- Бог мой, Рай, - прошептала она. - О!.. - Его рука скользнула между ее бедер. Она напряглась.
- Когда мужчина и женщина в первый раз оказываются в постели, - мягко прошептал он ей на ухо, - они идут путем проб и ошибок. Скажи мне, если я сделаю что-то такое, что тебе неприятно.
Дина нервно сглотнула. После Томми никто не прикасался к ней в этом чрезвычайно интимном месте, и, хотя сегодня вечером она была готова ко всему, инстинкт заставил ее насторожиться, но, чтобы показать ему, что готова к этому, она расслабила бедра и раздвинула ноги. А после очередного поцелуя она уже ничего не стеснялась, совсем ничего - даже если это чудо продлится всего лишь одну ночь.
Она подвергала себя риску и осознавала это, тем более что отдавалась мужчине, поклявшемуся никогда больше не связывать себя узами брака. Она-то давала подобную клятву с оговоркой: "Я выйду замуж только в том случае, если встречу идеального мужчину".
Что ж, идеальных людей не бывает, но Рай Хардин был чертовски близок к идеалу. Прикосновения его пальцев поднимали ее на все новые высоты удовольствия. Ее тело ритмично двигалось, отзываясь на касания его рук, по нему разливалось блаженное тепло.
И вдруг...
- Подожди, - задыхаясь, сказала она, перехватив его руку. - Я.., лучше бы... - Она не могла подобрать нужных слов.
Но Рай уже все понял. Еще раньше он положил под подушку маленький серебристый пакетик. Теперь он достал его, надорвал край и извлек презерватив. Он терпеть их не мог, но понимал их необходимость и никогда не пренебрегал ими. Единственное исключение - это первые несколько месяцев его недолговечного брака, когда он надеялся, что у них будет ребенок. Но вскоре он узнал, что его жена все это время принимала противозачаточные таблетки. И спала не только с ним...
Он помотал головой, стараясь избавиться от воспоминаний. Они уже не причиняли ему боль, но сейчас было отнюдь не время думать о прошлом, Дина была совсем не похожа на Кейт. Она не была похожа ни на одну из встречавшихся ему женщин.
Ослепительной молнией вспыхнула мысль: "Я люблю ее!"
Он ничего не сказал ей, ведь нужно было еще многое обдумать. Не сейчас. Позже, когда он будет один и сможет рассуждать здраво. А сейчас его сердце колотилось все быстрее, от этого у него шумело в голове, и он желал Дину еще сильнее, чем прежде.
Возвышаясь над ней, он, опираясь на локти, всматривался в глубину ее глаз, ища там ответы на вопросы, которые внезапно стали исключительно важными. "Почему ты так поступаешь? Любишь ли ты меня?"
Не подозревая о том, насколько глубоки его мысли, Дина обвила ногами бедра Рая и пригнула его голову к себе, чтобы поцеловать его в губы.
- Ну давай же... - прошептала она. - Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя! Желание переполняло ее, оно было таким настойчивым и жгучим, что Дина почувствовала себя совсем другой женщиной. Рай тоже почти утратил самоконтроль. Он обхватил руками ее бедра и приподнял ее. Дина изогнулась, судорожно хватая ртом воздух. Жар его плоти сжигал ее изнутри, заполняя все ее существо, и вожделение превратилось в неконтролируемое и неподвластное рассудку чувство. - Рай! - вскрикнула она, впиваясь ногтями ему в спину.
Встревожившись, он остановился. Ведь она такая хрупкая, а он такой большой.
- Я сделал тебе больно?
- Нет, нет, нет! - простонала она. - Мне так хорошо...
Он прерывисто вздохнул. Стоило ей попросить остановиться - он подчинился бы, без жалоб перенося болезненные последствия неудовлетворенного желания. Обхватив ладонями ее лицо, он вгляделся ей в глаза. Неужели она действительно никогда не испытывала такого наслаждения, как с ним?
- Никогда? - спросил он взволнованным, хрипловатым голосом.
- Никогда, - ответила она настолько тихо, что он едва расслышал ее слова.
Его переполняла страсть и гордость; они распирали его грудь, сжимали горло. Упершись ладонями в подушку по обе стороны от ее головы, он возобновил движения, наблюдая за выражением ее лица. Когда она закрыла глаза, он произнес грудным шепотом;
- Открой глаза. Я хочу видеть, что ты чувствуешь...
Она подчинилась. Глядя ему в глаза, она не только острее чувствовала его близость, но и испытывала новую, ни с чем не сравнимую нежность. Тяжело дыша, она облизнула губы кончиком языка.
- Дина... - прошептал он, - если бы ты только знала...
Она уже не могла спросить, что он имеет в виду, поскольку была поглощена собственными ощущениями настолько, что весь мир вокруг нее мог бы развалиться на части и она ничего не заметила бы.
Она начинала ощущать приближение финала - словно волна, зародившаяся на просторах океана, все ближе подкатывала к берегу. Она еще крепче обхватила Рая, вновь и вновь повторяя его имя. Ее голова заметалась по подушке, а глаза влажно заблестели.
Заметив эти признаки, Рай дал волю чувствам... На несколько минут они словно сошли с ума. Кровать содрогалась в такт их неистовым движениям. Мир вокруг них перестал существовать. С их губ срывались слова, которые никто никогда не решится произнести в другой ситуации...
- Да... Боже мой, да!.. - вскрикнула Дина; судороги наслаждения становились все сильнее, словно заполняя ее вены огненной вулканической лавой. Она впилась пальцами в его спину и нашарила губами его губы.
Один яростный поцелуй - и последний взрыв удовольствия...
- Дина! - вскрикнул Рай.
Она, дрожа, прильнула к нему, чувствуя слабость во всем теле. Из ее глаз на подушку брызнули слезы, и наступившую тишину нарушили негромкие всхлипывания.
Несмотря на состояние блаженной расслабленности, Рай встревожился, услышав этот звук. Он всмотрелся в ее глаза:
- Все в порядке? Или что-то не так? Улыбнувшись сквозь слезы, она с нежностью прикоснулась к его лицу:
- Мне никогда в жизни не было лучше, чем сейчас.
С его лица исчезло выражение озабоченности.
- Дина, если ты говоришь правду... - Он осознал, что вновь готов сказать ей, что любит ее, и, чтобы не сделать этого, вынужден был сжать губы. Не нужно быть слишком настойчивым. Сегодня ночью она отдалась ему; он не мог желать большего. Природа взяла свое. В конце концов, он никогда не рассчитывал вновь влюбиться в кого-либо и даже не надеялся на это. И хотя многое свидетельствовало о том, что и она влюблена в него, медленное, постепенное движение в этом направлении казалось ему вернее.
