– Мама, мама, мы опоздали, – понеслась в зал, где на раскладном диване обычно спали ее родители.

Забежав туда, увидела, что диван, как стоял со вчерашнего утра собранный, так и продолжает стоять, и даже подушки на нем, на которых долго в ожидании матери валялась Веста, лежали в том же положении.

– Мама, – растерянно произнесла тихо Веста, – а потом закричала в голос, – мама, мама, ты где?

Смутное предчувствие нехорошего поселилось в ее сердце. Она побежала на кухню, и, поняв, что в ней нет смысла искать следы матери, кинулась в прихожую. Включила свет, и ей тут же бросилось в глаза, что нет ни одной пары обуви матери. Ни туфель, ни босоножек и даже домашних тапочек. На стенной вешалке не висел ее летний плащ с кожаной курткой, а на полках не стояли ее сумочки, косметика. Веста побежала снова в зал и распахнула платяной шкаф стенки. В нем сиротливо висели на трех плечиках папины вещи и праздничное платье Весты. В ужасе она смотрела на это и боялась подумать, что мама ушла из дому и бросила ее и папу.

Веста бросилась звонить в магазин матери. Она спросит у нее, почему в доме нет ее вещей.

– Здравствуй, Весточка, – ответила ей сменщица мамы, тетя Люба. – Но сегодня не ее смена, и понятия не имею, где она. Хотя, вот тут мне Алевтина Васильевна говорит, что она уехала вместе с Кириллом Борисовичем. А он, сказал, что его не будет почти месяц. А что случилось, Веста? Она не предупредила тебя об отъезде?

– Нет, – всхлипнула девочка, – и все свои вещи забрала.

– Да, ты что! – с интересом отозвалась женщина.

– Я даже не знаю, что думать, – откровенно призналась она, не понимая, что такое лучше бы скрывать.

– А папа? – продолжала любопытствовать женщина.

– Он тоже, – беззвучно проливая слезы, ответила девочка.

– Ничего себе! – воскликнула довольным голосом Люба, она первая кто узнал ошеломляющую новость о побеге жены майора Краина с предпринимателем Доротовым. Но, опомнившись, что если для населения городка это будет способ хорошо почесать языки, то для дочери Виолетты – это беда. – Весточка, ты не огорчайся заранее, может, мама предупредила папу, – успокаивающим голосом проговорила она. – Может, мама, куда отдохнуть поехала.

– Мне, не сказав? – с недоумением спросила Веста, но плакать перестала.

– Все может быть. Дождись папу, детка. А ты откуда звонишь? Ты что, не в школе? – но ответы на эти вопросы ее не интересовали, на прощание она дала один совет, прежде чем бросила трубку и стала делиться с товарками свежей новостью. – Не расстраивайся, все образуется.

Веста положила гудящую трубку, и подняла глаза. Из зеркала, висевшего над телефонной полкой, смотрела на нее невзрачная девочка. Светлые прямые волосы делали ее безликой. Круглые очки скрадывали васильковый цвет ее глаз, превращая их к тому же еще и в совьи. Рот, вообще, лучше не открывать, чтобы не показывать скобу, выпрямляющую ее выступающие вперед два передних верхних зуба. А тело такое тощее, что, чтобы не одели на нее, все сидело некрасиво. Мама все время вздыхала над ней, когда примеряли обновы, и, видя, что ничто не красит ее дочь. «Наверно она меня бросила из-за этого, – с горечью подумала Веста. – А папу-то за что? Он такой красивый и хороший».

Губы девочки задрожали, и она зарыдала в голос. Она прекращала плач на полчаса, чтобы восстановить дыхание, и начинала снова, бродя по квартире в ночной сорочке, и открывая и закрывая шкафы, но, видя, что в них не осталось ни одной вещи матери, она принималась плакать с новой силой. Она пыталась осмыслить поступок матери.

Ее родители не могли найти общего языка с тех пор, как переехали в это городок, как мама говорила, медвежий угол, и она здесь изнывала от тоски и потому пропадала по вечерам, чтобы развлечься. Потому из-за этого они ссорились, и, наверно, маме все это надоело. Она давно поговаривала, что ни посмотрит, ни на что, и когда-нибудь умотает отсюда. И вот уехала. Но эти размышления никак не укладывались в голове Весты, она только знала одно, что мама ее бросила.

Краин возвращался домой, как обычно с суточного дежурства, в восемь часов вечера. Но что-то в поведении людей заступающих на смену его насторожило. Они, здороваясь с ним за руку, пристально вглядывались в его лицо, будто пытаясь прочесть его мысли. Не случилось ли что с Вестой и Веткой? – думал он, едя в автобусе, курсирующем между полком и городком. В последнее время поведение жены его угнетало, слишком уж веселая она была, несмотря на то, что веселиться не от чего было. Зарплата прежняя, кроме покупки необходимого, они не могли ничего лишнего себе позволить. Игорь мысленно усмехнулся, хотя жене каждый месяц необходимы новые вещи, на них-то и уходит львиная доля зарплаты. Про себя Игорь и не вспоминал вовсе. Работает в форме, выходных дней настолько мало, что можно обходиться из гражданских вещей одной рубашкой и парой штанов на все оставшиеся случаи жизни.

Сосед по подъезду, встретившийся ему возле дома, поздоровался, странно глядя на него, и быстро прошел мимо. Где-то на лестничной площадке третьего этажа, Игорь услышал звуки, то ли плача, то ли воя, доносящихся сверху. Только, когда он приблизился к дверям своей квартиры расположенной на пятом этаже, понял, что это детский плач. Он быстро открыл дверь своим ключом, и, шагнув за порог, крикнул:

– Веста, Веста!

– Папа, папа, – выбежала из своей комнаты его дочь в ночной сорочке с опухшим от слез лицом, и кинулась к нему.

–Что случилось, Весточка? Двойку получила? – присаживаясь на корточки, нежно спросил он.

– Мама, – всхлипнула она, обнимая его за шею и прижимаясь к нему худеньким тельцем, – мама ушла.

– О, а я думал, что серьезное произошло, – облегченно вздохнул он, еще не обращая внимания, что в прихожей отсутствуют привычные для него вещи жены, – к ночи ведь вернется.

– Нет, – завыла дочь, – она не придет, она бросила меня. Она вчера ночью ушла, когда я спала.

Только тут глаза Игоря заметили, что полка под зеркалом не ломится от женской косметики, она совершенно чиста, а под ней не стоят выстроенные в ряд женские сумочки. Его брови в удивлении приподнялись, и он оглядел прихожую, сверху донизу. Мнение, обо всем этом, он не захотел высказывать дочери и решил оставить при себе.

– Ну-ка, Веста, дай я разуюсь, – поднялся он с каменным лицом.

Девочка, поняв, что сейчас все проблемы возьмет на себя ее отец, перестала лить слезы. Она молча наблюдала, как он переодевается в домашнюю одежду, моет ноги и стирает носки. Его привычные действия, постепенно вносили в ее маленькую душу успокоение. Нет, с уходом мамы ее мир полностью не разрушился, у нее есть папа, для которого она всегда была любимая и красивая.

– Папа, я разогрею ужин, – спохватилась она, и побежала на кухню, чтобы включить газ и поставить на плиту сковородку со вчерашними макаронами с фаршем.

Разговор за ужином не клеился. Обычно дочь и отец в это время успевали обсудить прошедший день в школе, что-нибудь запланировать на следующий день или выходные. Но сегодня все было иначе. Доев все со своей тарелки, Веста положила вилку на нее и стала ждать, пока отец доест свою порцию.

Каким бы спокойным на вид не был ее отец, она знала, что уход мамы и для него неожидан и неприятен. Ему тоже больно оттого, как с ними поступила она, не сказав ничего, ушла тайком из дома.

Звякнула вилка положенная на пустую тарелку. На кухне установилась тишина, нарушаемая только чириканьем попугайчиков в клетке.

– Как ты смотришь на то, Веста, чтобы уехать отсюда?

Девочка с широко раскрытыми глазами посмотрела на отца. Уехать без мамы? А если она вернется? Ей хотелось верить, что мама просто уехала на несколько дней.

– А мама? – жалобно спросила она.

– У меня есть возможность уйти из армии по сокращению, это сулит хоть какие-то деньги и сертификат на жилье. Для тебя это не так понятно, но именно об этом я хотел поговорить с твоей мамой. Мы переехали бы в большой город, и я смог бы найти работу более высокооплачиваемую, чем у офицера российской армии.