Он не сразу понял, куда они идут. Оказалось, к платной автостоянке. Им пришлось обходить сетчатый загон, внутри которого рядами стояли машины. Славка остался с другой стороны сетки, глядя сквозь крупную металлическую ячею на свою девушку, идущую об руку с его личным врагом. И сердце его изнывало от свербящей боли.
По-прежнему поглощенные друг другом, Белый и Таня миновали ворота и направились вглубь стоянки, шагая прямо на Славку. Но все-таки свернули, иначе могли бы встретить его горящий взгляд, казалось, способный прожечь камень. Нужная им машина ночевала у самой сетки с левой стороны стоянки. Славка бросил на землю футляр и пошел вдоль изгороди в их сторону. Те не обращали на него внимания. Таня, раскрыв пудреницу, подводила губы и не отрывала взгляда от круглого зеркальца, вмонтированного в крышечку. Белый деловито пристыковывал дворники над ветровым стеклом. Славка вставил ствол ружья в сетку и, задыхаясь от ненависти, произнес:
- Ты, мразь, посмотри сюда.
Белый резко повернулся с самым решительным видом и замер. Теперь кличка как нельзя лучше подходила ему, таким известковым сделалось лицо: кажется, пальцем проведешь - весь будет в побелке. У Татьяны выпала из руки пудреница и, цокнув, раскололась об асфальт. Крышечка, вращаясь, отскочила к сетке, отразив в треснувшем зеркальце ружейный ствол. Побледневшая девушка медленно пошла к Славке, не в силах что-нибудь сказать, только неопределенно двигала протянутой рукой с зажатым тюбиком помады. И вдруг она стремительно подбежала к ограде, остановилась перед Славкой, раскинула руки и вцепилась в сетку. Красная помада полетела в пыль, но Татьяна смотрела Славке в лицо.
- Нет! - крикнула она. - Убирайся!
- Он убил мою мать! - яростно выкрикнул в ответ Славка и вытащил из сетки ружье, дуло которого Татьяна загородила собой. - Маму мою убил, мразь!
- Неправда! - Татьяна бросилась вдоль сетки, размахивая руками, как баскетболистка, блокирующая нападающего команды соперников. - Это не он!
- Отойди! - Славка не мог прицелиться, Татьяна перекрывала зону стрельбы.
Когда он обманным движением перехитрил её, подавшись вперед и сразу отбежав назад и в сторону, Белого у машины не оказалось. Только мелькнула спина уже на середине стоянки. Бригадир рэкетиров, прячась за автомобилями, чуть не на четвереньках удирал к воротам, где в будке охранников был телефон. Славка опустил ружье.
- Как ты могла? - спросил с горечью и недоумением. - С ним! Как же ты могла!
- Ой, ой, не надо! - Татьяна окончательно пришла в себя. Теперь она уже не выглядела бледной, скорее, розовой. И смотрела с презреньем, помогая себе мимикой и интонацией. - Уж помолчал бы! А то я не видела, как ты с этой рыжей обнимался! Она, главное, ещё так посмотрела на меня, как на какую-нибудь!
- Какая рыжая? - У Славки внутри похолодело. - Что ты говоришь?
- На улице тогда! Такая, с косой! С искусственной, наверное!
- Дура! - У него на глаза навернулись слезы. - Какая же ты дура!
Он повернулся и зашагал вдоль забора прочь. Глаза нестерпимо жгло. Так же он чувствовал себя, когда осознал, что матери больше нет. Эта бандитская мразь снова отобрала у него самое дорогое. Татьяна ещё крикнула вслед что-то обидное, он не расслышал, и побежала искать своего дружка.
Славка сунул ружье в футляр, взял его под мышку и, спотыкаясь, побрел через соседский двор. У него ещё хватило воли остановиться за мусорными контейнерами, за бетонной загородкой мусорной площадки, присесть, чтоб не увидели со стороны, и привести себя в прежний вид. Снова напялил парик, нацепил очки и наушники. Только куртку вывернул наизнанку, став из красного зеленым. Все это он проделал очень даже вовремя. Через двор пронесся новенький "форд". Во все его широкие стекла злобно пялились ижаковские бандиты. Белый уже вызвонил группу быстрого реагирования, сориентировав на заметную красную куртку.
Славка вышел на улицу и в ближайшем киоске взял ещё бутылку темного крепкого пива, попросив откупорить. Он стоял, навалясь на железную стенку киоска, глотал холодную горечь и медленно приходил в себя. Рядом стоял прислоненный футляр для гитары. Ничего, мысленно уговаривал себя Славка, держись, альпинист. Подумаешь, опора оказалась ненадежной. Думал, скала, а это оказался всего лишь снежный карниз, наметенный ветром, и он обломился.
Часа через три он приешел домой. Так мысленно называл, да и ощущал на самом деле, квартиру Веры Степановны. У подъезда сидели знакомые тетки, соседки бабы Веры, чесали языки.
- Здравствуйте, дамы! - как обычно, поприветствовал их Славка.
- Здравствуй, Славик! - откликнулась одна из них. - Да ты никак пьяный? Ну, наконец-то! А то мы все удивляемся: что за музыкант такой? В ночных заведениях играет, а все время трезвый!
- Эх, - вздохнул Славка, - да я и не пьяный вовсе. Грустно мне, дорогие дамы, ох как грустно.
- Да чего тебе грустить? - удивилась соседка. - Такому-то молодому? Вон, достань гитару да сыграй что-нибудь веселенькое.
- Не тот инструмент, чтоб веселенькое играть, - снова вздохнул Славка, - а только очень тяжелый металлический рок.
* * *
Замотанная кучей дел, Виолетта Водянкина не забывала тем не менее о Черном Пауке. Папка пополнялась материалами, распухала и обтрепывалась, принимая рабочий вид. Правда, материалы в основном были косвенными, недоставало крепких доказательств.
Ночное побоище в подъезде дало новый толчок её частному расследованию. Среди вещей, обнаруженных в карманах убитого Пятыгина, известного в криминальных кругах под кличкой Пятак, оказалась цветная фотография бородатого парня в ярко-желтой пуховке, снявшегося на фоне заснеженных гор. Края фотографии были грубо и неровно оборваны, а сама она слегка помята.
В ту ночь Виолетта дежурила и выехала с опергруппой на место преступления. Составляя опись найденных предметов, она внесла фотографию как портрет неизвестного, хотя сразу узнала Вячеслава Пермякова. Конечно, испытав угрызения совести. Но переступила через служебный долг, здраво рассудив, что квартира Пермякова опечатана, а сам он исчез, и снимок мало что проясняет в деле о ночной перестрелке. Изрешеченные двери подъезда свидетельствовали, что тут работало целое подразделение киллеров, а альпинист ни при чем. Оперативники опросили соседей, но те хоть и слышали стрельбу, но у всех достало ума не высовываться, чтобы посмотреть, что происходит. Естественно, никто ничего полезного не сказал.