Другой проблемой стало обилие трупов. Изуродованные давкой тела устилали окровавленные ступени эскалаторов, беспорядочной кучей лежали у их подножия, в раздолбанных обрушениями составах погибших было ещё больше. Порфирьев, закончив расчищать свою часть вагона, вылез наружу и минут десять лазал там с мощным фонарём в руках. Антон ещё тогда подумал, что амбал вряд ли успел собрать все свои вещи после объявления эвакуации. Наверняка этот рюкзачище был подготовлен им заранее, это вполне в духе асоциала-мизантропа. Значит, у Порфирьева имеются какие-либо полезные вещи, и Дилара права, нужно держаться к нему поближе и не раздражать. Если верить офисным слухам, Порфирьев тайно является то ли расистом, то ли нациком, в общем, ненавидит нерусских, но тщательно это скрывает. Впрочем, теперь Антон в этом сильно сомневался. Если судить по взглядам, которыми он зыркает на людей, и напрочь отсутствующей теплоте в манере общения, Порфирьев ненавидит вообще всех, и скрывает это совсем не тщательно. Хорошо, что асоциальный брутал держит себя в руках, но кто знает, как долго так будет продолжаться? Поэтому лучше его не раздражать, сейчас главное – выжить, а в условиях отсутствия цивилизации лучше всех выживают кровожадные хищники. Хотя лично Антон чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы рядом вместо Порфирьева были бы братья Дилары. При первой же возможности надо связаться с её родственниками.
– Прошу внимания! – злобный рык вернувшегося в вагон Порфирьева никак не коррелировал с понятием «прошу». – Мужчины, кто не боится крови и трупов, прошу собраться у вагона! Нужно собрать погибших и перенести как можно дальше. Неизвестно, сколько нам придется здесь просидеть, когда трупы начнут разлагаться, мы тут дышать не сможем. От них надо избавиться сейчас, пока это несложно.
Сказать, что его слова шокировали обитателей вагона, было бы преуменьшением. На зов Порфирьева откликнулось всего двое мужчин, но амбал прошёл по вагонам до самой платформы и насобирал довольно большую команду. Выяснилось, что весь состав, которому принадлежал их вагон, более-менее выдержал частичное обрушение. Погибших в вагонах не было, но среди тех, кто на момент камнепада находился за бортом, почти всех убило или ранило. Многие испытали настолько сильный шок, что долго не могли заставить себя выползти из-под вагонов, куда чудом забились прямо под падающими сверху обломками. Три часа команда добровольцев выносила на платформу раненых и собирала тела погибших. Трупы относили как можно дальше в тоннель перегона, туда, где стоял третий по счёту состав. Его ближние вагоны сильно деформировало, дальние расплющило вместе с тоннелем, погибших было большинство. Мертвецов складывали непосредственно у границы обвала, и Порфирьев заявил, что позже, если потребуется, придётся вручную сложить нечто вроде баррикады между захоронением и жилой зоной, чтобы хотя бы частично снизить распространение трупного запаха.
Пока Порфирьев занимался уборкой тел, Антон с Диларой закончили обустраивать свою часть вагона. В процессе этого они перезнакомились с товарищами по несчастью, и все собрались на обсуждение сложившейся ситуации. Многие получили царапины и ушибы, не у всех имелась еда, с водой было ещё хуже. Поэтому было решено отправить активистов к администрации станции и выяснить, что сотрудники метрополитена планируют предпринять дальше. Антон, как инженер-механик, был избран старшим вагона и с двумя активистами направился к платформе. Освещения в тоннеле не было, в некоторых вагонах ещё горели уцелевшие осветительные приборы, но машинисты берегли аккумуляторы, и напряжение подавалось минимальное. Чтобы не споткнуться о лежащие всюду тела и обломки, Антон включил фонарик коммуникатора. Световое пятно выхватило из полумрака бездыханное тело со следами множества подошв на окровавленной сорочке, и Антон невольно отвёл глаза. В этот момент всё вокруг вновь затряслось, сверху посыпалось земляное крошево, и все трое бросились к дверям ближайшего вагона. Но распахнутые двери оказались заблокированы вырванной лавкой, за которой заняли оборону какие-то люди, и внутрь вагона их не пустили. Пришлось в ужасе спасаться от обрушения под вагоном, в лотке между рельсами. К счастью, обвала не произошло. Землетрясение продолжалось секунд двадцать, после чего всё стихло.
Выбравшись из-под вагона, Антон со спутниками столкнулись с несколькими полицейскими, с тихой руганью стряхивающими с себя земляную пыль. Оказалось, что полиция выясняет положение дел, чтобы понять истинную картину случившегося на станции. Активистов хотели было отправить назад до особого объявления, но узнав, что по специальности Антон инженер-механик, старший из полицейских выдал им одного из своих людей, и тот повел всех к начальнику станции. Попав на платформу, Антон пришёл в ужас от увиденного. Пол в кровавых разводах, поверх которых на чем придется разместились сотни людей. Места не хватает, стоящие у платформ составы переполнены, отовсюду несут тела, не понять, живые или мёртвые, какие-то люди ходят по залитым кровью эскалаторам и стаскивают со ступеней тела погибших, и у подножия эскалаторов образовались целые штабеля из мертвецов… Психика не выдержала настолько чудовищного зрелища, и Антона вырвало. Заметив, что его накрывает тошнота, из сидящей и лежащей на платформе толпы выскочили двое и схватили Антона под руки. Но вместо того чтобы помочь, они грубо стащили его на пути, не обращая внимания на протесты сопровождающих.
– Смотри, куда блюёшь! – зло процедил один из них. – Там люди с детьми сидят!
С этими словами они оставили содрогающегося от приступа рвоты Антона и влезли обратно. Кто-то из толпы посоветовал возмущающимся спутникам Антона заткнуться и катиться отсюда, пока их всей толпой не заставили вычищать следы рвоты. Активисты обратились к сопровождающему их полицейскому, но тот лишь отмахнулся. Пришлось подчиниться большинству. Антон попытался отдышаться, но сделать это не получалось. Здесь, на рельсах у платформы, всё было загажено рвотными массами, и вонь от них провоцировала новые приступы тошноты. Он понял, что не первый, кого стошнило при виде растерзанных трупов. Незанятого составами места у платформы было немного, все, кого тошнило, старались добраться досюда, и восстановить дыхание тут невозможно. Активисты тоже это поняли, и Антону помогли забраться на платформу. Там ему стало легче, и полицейский повёл их дальше.
Попасть в офис дежурного по станции оказалось нелегко. Всё было забито людьми, желающими попасть к начальству станции, их громкие нервные требования сливались в непонятный гвалт, ещё более усиливающий паническую напряжённость и всеобщую истерию. Выяснилось, что как такового начальника станции нет, управление взяли на себя двое: капитан полиции и кто-то из старожилов станционного персонала. Полицейский пытался успокоить рвущихся к нему людей, призывал соблюдать порядок, что-то записывал на одном листе, составлял какие-то списки на другом, и устало твердил одну и ту же фразу:
– Граждане, возвращайтесь на свои места! Чтобы организовать выдачу воды и прочую помощь, мы должны знать точное количество людей и их состояние! Бессмысленные перемещения сильно усложняют нам эту задачу! Возвращайтесь на свои места и ждите появления сотрудников полиции и метрополитена! Они проведут перепись граждан и составят списки с учетом ваших комментариев! На основании этого мы сможем начать распределение воды!
Новый приступ землетрясения прервал его слова, но на этот раз трясло совсем слабо, и это лишь придало сил орущим на него людям. Все наперебой требовали для себя и своих семей кто врача, кто воды, кто сухой паёк, который, по их мнению, должен храниться на станции на случай катастроф, кто-то желал получить мобильную связь или доступ в сеть. Некий очень полный мужчина, красный от возмущения, стирал со лба пот и одновременно тыкал в капитана какими-то корочками, обещая огромные проблемы, если ему с семьёй сейчас же не предоставят отдельное помещение. Остальных воплей в звенящем гвалте было не разобрать, и Антон растерялся, не зная, что делать дальше. Сопровождающий их полицейский куда-то пропал в этой толпе, активисты оказались более решительными и вклинились в ряды требующих, заставляя капитана внести их фамилии в какие-то списки у него на столе, назначение которых вряд ли понимали сами. Антона оттеснили к стене, и он потерял капитана из виду.
