Мы бегом, держась за спинами вытянувшихся во фрунт солдат, поспешили к домику. Капрал стукнул в ворота, окошко приоткрылось, кто-то глянув в него и распахнул ворота, куда нас затолкали ретивые охранники. Ворота захлопнулись, а мы сказались в тесном дворике.

- Принимай, господин сержант Панкрат Матвеевич, арестантов на гауптвахту, - обратился Михеич к рябому большерукому верзиле, с пышными седыми усами и большим красным носом, опиравшемуся на толстую суковатую палку.

- Чего ж не принять? - вынув изо рта трубку, хмуро посмотрел на нас из-под густых седых бровей неприветливый и мрачный Панкрат Матвеевич. - На то и гауптвахта, чтоб арестантов принимать.

- Места у тебя хватит? Сумеешь запихнуть этих разбойников?

- На то она и гауптвахта, чтобы в ней всегда места хватало, - всё так же угрюмо отозвался мрачный Панкрат.

- У тебя там народу, наверное, полно? - хитро глянул на него капрал.

- Ну, поперва, скажем, ежли нужно будет - я их, как сельдей в бочку набью, - пообещал "добрый" Панкрат Матвеевич. - К тому же нет сейчас никого на гауптвахте.

- Как это так - нет никого? - удивился капрал. - Вчера только двенадцать арестантов у тебя под стражей содержалось?!

- Вчера содержалось, - кивнул невозмутимый Матвеевич.

- И куда они подевались? - спросил капрал.

- Как так - куда? - зевнул, наскоро перекрестив рот, Панкрат Матвеевич. - Троих в гвардию забрали, а остальных господа Императоры казнить приказали. Кого колесовали, кого расстреляли, кому голову отрубили.

- Во, слыхали? - весело ткнул меня в бок капрал, приглашал порадоваться вместе с ним.

Я предусмотрительно промолчал, радоваться почему-то не хотелось.

- Ты их хотя бы по именам переписал? - спросил хмурый Панкрат Михеича.

- Пустое дело разбойников переписывать, родословную у них спрашивать. Сам знаешь, они все Иванами называются. Пиши, как обычно, Иваны, родства не помнящие.

Сержант Панкрат пересчитал нас, тыча в грудь суковатой палкой. Снял с пояса связку больших ключей и кивнул на двери весёлого желтого домика, совсем не похожего на гауптвахту.

Внутри весёлого снаружи домика нас ждало большое разочарование. Повели нас не в уютные комнаты, а велели спускаться в подвал, к обитой кованым железом двери.

На своё несчастье я замешкался на ступенях, сержант безжалостно огрел меня палкой по спине, отчего я по ступеням не спустился, а скатился кубарем прямо на головы друзьям.

Сержант, опираясь на толстую палку, которую я сразу же возненавидел, спустился следом, огрел палкой зазевавшегося Ивана. Солдат открыл низкую дверь, в которую мы с трудом протискивались, встав на четвереньки, а нас подгоняли сзади, веселясь, пинками и ударами прикладов и палки, сержант и охрана.

За дверями нас ждала сырая и холодная камера, в которой был земляной пол, на нём лежала прелая солома по углам, накрытая сгнившим тряпьем, это были наши кровати.

- Эй! Изверги! - крикнул, набравшись храбрости, скоморох. - Пожрать хотя бы дадите?

- Зачем покойнику жрать? - хохотнул кто-то за дверями.

- А если мне по нужде нужно?! - не унимался Яшка.

- Тебе нужно, ты и ходи, - равнодушно ответили из-за дверей, и добавили: - Куда хочешь.

- Вот это мы влипли, - вздохнул после долгой паузы Буян.

- Да уж, - согласился с ним скоморох. - Попали мы, как кур в ощип.

- Почему капрал сказал, чтобы нас не спрашивали об именах? поинтересовался я у Буяна. - И почему он сказал нас Иванами писать?

- Они нас за разбойников считают, - пояснил Буян. - А когда беглых ловят, или разбойников, про имена спрашивать начинают, те, чтобы не выдавать себя, если что за ними водится, грехи какие, называются Иванами, а про родство говорят, что не помнят. Иванами, родства не помнящими таких зовут. А ещё так называют тех, кто родственников позабыл, кто Родине изменил...

- Давайте думать, что делать будем? - спросил Черномор. - Что предпринимать?

- Для того, чтобы думать, у нас атаманы да воеводы имеются. Да целых два: ты, да Буян, - ехидно вставил скоморох. - У вас на плечах кочаны большие, вы и думайте.

- Что там думать? - зевнул Буян. - Отсюда одна дорога - на плаху. Чего суетиться зря?

- На какую плаху?! -подпрыгнул скоморох, ударившись головой о низкий потолок. - Ты что мелешь?! Думать давайте! Вон нас сколько, неужели ничего не придумаем?!

- То-то, - пригрозил кулаком Буян. - Сразу вспомнил, что нас много! "Пускай атаманы думают". Всем думать надо, может, что и придумаем. Одна голова хорошо, а много - ещё лучше.

И мы стали думать.

Глава тридцать вторая

Алёша и присяга

Мы стали думать, но как выбраться из этого мрачного подвала, придумать не могли.

Я вспомнил историю легендарного графа Монте-Кристо и поделился подробными воспоминаниями о прочитанном с приятелями.

- И что ты предлагаешь? - усмехнулся Буян, с большим вниманием и интересом выслушав моё повествование. - Начинать землю рыть? Ты не помнишь, сколько времени твой граф, как его? Мотя, что ли? Сколько лет он подкоп рыл?

- Точно не помню... - смутился я, вспомнив, что несчастный граф рыл подкоп много лет. - Долго он его рыл. И попал, кажется, не на волю, а в соседнюю камеру. К тому самому аббату, который ему остров с сокровищами завещал.

- Видишь, много лет рыл. Да и то не туда вырыл, - вздохнул Буян. - А нам и мышиную нору не успеть выкопать: слыхал, как сержант рассказывал про тех арестантов, что перед нами здесь были? Нас долго держать не станут. Суд у них короче воробьиного носа.

Устроившись на полу, мы ещё какое-то время пытались найти выход из создавшегося печального положения, но ничего путного так и не придумали.

Мы уже смотрели тревожные сны, когда низкая дверь заскрипела и открылась. Скрип и скрежет были такие ужасные, что мы проснулись, невольно щурясь от света фонаря, поставленного на пол с той стороны низких дверей. В голове замелькали страшные мысли о пыточных подвалах, о страшных допросах с пристрастием и тайных казнях. Представив всё это в подробностях, услужливо предоставленных разгулявшейся фантазией, я поневоле вздрогнул.

За дверью кто-то приказал глухим голосом:

- Ты, который со шрамом на роже, вылезай сюда!

Мы уставились на Буяна, он вздохнул, натянуто улыбнулся всем нам и, встав на четвереньки, перекрестился, и полез в низкие двери.

Мы притихли, обратившись в слух. Неугомонный скоморох пополз в угол возле дверей и устроился там.

- Ты откуда пришёл? - строго спросил невидимый солдат Буяна. - Откуда взялся?

- Как это откуда взялся? - переспросил Буян. - С болота пришёл. Из трактира "Чай в присядку".

- Спьяну на болото забрели, что ли?

- Почему спьяну? - обиделся Буян. - Мы трезвее трезвого все.

- А говоришь, что прямо из трактира. Покажи-ка, что за образок у тебя на груди висит? - приказал солдат.

- Ну да! Я тебе покажи, а ты его заберешь, - отказался недоверчивый Буян. - Образок мне женщина одна подарила, не могу я образок этот никому отдать.

- Сам не покажешь, я тебя пристрелю! - пригрозил невидимый солдат.

- Ну, смотри, только, чур, не забирать! - согласился Буян.

. - Это матери моей образок! - воскликнул солдат

- Ты Макаровны сын, что ли?! Тебя Алёшей зовут?

- Ты откуда знаешь, как меня зовут? - воскликнул солдат. - Откуда мать мою знаешь?

- Мать твоя с прошлого года по болоту бродит, тебя ищет. Мы ей поначалу и помогли, трактир наш показали, чтобы она хотя бы обогреться могла, обсушиться. Она нас сюда она привела. Ей самой нельзя идти. А мне дала образок этот, чтобы ты нас по нему узнал. Мы обещали тебя ей вернуть.

- Вас я выведу, а сам не смогу с вами пойти. Меня дядька Панкрат Матвеевич выручит, он мне как родной, а уйти не смогу, я слово дал.

- Какое слово?! Кому ты служить обещал?! - хлопнул себя по бокам Буян. - Это же не настоящие цари, а призраки. Как можно призракам обещания давать?!