— Вот чёрт, — пробормотал Роман и попытался стряхнуть огонёк. Огонёк даже не мигнул — он держался, как приклеенный. Роман потряс рукой. Огонёк перескочил с указательного пальца на средний.

Станислав коротко рассмеялся и дунул на огонёк. Тот качнулся и исчез, как потухает огонёк свечи.

— А, вот так, — Роман кивнул и протянул руку в темноту. Он кое-что ощутил, понял принцип и был твёрдо уверен, что на этот раз должно получиться, но вместо свечи из его ладони вырвалась длинная зелёная искра и погасла, обрисовав на мгновенье в пыльной темноте дымный зеленоватый череп.

— Ого, блин… — протянул Роман озадаченно и вопросительно посмотрел на Станислава.

Тот еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Твои штучки? — спросил Роман сконфуженно.

— Та мои. А чьи ещё?

— Ладно, кончай уже прикалываться, чародей. Пришли.

— Прикалываться? К чему?

— Подтрунивать.

— А…

Роман нашарил ключ, отпер дверь, и из каморки пахнуло затхлостью и упырями. Мертвечиной. Станислав поморщился.

— Как будто и душно, а, Ромек?

— Да уж, не розами благоухает.

Роман зажёг электрическую лампочку, резанувшую голым мёртвым светом по глазам — и Станислав отшатнулся и зажмурился.

— Ой, погаси!

— Тут окон нет…

— То не страшно. Сейчас мы тут устроимся, Ромек.

Роман пожал плечами и щёлкнул выключателем.

Станислав потёр глаза — и, взмахнув рукой, повесил в воздухе плывучую гирлянду голубых огоньков. Огляделся, прошёлся вдоль стены, чуть касаясь оштукатуренной шершавой поверхности — и слегка стукнул по ней ребром ладони. Откуда ни возьмись потянуло свежим холодным воздухом и запахло сырой землёй и дождём. Станислав обернулся, удовлетворённо улыбаясь.

— Здорово, — сказал Роман. — Только темновато.

Станислав провёл рукой по столу, оставляя на пустой консервной банке, на ржавом чайнике, на треснувшем стакане пучки светящихся призрачных шариков. Потянулся, посмотрел вверх — и потолок, как показалось Роману, поднялся в гулкую пещерную высоту и населился качающимися синеватыми тенями. Страшная комната приобрела странный нечеловеческий уют.

Станислав присел на продавленный диван отдохнуть от трудов праведных. Роман устроился рядом.

— А домовина где у тебя? — спросил Станислав и зевнул. — Скоро светает.

— Так ведь… а… а что ты имеешь в виду?

— Что. Гроб.

— Что?! — Роман чуть не подпрыгнул на месте. — Какой ещё гроб?

— А спишь-то ты где?

— Ну ты, Стаська, даёшь… не в гробу же! На диване и сплю, если вдруг остаюсь тут.

— Ты спишь, как смертный, а я, по-твоему, дикарь…

— Слушай, дитя Тьмы и Вечности, сейчас на дворе уже двадцать первый век, в гробах уже не спят — не модно. Пора, знаешь ли, привыкать к современному ритму жизни, пан Станислав. Так что ты как-нибудь так.

— Через пятак. От тебе и проснулся в будущем веке. Голову преклонить негде.

Роман усмехнулся, толкнул вампира на спинку дивана, прижал — тот снова зевнул и, ёрзнув плечами, разлёгся уютно, как кот. Роман примостился сбоку. Он почему-то чувствовал себя, как мальчишка, ночующий вместе с приятелем в шалаше собственного изготовления — было неудобно, но на удивление славно и по-детски весело. Сами собой забылись амбиции, забылись дурные игры, жадность, досада…

И качающаяся голубая дремота склеивала веки сама собой.

Уже перед тем, как позволить себе заснуть, Роман ткнул Станислава в бок и сонно спросил:

— Я ещё хотел узнать — а чего ты… не разнёс по ветру эту ненормальную с ножом, а?

Станислав вздохнул и пробормотал, проглотив зевок:

— Завтра, завтра… после заката…

Роман проснулся с полузабытым ощущением тепла и мягкой истомы, как в детстве, когда в школу не надо, а можно понежиться в постели, не раскрывая глаз и потягиваясь. Но уже через минуту он вспомнил события ближайшего времени и сообразил, что дремать и наслаждаться некогда.

Вампир исчез.

На узком диване было уж чересчур просторно.

Роман рывком сел и огляделся. Каморку было не узнать: она вся светилась голубоватым призрачным светом, она благоухала ладаном, ванилью и свежестью и, казалось, вся была населена шепчущими тенями. Каморка теперь стоила люксовых апартаментов, но Станислав ушёл.

А Роман почувствовал голод и ужас.

Всё. Хватит с тебя. Наигрался.

И то. Ты же, Ромочка, обнаглел до последних пределов. Хозяина за руки хватал, дурацкие вопросы задавал, трепался, фамильярничал — это со старым-то вампиром! А он — добрейшее существо — в благодарность за сломанную рамку и не мешал тебе сидеть у него на шее. И ни звука против — грейся, упырь поганый, грейся. Но сколько же можно — ты ж весь день грелся.

Хорошего — помаленьку.

Роман вздохнул. Ну да, а ты-то уже навоображал себе! Приятель вампира! Или даже — товарищ! Да тамбовский волк тебе товарищ…

Роман потёр ладонью замызганную подушку и поднёс ладонь к лицу. От пальцев тонко пахло ладаном.

— Стасенька, — пробормотал Роман печально.

— Ты чего хочешь, Ромек? — отозвался вдруг вампир под самым ухом.

Роман чуть не подпрыгнул от неожиданности. Станислав вышел из тени, как сквозь стену прошёл. Его русые волосы теперь были связаны в хвост, он был одет в замшевую куртку с бахромой, бархатные штаны и короткие сапожки. И он вполне мог бы позировать для нового портрета — городской вампир начала двадцать первого века. Только мрачный.

— Стаська! — закричал Роман в восторге. Право, обычно он лучше владел собой, но тут уж особый случай вышел.

Станислав улыбнулся.

— Ты отчего это всполохнулся, Ромек? — спросил он, присев рядом. — Куда я денусь?

— Кто тебя знает, чёрт полосатый, — Романа опять понесло. Он вдруг сообразил, что от тона ничего не меняется, что Станислав уже оценил Романа по каким-то личным критериям и решил, что Роман ему подходит. Вместе с трёпом, фамильярностью и резкими словечками. — Это ж современный Питер, тут всё, что угодно, может случиться.

Станислав кивнул, снова становясь мрачным.

— Та и случилось.

— Что такое?

Станислав хмуро дёрнул плечом.

— Она меня разбудила.

— Кто?

— Та живая пани из этого дома, — Станислав кивнул на потолок. — Прямо над нами.

— Как это — разбудила? Я думал, живые не знают, что мы здесь остановились.

— Не знать-то они и верно не знают, зато те, кому их дорога грозит наглою и грязною смертью, чуют. Душенька-то, как бабочка, бьётся о плоть, как о стенку, желает на волю — и не может. И что, скажи, тому живому остаётся? Лезть в петлю? Так то ж не освободит душу, скорей напротив — напялит на неё новые цепи, потяжелей прежних…

— Так эта твоя пани что, больная? СПИД или что-то в этом роде?

— Она спала, это верно. Я ушёл по снам, но так то ж и положено делать. А больная или нет — так это как ты на то посмотришь. Я ж не доктор. Я ж только чую — жить на свете ей стало тошно. Душа рвётся к новому кругу, устала, стёрлась. А смертному телу так от того больно, что пани может не сдержаться и зробить кепсьтво…

— Как-как?

— Как? А, сделать глупость. Вот, значит, и я…

— Ага, понятно. И что ж, это так у вампиров заведено? Вроде скорой помощи тем, кто может нарваться?

— Да. Старые Хозяева то называют «линия крови». Или «линия рока» — вроде как смертному существу на роду написана смерть в самое близкое время. И какая выйдет смерть, про то ведомо только смерти самой да господу богу на небеси.

— А, вот ты о чём… То есть, ты хочешь сказать, что если обречённый тебя позовёт, а ты услышишь, то ты легко его отпустишь, да? А если не дозовётся, то смерть будет грязной, да? Страшной, там, тяжёлой?

Станислав кивнул.

— И ты поэтому говорил вчера, что в городе пахнет грязной смертью, да? Вампиры не успевают повсюду, куда их зовут, вроде бы их слишком мало для большого города… И поэтому случаются всякие страшные вещи — большие аварии, там, серийные убийства… Кому положено — тот всё равно нарвётся. Правильно?