не всегда знаем, что здесь безопасно, а что нет. Гарри, ты правильно поступил, твой страх здесь единственный верный друг и советник, и ты должен подчиняться ему, потому что страх и боль самые верные наши ощущения. И если мы не будем им следовать, мы погибнем. Ты, главное, помни, Гарри, ничего не боится только полный идиот и даун.
Тут на веранду вышел Михаэль, посмотрел на жену и старшего сына и устало улыбнулся:
— Всё в порядке, жить будет. Он назвался Тайгерисом, Данила перевел его имя как Тигровый глаз.
====== Глава двадцать четвертая. Мантикоры бывают разными ======
Прошло два дня. Тайгерис потихонечку поправлялся к радости Михаэля, а как же, он врач, спасатель и ему просто положено радоваться за спасение каждой жизни. Гарри старательно избегал той палаты, в которой находился крылатый пациент, и всеми силами увиливал от каких-либо обязанностей, но однажды он не успел, Лери перехватила его, всунула ему в руки поднос с ужином для Тайгериса и попросила отнести. Ну, делать нечего, пришлось пойти, отнести ужин этому… химере, чтоб его мантикоры покусали. Гарри и сам не знал, чем объяснить свою неприязнь к этому крылатому эльфу, возможно, всё дело в том, что этот тип стал причиной его слабости, страха, который тот нечаянно вызвал. Как бы то ни было, но Гарри донес поднос до палаты, зашел и, стараясь не смотреть на обитателя комнаты, поспешно прошел к столу. Сгрузил на него поднос и так же быстро пошагал к двери, спеша покинуть помещение, но… Последовавший вопрос буквально пригвоздил его к месту:
— Кто здесь?
Гарри медленно обернулся от двери, до которой уже почти успел дойти, пристально посмотрел на летуна и тут же удивленно замигал. И было от чего: крылатый эльф сидел на корточках на краю кровати и слепо шарил перед собой рукой. Вот он добрался до края стола, затем до подноса и, нащупав глубокую тарелку с бульоном, неуверенно замер, явно не зная, что делать дальше. Гарри, воздев глаза к потолку, мысленно выругался, хотя хотелось вслух и громко… Как-то никто не удосужился ему рассказать о том, что этот тип слепой и беспомощный, а может, и говорили, да только он прослушал, не желая участвовать в судьбе крылатого эльфа. А тот, упираясь кончиками крыльев в постель позади себя, повторил вопрос:
— Да кто здесь? Я твои шаги не узнаю… кто ты?
— Я Гарри. Вы не видите меня, сэр?
Говоря это, Гарри вернулся к кровати и теперь внимательно всматривался в красивое, породистое лицо. При свете дня глаза того не отсвечивали так ярко, как тогда, на закате, сейчас они были светло-карими и неподвижными, невидящими. Услышав голос Гарри, Тайгерис улыбнулся, отчего на его щеках появились глубокие ямочки, и сообщил:
— При свете дня я ничего не вижу, Гарри, я ночной охотник.
За словом «охотник» в воздухе так и повисло невысказанное «хищник», особенно если учитывать его внушительные клыки и когти. Из легкого ступора Гарри вывел следующий вопрос Тайгериса:
— Ты не подашь мне тарелку? Я чую запах бульона, но не вижу, сколько его, не хотелось бы расплескать.
Гарри понял и осторожно пододвинул тарелку, потом дал ложку и направил его руку, давая понять, откуда черпать. Ел тот вполне культурно и вел себя достаточно цивилизованно, по крайней мере он знал, что такое ложка… А интерес Гарри всё возрастал и возрастал, он смотрел, как тот ест, и отмечал всё новые подробности в его внешности. Странное создание, по своей сути он являлся химерой и сейчас, сидя вот в такой позе, он очень сильно напоминал горгулью, каменную статую на крыше Нотр-Дама. Дождавшись, когда он доест, Гарри спросил:
— Простите, а кто в вас стрелял?
Тайгерис поморщился, но ответил:
— Не в меня стреляли, а в подругу мою. Стычка у них в селении вышла, и Гален, это кузнец тамошний, решил, что незачем всяким мантикорам небо коптить. Это ночью было, устроили засаду на Меррайю, а мы с ней вместе в ту ночь охотились, я заметил и вмешался, как видишь, не очень удачно с моей стороны. Но это неважно, главное, она успела спастись.
Гарри с трудом дослушал, с первого упоминания о мантикоре его окатила волна сильнейшего отвращения, да что он тут… себе воображает, тварь! Защищать мантикору, такую же тварь, как и он сам!
С этого момента Гарри перестал заходить в комнату окончательно, ему Тайгерис совсем разонравился, да и чего ждать от существа, которое водит дружбу со смертельно опасными мантикорами, известными волшебникам в категории опасных существ класса пять икс, то есть не поддающиеся приручению и крайне ядовитые впридачу.
А несколько дней спустя после памятного разговора произошло одно событие, которое надолго встряхнуло их. Произошло это во время прогулки по холмам на западном берегу озера, которое, кстати, назвали озером Соломона, а саму долину поэтично окрестили Долиной Мирабель. Итак, спокойная, мирная семейная прогулка, Михаэль и Лери идут, взявшись за руки, впереди Люпин и Север, сам Гарри чуть поотстал, наслаждаясь теплым солнечным днем, и ничто не предвещало… когда над озером совершенно беззвучно распахнулись два крыла и огромный бронзовый ранкориал по широкой спирали пошел на снижение, сжимая в лапах небольшую кабину. Михаэль и Лери переглянулись и тут же, не сговариваясь, побежали к дому, куда только что приземлился дракон. Гарри подхватил Севера и, кивнув Люпину, помчался следом. Подбежав к кабине, они увидели, как из неё вышел мужчина, высокий и желтоволосый, с черной повязкой на правом глазу. Окинув единственным зеленым оком подошедших людей, он обратился к Михаэлю:
— Аэльтонвейденвэйр сказал мне, что здесь помогут, моя жена не может разродиться, никак не пойму, то ли плод неправильно лег, то ли сразу двое лезут и застряли в шейке матки…
Разумеется, не успел он договорить, как Михаэль, схватившись за голову, бросился в кабину, чтобы, однако, выскочить обратно с выпученными глазами и заиканием. И с трудом выговорил, вернув глаза обратно в глазницы:
— Это… простите, ваша жена?
Лери удивленно почесала в ухе и переспросила:
— В чем дело, Михаэль?
А тот трясущейся рукой ткнул в сторону кабины и продолжил высказывать претензии одноглазому:
— Вы хотя бы предупреждайте, что ваша жена не человек. И ещё, ищите ветеринара, я никогда в жизни не принимал роды у львиц!
И, конечно, после таких слов Лери, полная любопытства, устремилась в кабину. После недолгой тишины раздался её восторженный возглас:
— Вау! Мантикора!..
И тут же высунулась наружу, торопливо сказала мужу:
— Позови Дерека, у него больше опыта, он имел дело со львами.
Михаэль кивнул, оглянулся, увидел Гарри, вспомнил про Эльмо, Патронуса-сенбернара и попросил у сына:
— Гарри, будь добр, пошли Эльма за Дереком. Поторопись, прошу.
Ну что делать, не спорить же… И Гарри, скрепя сердце и загнав подальше неприязнь к существу под названием «мантикора», позвал Эльмо. Проводив же взглядом серебряного сенбернара, повернулся к кабине да так и замер — одноглазый незнакомец и Лери, поддерживая с двух сторон, осторожно вели… Гарри даже икнул от неожиданности, сразу вспомнив сфинкса, которого видел на третьем туре Турнира Трёх Волшебников. Голова женская, каштановые волосы, серые глаза, вполне обычное лицо, а вот тело, да, львиное, очень беременное львиное тело… Тут ему пришлось со стыдом признать, что он, в принципе, даже не знает, как вообще выглядит мантикора. Слышать слышал, ну пару стилизованных картинок видел в древних бестиариях, и если верить им, то мантикора должна выглядеть как помесь скорпиона с крабом и тем же львом, но никак не как эта измученная тяжелыми родами женщина, которая, с трудом переставляя мощные желтые лапы, тяжело шагает к дому, глухо постанывая от боли. А рядом с ней идет её одноглазый муж, поддерживает и тихо, успокаивающе бормочет:
