Первые две недели нашего пребывания, пока дяди Сашин друг с дочерью находились в Евпатории, дядя Саша с другом иногда по вечерам смыливались потусить, отдохнуть вдвоём. Мы оставались втроём, сидели, болтали, ужинали, пили чай с бутербродами.
То ли от большого количества солнца, то ли от морской воды, а может, просто от того, что срок пришёл, морда моя стала быстро обрастать щетиной, которая достигла такой длины, что стала напоминать какую-то козлиную бородку. Дядя, увидев это, предложил мне побриться, что я и осуществил его электрической бритвой, побрился первый раз.
Через две недели друг дядь Сашин с дочкой улетели домой, я переехал в дом, чему был не шибко рад, кровать была получше, но воздух, утренняя свежесть были потеряны, но дядя Саша настоял. А ещё через пару недель мы улетели в Москву, летели мы на Ту-104, я летел впервые, больших восторгов не испытал, но опыт показался мне интересным.
Вернулись мы в пятницу, утром субботы дядя Саша с Вовкой улетали в Свердловск, мать уехала их провожать, сеструха куда-то свалила с подругами, я лежал дома, отсыпался. Проснулся я от настойчивого звонка в дверь, чертыхаясь, пошёл отворять дверь в полной уверенности, что мать уже вернулась из аэропорта, однако в дверном проёме нарисовался Витька Медведев, в трениках, кедах, майке и с рюкзаком за спиной, под клапаном которого была пристёгнута телогрейка. Он сделал изумлённое лицо и выпалил: «Охренел, что ли, ещё не собрался, девки же ждут, договорились же, в двенадцать на Рижском вокзале собираемся». Я оторопел от такого напора: когда договорились, на каком вокзале, какие девки? Витёк мне снова: «Алек, проснись, девки же ждут». – Поржав надо мной, объяснил, что в моё отсутствие познакомился с компанией, девок там больше, чем парней, и они попросили привести с собой одного или двух ребят. У меня возник вопрос: куда привести? Витёк снова расхохотался: «А что? Я не сказал? Так в поход сегодня идём, сбор в двенадцать на Рижском, давай собирайся».
В шестидесятых – семидесятых годах в стране, в которой мы жили, под названием СССР стихийно стал развиваться туризм. Движение это поддерживалось: для тех, кто хотел заниматься профессионально, были различные туристические клубы, секции и объединения, настоящие маршруты, инструкторы, в любом пункте проката можно было по паспорту взять напрокат палатки-треноги, котелки, туристические топорики, рюкзаки со станком или без, спальные мешки, что мы и делали. А для остальных популярность туризма, особенно у городской молодёжи, имела простое объяснение: большинству негде было провести время в выходные в городе, уединиться с девушкой, собраться посидеть компанией, а туризм всё это предлагал.
Мы собирались компаниями от четырёх до двенадцати человек, брали в прокате весь инвентарь, кроме рюкзаков, рюкзаки удобнее было иметь свои. Всё же сборы начинались дома, брали в магазине харчи, как правило, мясную тушёнку, картошку или макароны, концентрат готового борща или супа в стеклянных банках, майонез, консервированный зелёный горошек, изредка сосиски или сардельки, хлеб, всегда водку. Пропорции были определены и менялись, только если был какой-то праздник или день рождения, закупками всегда занималось двое или трое, скидывались заранее. Места разведывались загодя, главными критериями были наличие воды – большое озеро, водохранилище, река или канал, время в дороге – не больше двух часов, но и не очень близко, и отсутствие пересадок, в том смысле, чтобы до места можно было добраться на электричке и далее пешком. Хотя в хорошие места, например, на Истринское водохранилище, не гнушались добираться на электричке, потом на автобусе и пешком. Походная практика научила ставить палатки в правильном месте, чтобы в дождь дно её было сухим, искать сухостой, в сырую погоду костра иначе не разведёшь, готовить на костре. Играли на гитарах, пели, веселились, чего греха таить выпивали, конечно. Когда кто-то уединялся в палатке, не завидовали, любовь или повезло, какое кому дело. Было хорошо, мы были молоды.
А в тот день я был рад тому, что возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал, причём у меня всё, что нужно для бала, было в наличие: рюкзачок, треники, кеды, рубашечка походная. Времени до встречи оставалось немного, так и были сборы недолги, думал я, но увы, маманя, очевидно, постирав мою ветошь походную, куда-то её притырила, да так, что я, как ни старался её найти, найти не смог. Мне кажется, что у женщин это какой-то особый дар, положить вещи так, что найти их невозможно, сейчас меня этим даром жена удивляет. Но это же не причина отказываться от такого весёлого мероприятия в начале лета; поскольку из своей старой одежонки я вырос, маменька купила мне светлый летний костюм, я надел его, взял гитару, какое-то старое байковое одеяло, плавки, ещё какое-то барахлишко, засунул всё это Витюхе в рюкзак, и мы отправились в турпоход. На Рижском вокзале нас ждали шесть девчонок и три парня, все одеты по-походному, с рюкзаками, котелками, палатками, появление ещё парочки походников, один из которых в светлом летнем костюме с гитарой, что и составляло весь его туристический багаж, вызвало весёлый ажиотаж. Были претензии к Витьку, где ещё один обещанный пацан, он игриво ответил: «Мы вдвоём справимся, его Алеком зовут». Под весёлый гомон и допытывания девчонок, с кем из них мы собираемся справляться и каким образом, мы загрузились в электричку.
На место дислокации прибыли засветло, поставили палатки, развели костерок, стали разбираться, кто в какой палатке будет укладываться спать, вопрос был существенным, каждый хотел понять, а с кем он спит? Ещё во время сборов дома я допытывался у Витьки, с кем он идёт, кого он запланировал в спутницы мне, но ничего толком он мне так и не сказал. Объяснял, что компания сложилась случайная, толком никто никого не знает, разбираться придётся на месте. Одна из девиц собралась идти за водой и спросила: «Я за водой, кто мне поможет?» Девушка была приглядная и боевая, но пока я разглядывал её, сравнивая с другими, один из парней сказал: «Пошли, я помогу». Увели деваху из-под носа, пока я спал в одном ботинке, какой афронт! Вернувшись с водопоя, девица заявила, что спать они будут вдвоём, в отдельной палатке. Огорчённый собственной нерасторопностью, я полез со своим барахлишком в одну из незанятых палаток, чтобы застолбить себе местечко. Оборудовав себе спальное место, я прилёг, лежал бездумно на спине, просто отдыхал, но мой покой был внезапно нарушен. В палатку шустро, как ящерка, юркнула худенькая девушка и, не мудрствуя лукаво, прилегла прямо на меня, что было вполне разумно, поелику больше в палатке прилечь было не на что. Поелозив немного, она расположилась на мне, как на диване, поудобнее, опёрлась острыми локотками мне в грудь и стала меня разглядывать, а рассмотрев, неожиданно влепила мне длинный, волнующий поцелуй, затем, опять опершись локтями о мою грудь, повернув голову в сторону предполагаемых собеседников за пределами палатки, провозгласила: «Я его проверила. Он не мальчик», – после чего так же шустро покинула пределы моей обители. Я ещё полежал, размышляя, из каких соображений она сделала такой лестный, как мне тогда казалось, вывод в отношении меня, и, убедившись в собственной неотразимости, пополз на волю, надо было помогать с приготовлением ужина, к тому же мужики явно ладились пропустить по полкружечки, побренчать на гитарке, да мало ли какие дела вечером в лесу у костра и рядом.
Вечером я снова был весьма удивлён, когда обнаружил, что на ночь рядом со мной деловито и весьма бесцеремонно располагается совсем другая девица, но это меня не огорчило. Как справедливо заметил Огюстэныч, в смысле Пьер Огюстен пацану в возрасте Керубино, неважно, за кем приударить – и за графиней, и за её камеристкой, да за любой юбкой, а уж если она сама пришла к тебе, не о чем говорить.
С утра кто смог продрать глаз, попили чаю и пошли купаться, я выпендривался своим южным загаром, после полудня выдвинулись домой. Настроение мне омрачало большое коричневое пятно на моих светлых брюках, которое я соорудил себе, хлопоча утром у костра, случайно вылив треть банки какао со сгущённым молоком, впрочем, советская химчистка утолила мои печали и через неделю костюм был лучше нового.
