Варя остановилась, резко обернулась к дядьке и проговорила не очень вежливо:

– Ну что, что вы хотите от меня? Благодарности за ваше заступничество? Но я ведь ни о чем таком не просила…

– Да господь с вами, милая, какая такая благодарность… Не нужно мне вашей благодарности! Только ведь дождь на улице… Ночь… А вы одна…

– И что?

– Как это – что? Разве можно молодой девушке одной ночью? Да еще в такое ненастье! Вы же промокнете… К тому же холодно ночью, и вы совсем замерзнете…

– И что вы предлагаете? Хотите вместе со мной промокнуть и замерзнуть?

– Да нет, что вы… Давайте лучше в кафе посидим. Там тепло…

– Да не пойду я с вами в кафе!

– Ну почему же? Хотя… Вы меня, наверное, не так поняли! Я ж ничего такого… Такого плохого и в мыслях не держу… Я ж от души предлагаю! Тем более мне и самому надо время убить, до моего поезда еще три часа… Не верите? Хотите, билет покажу?

– Да зачем же мне ваш билет, я же не полицейский…

– Нет, отчего же? Я могу показать!

– Не надо, – замотала головой Варя. – Я вам верю.

– Тогда пойдемте! Холодно же на улице…

Вон я уже весь промок. А кафе тут рядом, за углом… Оно как бы при вокзале, и потому круглосуточное… Чебуреки там очень даже неплохие, я ел!

Дядька так вкусно сказал про эти самые чебуреки, что Варин рот моментально наполнился голодной слюной. И впрямь, когда она сегодня в последний раз ела? Кажется, вообще ни разу… Если не считать утренней чашки кофе, той самой, перед разговором с Максом… Да, тогда она съела кусок сыра без хлеба. Очень вкусно, когда пьешь кофе вприкуску с сыром.

– Ладно, пойдемте. Только у меня денег нет, – развела руками Варя. – Так уж вышло, простите.

– Да это ничего, я же понимаю, что вы… У каждого в жизни выпадает такой момент, когда вот так… Это я понимаю, да… Идемте, идемте, пока совсем не промокли! Это совсем рядом…

Так они и зашли в кафе странной парочкой – толстый деревенский дядька с чемоданом и дрожащая от холода и несчастья пигалица с прилипшими к щекам мокрыми волосами. Впрочем, оценивать их как парочку было некому – в кафе об эту ночную и ненастную погоду почти никого не было. Зато – о, чудо! – в кафе был камин, хоть и не настоящий, а электрический, но тепло от него шло основательное, можно сказать, агрессивное.

Варя на ходу стянула с себя куртку и села за столик, который ближе всего стоял к камину. И только сейчас почувствовала, как сильно устала. А может, просто силы закончились…

Дядька суетился у нее за спиной, приговаривал быстро себе под нос:

– А вот мы сейчас чайку горяченького… Да с чебуреками… А курточку я вот тут, на соседнем стульчике, расположу, чтобы просохла… А где ж официанточка, чего не идет? Уснула, что ли? Вы сидите, а я на разведку схожу, может, и впрямь уснула…

Варя усмехнулась, отметив про себя – как у дядьки все звучит мягко и округло: курточка, стульчик, официанточка… Наверное, он очень добрый дядька. А еще, наверное, у него семья большая и дружная, и он всех домочадцев нежно любит. Что ж, повезло им… Кому-то много любви в жизни перепадает, а кому-то – с гулькин нос. Нет справедливости в распределении любви, ничего не поделаешь.

Дядька вскоре вернулся, сел напротив Вари, доложил торопливо:

– Я заказал чаю горячего, чебуреков да пирожков сладких… Еще сосиски хотел, да они тут невкусные, я пробовал. Или надо было сосиски?

– Нет, нет, не надо… – торопливо отказалась Варя. – Я только чаю выпью и чебурек съем… Я вообще мало ем, знаете ли. Могу быть сыта рисовым зернышком, как Дюймовочка.

– Оно и видно, что ж… – почему-то грустно вздохнул дядька, мельком глянув на нее. – Все вы тут в городе со своими диетами с ума посходили… Вот в наше время как было? Чем девка справнее, тем она больше у парней в моде! А сейчас что? Кожа да кости, жалкость одна… О, а вот и наш чай с чебуреками! Молодец официанточка, расстаралась!

Когда расторопная «официанточка», оказавшаяся пухлой возрастной теткой с траченными перекисью химическими кудряшками, вальяжно удалилась, Варя протянула руки, оплела пальцами горячую чашку, закрыла на мгновение глаза. Вот оно, последнее плотское удовольствие. Много ли надо несчастному человеку в его несчастье – ощутить крупицу тепла продрогшими пальцами… А чебуреком как вкусно пахнет! Мясом и горячим жареным тестом! Это ж можно с ума сойти…

– Да вы ешьте, девушка, ешьте… Чебурек надо горячим есть, чтобы мясной сок не остыл… – заботливо посоветовал дядька.

– Спасибо… Меня, кстати, Варей зовут. И ко мне можно на «ты».

– О, Варя! Варвара, значит! Хорошее имечко! Мою матушку покойную Варварой звали…

– А вас как зовут?

– Так Сергей Семеныч я… А фамилия моя – Караваев.

– Очень приятно, Сергей Семеныч. Спасибо вам за угощение.

– Да на здоровье, что ты… Ешь давай… Еще не угостилась, а уже благодаришь…

Варя взяла обеими руками чебурек, откусила. Сок брызнул ей на щеки, и она отпрянула от неожиданности, чуть не подавившись.

– Ой, ну что ты, господи… – замахал руками Сергей Семеныч, сострадательно выпучив глаза. – Я ж тебе говорю – там соку мясного много, осторожнее надо… Вот, возьми салфеточку, оботрись…

– Я ж не жнала… – подавив неловкий смешок, проговорила Варя, торопливо прожевывая, – а правда, вкушно-то как…

– Так я ж говорю… Ну, ешь давай, ешь…

Варя ела, торопясь и обжигаясь, а Сергей Семеныч молчал, смотрел, как она ест. Было в его взгляде что-то такое… Жалостливое, но вовсе для нее не обидное. Так, наверное, смотрят любящие отцы на своих блудных детей.

Когда она, съев два чебурека и выпив чашку чаю, откинулась на спинку стула, он произнес твердо, в совсем уже другой тональности:

– Ну, давай, дочка, рассказывай… Что у тебя там стряслось…

Варя напряглась, спросила с холодной настороженностью:

– Чего я должна вам рассказывать?

– Ну как, чего… Почему на вокзале ночуешь? Как так получилось?..

– Хм! Странный вы, Сергей Семенович! И вопросы у вас странные! Я ж не спрашиваю, почему вы на вокзале ночуете, правда?

– Так я чего… Со мной-то как раз все понятно! У меня поезд в шесть утра! Опоздал я на дневной-то поезд, вот и пришлось билет менять…

– Вы транзитный пассажир, что ли?

– Ну… Можно и так сказать. От сына я еду, он у меня под Сочи живет, в Лазаревском… Слыхала, наверное? А может, и была?

– Была когда-то… В детстве, с родителями. Хорошо там, в Лазаревском…

– Ну вот! – почему-то очень обрадовался Сергей Семенович. – А сын мой, Антоха, отдыхать туда ездил, да так и остался, женился на местной девахе… Уже второго внука нам с женой народил, представляешь? А я, стало быть, решил на обратном пути своего армейского дружка навестить, давно уж обещался. То да се, выпили, засиделись… Всю ночь проговорили… А утром я и будильника не услышал, и на поезд дневной опоздал. Да, сильно мы на грудь приняли… И то, почти двадцать лет не виделись… Проснулся я, а в квартире никого нет, вся семья по делам разбрелась. Гляжу – батюшки… На поезд-то я опоздал! Ну вот, пришлось собираться да дуть на вокзал, и билет взял только на утренний поезд… Возвращаться-то неудобно было, у друга ж семья, свои дела, свои заботы… Да и попрощались уже вроде, неудобно… Да что я все о себе да о себе! Давай, рассказывай!

Варя улыбнулась, пожала плечами. Вовсе она не собиралась ничего рассказывать этому странному дядьке. Да и зачем, собственно? И без рассказов внутри все болит… Так болит, что лишний раз трогать больное место не хочется. Раньше так не болело, а теперь, когда отогрелась… Наверное, и боль тоже внутри отогрелась, ожила. Не надо было в кафе идти. И согреваться не надо было, пусть бы она лучше замороженной оставалась. И чай пить не надо было, и чебуреки есть, и разговоры разговаривать… И зачем этот дядька на нее так смотрит, ничего она ему не должна! Накормил – и спасибо…

Варя поняла, что сейчас заплачет. Отвернулась к окну, прикусив губу…

– Что ты, милая, что ты… Не хочешь, так и не рассказывай, просто так посиди… Я ведь и не настаиваю, я ж как лучше хотел… Может, помочь чем смогу… Ладно, давай помолчим, если хочешь…